Чуть позже, тем же вечером, я, в стороне ото всех, спросил у Фэйдхана, что означало услышанное мною слово.

– Простите, Вы уверенны, что именно так оно и прозвучало? – Переспросил он меня.

– «Сайбхлен», «сабихелайн»… – Безуспешно пытался я вспомнить.

– Может быть, «саибхелайн»?

– Да, вроде бы оно. – Неуверенно согласился я.

– Но где же Вы могли его услышать? – Как мне показалось, несколько смутившись, спросил Фэйдхан.

– Разве это важно? – Уклончиво ответил я. – Так всё же, что оно означает?

– Ну, пожалуй, самым близким будет перевод «дикарь». – в голосе старейшины явственно чувствовалась неловкость.

Признаться, я не то чтобы был сильно удивлён, скорее, хотелось выяснить на самом ли деле Аррогант испытывает неприязнь ко всему людскому роду или именно я заслужил такое «особое обращение». Впрочем, и это была не та проблема, которая занимала все мои мысли, гораздо сильнее меня мучал вопрос о том, чего же от нас хочет лично король всех эльфов. Кажется, у Фэйдхана имелись на этот счёт какие-то догадки, но и он не спешил ими делиться.

Эта неделя выдалась богатой на впечатления, но при этом спокойной и безмятежной, против обыкновения, мы не попали ни в какие неприятности по дороге, так что в назначенный срок уже приближались к столице эльфов Мор-Байэлю.

То, что мы подходим к сердцу этих земель, чувствовалось ещё издалека. На широком лесном тракте стало заметно больше путешественников. Каждое эльфийское поселение, в основе своей, было самодостаточно, всем необходимым жителей обеспечивал лес, но, всё же, некоторые редкие предметы, вроде железа, искусных украшений и плодов из южных земель, натуральным обменом распространялись по всему Хойиль-Мхору, ну и, конечно же, столица, была центром всех транспортных путей государства эльфов. Дорогу к главному городу украшали высокие деревянные арки, с ажурной резьбой и увитые многочисленными лозами. Когда же заросли расступились, пред нами наконец предстал величественный город, даже мои самые смелые фантазии не могли сравниться с тем, что я сейчас видел перед собой. Центром каждого эльфийского поселения служил огромный дуб, но здесь, в столице, их было сразу несколько, притом были они гораздо больше, можно сказать монструознее, стояли вплотную друг другу, образовывая единое строение, а по самому центру, как Голиаф, возвышался главный, самый большой из всех. Думаю, даже всё население небольшого людского города, взявшись за руки, не смогло бы обхватить его ствол. Выглядело всё это величественно, захватывающе и, даже немного пугающе. Почему-то, мне вдруг вспомнился вид на Москва-Сити, открывающийся с Воробьёвых Гор.

– Дара Арсэйд. – Произнёс Фэйдхан, указав на главный дуб.

Я посмотрел на своих спутников, конечно Луминия и Максим Виленович были поражены не меньше меня, а вот каждый из эльфов отреагировал по-разному: Сеаллад, не скрывала своей радости, Фэйдхан, наоборот, казалось, немного погрустнел, а вот Аррогант, не проявлял никаких эмоций, притом, как мне показалось, делал это слишком нарочито, как типичный житель столицы, давно привыкший к тем чудесам, что впервые видят провинциалы.

– Признаться, я ожидал большего. – Решил я немного поиздеваться над заносчивым эльфом.

– Ну конечно, я и не думал, что… – он сдержал вертевшееся у него на языке грубое слово – такой как ты, сможет оценить красоту древнейшего из городов моего народа. – Похоже, моё предположение было верным, как и любой житель крупного города, делающий вид, что его давно уже не волнуют красоты родных мест, он не на шутку завёлся, когда кто-то действительно сказал, что не находит в этом ничего особого.

У корней дубы окружала величественная стена, хотя, скорее это можно было бы назвать живой изгородью, если бы только изгороди достигали высоты в двадцать метров. Это были плотно прилегающие друг к другу дубы, сросшиеся стволами, не иначе как тут была задействована эльфийская магия, в природе они не смогли бы выжить, находясь близко друг к другу, но эти выглядели вполне здоровыми. Город окружал ров, постоянно наполняющийся водой из протекающей рядом реки, оставалось только дивиться тому, что все эти величественные растения ещё не выпили её досуха.

