Но к чему этот призыв сейчас, ведь самцы Каллисто понадобятся только через двадцать лет, если только они не поверят, что свет – это нужное им решение?

И вот Парлес появился среди женщин Каллисто, великолепных созданий, чьи ангельские лица не умаляли того факта, что Парлес подвергался большой опасности, отваживаясь появляться среди них, – потому что их до крайней степени возмущала настоятельная потребность в мужчинах.

– В чем причина встречи? – спросил Парлес у одной из женщин.

– Какое право имеет изгнанник задавать вопросы? – ответила женщина голосом холодным и твердым, как агат, хотя ее красные губы улыбались, а глаза потеплели, когда она посмотрела на него – это было почти так, как если бы она торжествовала от своего превосходства над ним.

Парлес напрягся. Он был готов обратить свое оружие против нее. За считанные секунды он мог бы проделать огромные бреши в толпе «детей». Но они не знали об открывшемся ему секрете. Он не стал бы использовать его, если бы Парлеса не вынудили к этому. В некотором смысле вызов, приведший его сюда, был гарантией предоставления личной неприкосновенности.

– Я нужен им, – холодно сказал Парлес, – иначе они бы не вызвали меня.

– А зачем пришёл ты? – в вопросе прозвучала скрытая угроза.

– Всегда, – смело заявил Парлес, – мужчины питают надежду, что может быть найден способ освободиться от нашего рабства!

– Это измена, – сердито сказала женщина.

– За это меня не накажут, – возразил Парлес, – потому что еще не найден способ полностью принести в жертву самцов и выжить! Я буду помнить о тебе. Если настанет время, когда я понадоблюсь…

Женщина насмешливо пожала плечами.

– У меня никогда не возникнет такой потребности. Я всего лишь первое поколение.

Парлес двинулся дальше, к другим женщинам. Как ручьи впадают в озера, а те увеличиваются в размерах, пока не превращаются в огромные моря, так и потоки женщин двигались к центру равнины, пока она не превратилась в море восхитительно прекрасного человечества. Огни, которые они несли в конических футлярах на запястьях, озаряли собравшихся причудливым светом. В центре стояли три женщины с пропорциями амазонок – огромные, великолепные, захватывающие дух создания, чьи линии были столь совершенны, словно они были высечены из белого мрамора руками искусных скульпторов.

Это были Цала, Ганза и Пурна, триумвират, правивший тремя Объединенными Королевствами Каллисто, равными по могуществу. Их лица были спокойны и изумительно красивы, но Парлес вздрогнул. Эти трое были способны уничтожить целую нацию во исполнение их воли. Они были верховными повелителями Каллисто.

Теперь взгляд Цалы упал на Парлеса.

Выражение глаз женщины не изменилось, когда она заговорила необычайно невыразительным образом, оставляя больше невысказанного, чем сказанного на самом деле. То, что скрывалось за словами, было важнее, чем то, что она говорила напрямую. В конце концов, то, что она хотела, было выражено в форме мысли, понятной каждому.

– Подойди ближе, Парлес, – сказала она. – И посмотри на то, что спустилось к нам с небес.

Парлес ахнул, когда его взгляд упал на цилиндр, и он двинулся вперед, забывая, что при этом подставляет спину под удар. Этот цилиндр, прилетевший на Каллисто и в ярком свете пронёсшийся по небу, был в два раза длиннее и в два раза толще самого большого из «детей» Каллисто. То, что цилиндр до столкновения с атмосферой Каллисто был гораздо больше, он понял сразу же – ведь создавалось впечатление, что эта штуковина очень долго подвергалась воздействию яростного пламени. Незнакомый ему металл оплавился, образовав странные выпуклости на поверхности цилиндра.

По бокам этой штуки были выступы, предназначенные, должно быть, для придания устойчивости в полете и обеспечения относительно безопасной посадки на Каллисто. Несмотря на это, она глубоко зарылась в почву Каллисто, выскочила обратно и упокоилась на равнине, где в тот момент ещё не было «детей».

– Открой его, Парлес! – рявкнула Цала. – Владычице не подобает подвергать себя опасности, ведь это может оказаться машиной разрушения!

