Я уже неоднократно слышал от нее это слово — «пенициллин», но так толком и не понял, что она имеет в виду. Впрочем, каждый имеет права на собственные причуды. Потемкин, тот стихи скабрезные сочиняет, а Вяземский по вечерам на спицах вяжет. Я же говорю — причуды!

А чтобы лучше запомнить это странное слово, я дал такое прозвище своему домашнему коту, который уже почти год проживал в моем доме без всякого имени.

Так что теперь у меня был свой собственный Пенициллин. К слову сказать, нового жеребца, которого Гаврила купил вместо насмерть загнанной мною Стрелки, мы прозвали Майонезом…

К тому моменту, как служанка позвала нас на ужин, мой камзол уже просох. Одевшись, я спустился в столовый зал, где за большим столом сидел в гордом одиночестве обер-вахмистр Глапп.

Дожидаясь, пока остальные соизволят к нам присоединиться, мы с ним выпили немного водки, закусив чесночным хлебом. Их кухни доносились будоражащие ароматы жареного мяса и еще чего-то весьма аппетитного, что наверняка было приготовлено специально для нас и вскорости должно было оказаться на столе.

Слуги суетились, так и бегали взад-вперед, выставляя перед нами все новые и новые блюда, так что мы с Генрихом не удержались и выпили еще водки, закушав ее жареной стерлядкой.

Дожидаться остальных сразу стало веселее, да и обер-вахмистр принялся рассказывать мне истории из своей службы в Ангальт-Цербстском полку покойного батюшки принцессы Софии Августы Фредерики. При этом он то и дело принимался хохотать и долбить кулаком по столу, отчего вся посуда начинала подпрыгивать и звенеть.

Я же ничего смешного в этих рассказах не находил, но из приличия тоже посмеивался, а в ударных местах даже совсем по-свойски хлопал обер-вахмистра по плечу, с каждым разом все сильнее и сильнее. В последний раз я уже хлопнул так, что он едва не скатился со стула и с удивлением уставился на меня.

— Зер гут, майн фройнд, — сказал я, чтобы немного сгладить положение.

Генрих принужденно хихикнул, уселся на стуле поудобнее, но истории свои больше не рассказывал. Впрочем, как раз в этот момент наверху послышались голоса, звонкий смех, и на лестнице показалась герцогиня Иоханна, следом за которой следовали Кристоф с принцессой Фике.

Герцогиня выглядела великолепно! За то время, пока я валялся на кровати и в полудреме вспоминал события последних дней, служанка успела поработать над ее поникшей прической, и теперь на голове у нее возвышалась самая настоящая сторожевая башня, укрепленная каркасом из металлических спиц, увенчанных навершиями в виде крошечных пушек. Несмотря на свою миниатюрность, сделаны они были с большим вниманием к мелочам: форма лафетов и длина стволов позволяли определить их, как «единорогов». Впрочем, это и не удивительно, ведь покойный супруг герцогини был генерал-фельдмаршалом. А до того, если верить обер-вахмистру — генералом от инфантерии.

На фоне своей матушки Фике смотрелась не столь ярко, но куда как свежее. Вместо строгой неподвижной маски, которую напоминало фарфоровое лицо герцогини, милое личико принцессы представляло собой целый театр чувств и эмоций, которые переполняли ее ежесекундно. Пухлые, наполненные молодой кровью губы то растягивались в улыбке, обнажая блестящие зубки, то поджимались, придавая лицу слегка обиженное и какое-то детское выражение. Глаза так и метались по сторонам, словно хотели увидеть и запечатлеть каждую мелочь.

Движения ее не были такими же грациозными, как у матушки — скорее резкими и порывистыми, — но это только добавляло ей той свежей прелести, которая начисто отсутствует у закостенелых матрон.

Кристоф, улыбающийся настолько широко, насколько ему это позволяло сделать анатомия, шел последним и что-то говорил принцессе. Она непрерывно смеялась.

Мы с обер-вахмистром Глаппом одновременно поднялись на ноги, чтобы приветствовать дам. Герцогиня спустилась в зал первой, подошла к столу и остановилась рядом со мной. Протянула руку для поцелуя, что я не замедлил сделать.