Более того, у города был и посад, и он прожал не меньше величественных дубов. Дело в том, что, по сравнению с невероятным, сказочным городом, постройки, стоявшие за стенами, были совершенно обыденными, то есть совсем, часто встречались даже дома, точь-в-точь выглядящие как людские. Один раз мы повстречали что-то, что в своём мире я назвал бы длинным домом викингов.

– Согласно древней традиции, в черте города запрещено возводить дома, подражающие чужим культурам, – пояснил Фэйдхан – поэтому многие века, те, кому хотелось чего-то необычного, строились здесь, за городской стеной.

– Никогда ещё не видел таких огромных поселений ни у людей, ни у эльфов. – Признался я.

– В столице живёт столько же эльфов, сколько и во всём остальном Хойиль-Мхоре.

– То есть половина населения страны живёт в одном городе? – Удивился Максим Виленович. – И сколько же это?

– Около ста тысяч. – Ответил Фэйдхан.

Лумнию эти цифры изумили куда сильнее, чем нас с Максимом Виленовичем, видевших города-миллионники. Однако, в этом мире людские города, достигших таких размеров можно было пересчитать по пальцам одной руки, а чаще всего, население какого-нибудь вольного города, вроде Галлена, не достигало и десяти тысяч.

А между тем, мы уже шли по улице, если не считать не замощённой дороги, напоминавшей многие из тех, что мы видели в людских городах, здесь даже стояло здание, похоже на трактир, чего мы не видели ни в одной из эльфийских деревень.

– Но, откуда? – Удивился я.

– Видите ли, Виктор, когда многие века живёшь среди красивых, но однообразных эльфийских построек, рано или поздно, захочешь как-то выделиться среди остальных, особенно здесь, в столице. Поэтому со временем, в посаде появились такие небольшие кварталы, подражающие людскому, гномьему и, даже, орчьему стилю. Мода на это возникла около двухсот лет назад, но многие из самых закостенелых старейшин до сих пор готовы предать все эти места огню, лишь бы остановить влияние варварской, по их мнению, культуры. – Продолжал пояснять нам Фэйдхан.

Сеаллад же, никогда не видевшая ничего подобного, с восхищением рассматривала и комментировала, казалось, каждое бревно в стоящих вокруг домах. Аррогант, в свою очередь, только презрительно хмыкнул, проходя по «людскому» кварталу.

Когда мы подошли к величественным дубовым воротам города, начало вечереть. На страже стояли два воина, каких я ещё не видел здесь, с копьями, скимитарами и в необычной броне, из вываренной кожи, усиленной костяными вставками, шлем каждого из них венчали оленьи рога. Судя по всему, в стражи ворот столицы отбирали только самых рослых эльфов, эти были выше окружающих на голову. Я уже знал, что большую часть эльфийской армии составляло ополчение, но судя по всему, имелись и регулярные войска, но сейчас расспрашивать об этом Фэйдхана я не стал.

Тем более, моему взгляду, наконец предстало убранство самого чудесного из городов, что я видел в жизни, у меня бы не хватило духу съязвить даже для того, чтобы позлить Арроганта. Здесь не было строений в привычном понимании этого слова, все дома-капли, казалось сами выросли из земли, некоторые были в виде уже привычных нам плетёных ульев, другие же представляли собой деревья, крона которых собралась в шар, служащий жилищем. Я готов был поспорить на что угодно, что весь этот величественный город был построен без единого гвоздя. Хотя, уместно ли тут вообще слово «построен»? А ещё здесь было то, что я уже давно отвык видеть в людских поселениях – уличное освещение, множество магических шаров, будто светлячки, парили в воздухе.

Ну и, конечно же, немало эльфов, прогуливающихся по многочисленным аллеям и площадям, либо сидящим на коврах и подушках прямо здесь же, а из иных мест доносилась музыкаи веднось как собравшиеся танцуют. В отличие от своих собратьев, из всех виденных мною ранее поселений Хойиль-Мхора, столичные жители носили исключительно шёлк, не признавая сукна, да и оружие у на поясе можно было увидеть куда реже. Сказать, что мы были поражены увиденным, ничего не сказать, некоторые время мы просто шли молча, не в силах ничего выговорить. Первым дар речи вернулся к Максиму Виленовичу, чей пытливый ум вечно не давал ему покоя.