Постепенно мы все дальше отдалялись от границы. Влияние поля магии Красной Линии, ощущалось все слабее и слабее, и часа через три пути на привале я впервые решился использовать магию. Ничего необычного — простая «эфирка» с поджогом сушняка, из которого Кристоф сложил небольшой костер. Обошлось без происшествий.

Сам неофит тоже попытался высечь из пальца огонек пламени, но вместо этого он устроил самый настоящий пожар, тушить который пришлось при помощи «водяной котомки». И слава Иисусу, что здесь это заклинание уже работало вполне исправно, а не так, как это было в Горной Поляне.

Зато Кристоф убил куропатку! Без всякой магии, обычной шпагой. Уж не знаю, как это у него получилось, но обед у нас вышел славный. Правда, без хлеба и вина, но зато с жареной птицей. Даже Фике не побрезговала подобного угощения, хотя у нас не было с собой даже соли, и послушно откусывала кусочки мяса прямо из рук Кристофа. При этом они оба так заливисто смеялись, словно и впрямь в этом можно было найти что-то смешное.

Немного отдохнув после трапезы, мы вновь пустились в путь и к вечеру вышли к большому озеру, чьи воды издали показались нам кроваво-красными. Но я понимал, что это просто игра света в лучах заходящего солнца, потому что озеро это носило имя Лазурное, и где-то здесь, на самом его берегу, обитал старый викинг Ларсон. Он-то и должен был переправить нас с в Петербург.

Берег был ровным и травянистым, и мы спешились, чтобы немного пройтись пешком. Фике вела себя очень беззаботно, создавалось впечатление, что ее нисколько не удручало все произошедшее. А может она просто успела позабыть о всех своих ночных страхах и утренних переживаниях. Сагарские упыри теперь уже остались где-то далеко. Как и эшафот, на котором казнили несчастного Глаппа, и на котором могли бы казнить и Кристофа.

Должно быть, собственное будущее ей сейчас казалось светлыми и безоблачным, и она видела себя в объятиях мсье Завадского в каком-нибудь уютном загородном доме, с детишками на руках и пряниками на столе.

Вряд ли что-то плохое приходило в эту минуту ее светлую голову.

О плохом надлежало думать мне самому. Одну загадочную девицу мне уже пришлось приютить в своем доме, и даже более-менее удалось убедить людей, что она приходится мне кузиной, приехавшей погостить из Новгорода. Но если у меня появится вдруг вторая кузина, то это уже будет, пожалуй, перебор! Тем более, что по-русски она говорит не особо хорошо.

К тому же история с похищением сагарской невесты наверняка скоро станет достоянием общественности, и здравомыслящему человеку не составит особого труда сопоставить факты.

М-м-да! Интересно, мне отрубят голову или просто вздернут на виселице? Попробуй потом докажи, что ты здесь вообще ни при чем.

С другой стороны, Кристоф все это затеял, вот пускай он и ведет принцессу в свой дом! Пусть убеждает папеньку с маменькой, что это его кузина из Новгорода. Или откуда они там родом? Из Варшавы какой-нибудь…

Пока я размышлял таким не особо веселым образом, Кристоф с принцессой резвились вовсю. Они бегали друг за другом по берегу озера, бросались сорванными цветами, хохотали как сумасшедшие. Даже в воду забегали, и принцесса умудрилась намочить низ платья. Свои туфельки она давно сняла и теперь носила, нацепив на два пальца, а по траве бегала босиком, словно какая-нибудь деревенская простушка.

Собственно, по большому счету она и была деревенской простушкой, и не ее вина, что сильные мира сего сорвали ее с привычного места и отправили черт знает куда. В вертеп кровавых упырей.

И как нормальная деревенская простушка она не испытывала особых стеснений по поводу своих естественных надобностей. Как только ей приспичивало отойти по нужде, она тут же нам сообщала об этом по-немецки: «Ин ди бюше». А потом добавляла уже по-русски: «В кусты!» И уходила в кусты, а вскоре возвращалась оттуда, на ходу поправляя юбки и пиная траву босыми ногами…

Так мы прошли вдоль берега почти две версты, когда заметили рядом с белой ивой бревенчатый домик, огороженный с трех сторон покосившейся оградой из длинных жердей. Четвертая сторона смотрела прямиком в озеро. У деревянных мостков, уходящих далеко в воду, слабо покачивалась на волнах привязанная лодка.