Под «владычицей» Цала подразумевала не себя, а любую женщину с Каллисто. Женщины называли себя «владычицами», чтобы отличить подобных себе от мужчин, имевших статус рабов и живших исключительно по их милости. Парлес улыбнулся.

– Я с радостью воспользуюсь предоставленным мне шансом, госпожа, – сказал он. – Если это машина разрушения, пусть она скорее освободит меня от рабства… И, пожалуйста, все встаньте рядом, владычицы Каллисто, чтобы я мог забрать с собой в вечность как можно больше вас, если это окажется тем, чего вы так боитесь.

В ответ на его дерзкое предложение раздался громкий рев – и все «дети» отступили назад. Парлес опустился на колени рядом с цилиндром. То, что он был изготовлен разумными существами, доказывала его конструкция, и, несмотря на оплавленность поверхности, предполагалось, что он изготовлен из комбинации различных материалов. Больше он ничего не мог сказать. «Дети» вернулись, и Парлес улыбнулся про себя. Здесь он, не замечаемый никем, получил шанс проявить свою новую силу, обретённую им за время своего многолетнего пребывания в горах Каллисто, где его лишь изредка навещал кто-нибудь из «детей». Он незаметно вытащил одну из зубчатых палок. Его рука сомкнулась на рукояти, сдавила её. С небес, с ближайшего из многочисленных облаков, всегда висевших по ночам над Каллисто, спустилась полоса пламени. Это была электрическая искра, перелетавшая от одного полюса к другому – от облака к острию на конце заостренной палки. Поток пламени расплескался, ослепив «детей», несмотря на огни, которые они принесли с собой. Крик страха, громкий, многоголосый, наводящий ужас, пронесся по постоянно увеличивающейся толпе. Языки пламени, свирепые, резкие, ужасные, как удары молнии, сорвались с шести зубцов палки и вонзились в металл цилиндра. Появилась огромная дыра. Парлес покрутил палочку в руке, управляя потоками жуткого пламени, выгрызающего дыру в цилиндре.

Увидев открывшееся черное отверстие, он мгновенно убрал пламя, чтобы не разрушить ничего, что могло находиться в цилиндре. Когда кусок цилиндра, вырезанный так аккуратно, как это только было в силах сделать представителю человечества, упал на землю, он снова нажал на рукоятку палки – и свет погас на её зубцах, а шипящие языки пламенных молний устремились обратно в облако, завершив свою работу.

Когда Парлес просунул руку в образовавшееся отверстие, «дети» вновь попятились. Лишь Цала осталась рядом с ним.

– С чего ты взял, что имеешь право лезть туда? – спросила она.

Он отступил назад, смертельно разозленный, но понимая, что совершенно бессилен перед таким количеством людей. Это было так похоже на Цалу – не упоминать о совершённом им чуде. Должно быть, ей всё же было любопытно, чем таким он воспользовался, но когда она закончит с цилиндром, она либо заберет это у него силой, либо убьет его. Его желание похвастаться тем, что он сделал, вполне могло стоить ему жизни. Но, как бы там ни было, он ждал, стоя со скрещенными на груди руками. Одно утешало – никто не обращал внимания на две заостренные палки, висящие на его кожаном поясе. Цала просунула руку в образовавшееся отверстие, и Парлес, сам того не желая, почувствовал прилив восхищения. Какой парой она могла бы стать для могущественного мужчины – если бы только не было противоречий, если бы только все оставалось так, как было, когда Парлес был молод! Он поборол в себе этот порыв восхищения. Цала извлекла из внутреннего пространства цилиндра цилиндр поменьше, очевидно, сделанный из того же металла, что и большой. На нем были начертаны странные иероглифы. Никто на всей Каллисто никогда не видел подобной письменности… И все же происходило чудо… казалось, что вместе с самими иероглифами появился ключ к пониманию их значения – возможно, каким-то сверхъестественным способом, вроде передачи мыслей, похожим на тот, что существовал на Каллисто. Парлес прочитал эти слова так же, как это сделала Кала.