— Мадам, вы выглядите прекрасно, — сказал я.

Она натужно улыбнулась, явно не понимая смысла моих слов. А затем вдруг приподняла брови и спросила на неплохом французском:

— Мой друг, вы говорите по-французски?

— Уи, мадам, — отозвался я. — И весьма неплохо. Если верить, конечно, моему гувернеру Пьеру. Но он слишком много пил, а к концу жизни и сам уже говорил едва внятно.

Грозя мне пальцем, герцогиня позволила себе посмеяться над моей шуткой, которая на самом деле была чистой правдой. Тогда я услужливо выдвинул стул. Подскочившая служанка помогла подобрать пышные юбки, и герцогиня села, с интересом рассматривая яства перед собой.

— Выходит, вы все это время просто не желали со мной разговаривать, Алексей, — сказала по-французски герцогиня. — Мы с вами уже давно могли бы нормально общаться.

— Мне не так часто приходится вспоминать мой французский, — оправдался я. — Признаюсь, он не так уж и хорош.

Я знал, что он хорош. У во всяком случае не хуже, чем у самой герцогини. Но должна же она чувствовать превосходство надо мной!

Фике и Кристоф сели напротив нас. Кристоф сразу же схватил со стола вилку и показал ее принцессе.

— Вилка! — радостно оповестил он.

Должно быть, урок русского языка у них то и дело возобновлялся.

— Вилка! — столь же радостно повторила Фике. — Габель!

— Габель! — обрадованно воскликнул Кристоф.

Было уже непонятно, то ли он учит принцессу русскому, то ли она учит его немецкому.

— Милая моя Фике, говорите уже по-французски и не морочьте никому голову! — царственным тоном велела дочери герцогиня. — Знание русского вряд ли пригодится вам в жизни. Скоро вы станете Великой княгиней Сагарской, и говорить вам придется только на немецком.

— Хорошо, матушка, — послушно отозвалась принцесса.

— Я слышал, там у них в Сагаре особое произношение, — благодушно заметил Кристоф. — Как будто куры кудахчут.

— За титул Великой княгини Фике станет и кудахтать по-куриному, и даже мычать по-коровьи, если придется! — резко ответила герцогиня. При этом она сжала под столом мою коленку так, что я чуть не подавился жареной перепелкой.

Кристоф хотел что-то возразить, но в этот момент с кухни внесли огромный кипящий самовар и водрузили его в центр стола. Обер-вахмистр с Иоханной уставились на него в полном изумлении, а Фике даже тихонько взвизгнула, зажав рот руками.

— Самовар, — с довольным видом объяснил Кристоф.

— Са-мо-фар… — как зачарованная повторила принцесса.

Кристоф вкратце ознакомил заграничных гостей с устройством самовара, ошпарился кипятком, а затем мы приступили наконец к трапезе.

За ужином мы условились, что завтра в путь отправляемся с рассветом. Разбойники в ранний час засады на дорогах не устраивают, да и звери хищные в это время уже спят. Самое безопасное время суток, по моему мнению. А что касается прочей нечисти… Тут уж мы ничего предугадать не в силах! Как господь даст, так все и случится. Тут главное не зевать. Как говорится, на бога надейся, а шпагу лучше держать наготове.

Беседа наша велась на странной смеси немецкого, французского и русского языков, и я порой терялся, забывая, кому и как следует отвечать. И в конце концов полностью перешел на французский, которым в той или иной мере владели абсолютно все.

Усиленно наглаживая мое колено, герцогиня уверяла всех, что является родной сестрой наследника шведского престола Адольфа Фридриха, и если бы жизнь сложилась немного иначе, то и сама могла бы стать в будущем шведской королевой.

— Да-да, любезные мои, это очень даже вероятно! — заверила она. — В нашем роду издавна было принято беречь чистоту крови, так что браки внутри семьи для нас — вполне обычное дело. Моя мама́ была кузиной моего папа́, а бабушка с дедушкой, между прочим — родными братом и сестрой. И сохранившуюся чистоту нашей крови вы можете лицезреть прямо сейчас!