Если я не ошибся, это и был дом «тропуна» Ларсона, и он мог отправить нас в Петербург немедленно.

Подойдя к ограде, мы остановились, не найдя калитки. Просто перелезать через жерди мне не хотелось — все-таки мы здесь гости, а не воры. И потому я громко крикнул, всматриваясь в окна домика:

— Хозяин! Есть кто дома⁈

— Чего шумишь? — внезапно послушалось из-за спины, и я от неожиданности даже вздрогнул. Обернулся.

Позади нас стоял крупный мужчина лет сорока в серой рубахе едва ли не до колен, широких бурых штанах с заплатками и мятых сапогах, протертых на пальцах до дыр. Светлые неухоженные космы торчали как попало, а голову поперек лба ему перетягивал скрученный в жгут платок.

Лицо у него было широкое, загорелое и очень неприветливое. Эту неприветливость как нельзя лучше подчеркивал топор в его руке. Инструмент он держал левой, поскольку правой придерживал лежащее на плече бревно.

— Кто такие? — спросил он и, как бы придавая своим словам весомости, подкинул топор. Наверняка он намеревался его поймать, но не успел, и тот упал ему под ноги.

Человек что-то сказал на непонятном языке. И хотя слова были незнакомыми, я понял, что он просто выругался. Подозреваю, что по-шведски.

— Нам нужен господин Ларсон, — сказал я. — Ведь я не ошибаюсь, вы он и есть?

— Ну, допустим, что вы не ошиблись, — грубовато сказал Ларсон. — И что с того?

Он потянулся за топором, но с тяжелым бревном на плече поднять его было не так-то просто. Тогда Фике быстро шагнула вперед, сама подняла топор и подала его Ларсону.

— Битте…

Ларсон глянул на нее с подозрением.

— Сагарка? — спросил он то ли у нее, то ли у меня.

— Немка, — ответил я. — Фройлен… Хельга!

Я назвал первое имя, которое пришло мне в голову.

Ларсон понимающе покивал.

— Знавал я одну фройлен Хельгу, — заметил он с хитрым прищуром.

— Это другая фройлен Хельга, — заверил его я. — Не та, о ком вы подумали.

— А о ком я подумал? — удивился Ларсон.

— Сие мне неведомо, господин Ларсон!

Похоже было, что хозяин запутался окончательно. Качнув широким плечом, он скинул бревно на землю и воткнул в него топор. Упер мощные руки в бока.

— Так что вам от меня нужно? — спросил он хмуро.

— Мы хотим немедленно отправиться в Санкт-Петербург, — заявил я, стараясь говорить очень убедительным тоном.

— А в Индию вы отправиться не хотите? — с усмешкой поинтересовался Ларсон.

Кристоф сразу вскинул руку.

— Я хочу! — воскликнул он. — Я много читал про Индию…

Впрочем, заметив мой грозный взгляд, он тут же замолчал.

— Нет, господин Ларсон, — медленно и терпеливо произнес я. — Индия нам пока без надобности. Тем более, что там преобладает желтый цвет магии, а открытие «тайной тропы» между территориями разных цветов пока не представляется возможным. Так учил меня мой куратор, граф Амосов Петр Андреевич… Позвольте представиться, господин Ларсон, — я непроизвольно вытянулся в струну, — Сумароков Алексей Федорович, камер-юнкер и аспирант Петра Андреевича.

Затем я указал на Кристофа.

— Кристоф Завадский, мой ученик… Фройлен Хельгу я уже имел честь вам представить!

Ларсон поставил ногу на бревно, уперся локтем в колено, а кулаком подпер свой тяжелый подбородок. Глянул на меня с интересом из-под мохнатых бровей.

— Аспирант самого Амосова, говоришь… — произнес он недоверчиво. — А ну-ка, покажи мне, аспирант, чему тебя граф обучил! Или же ты уверять меня будешь, что пока не умеешь ничего, да и граница близко?

— Граница близко, спорить не буду, — ответил я серьезно. — Но кое-чего мы могём…