— Значит, он знает, что ты что-то сделал. Или что-то хотя бы делал. Просто добавишь подробностей.

Макс подхватил Шарлотту под колени одной рукой, другой обнял ее за талию, аккуратно снял жену с дамского седла и поставил ее на сухое место. Слуги взяли поводья и повели лошадей в переулки подальше от толпы.

Господа собрались на площади, но в собор никто не спешил войти. Ждали короля, чтобы поприветствовать его и не спеша заходить в высокие двери по порядку знатности через подобающие достоинству интервалы.

Почти сразу подошел паж в цветах Сансеверино.

— Ваша милость, Вас желает видеть мессир Галеаццо Сансеверино, — сказал паж Максимилиану, — На пару слов. Вы можете дойти пешком, здесь близко.

Макс задумался, как повести разговор. В Вогере они с Сансеверино расстались на том, что Макс получил предложение, от которого невозможно отказаться. Отряд сопровождения в двадцать три всадника в обмен на двадцать три тысячи дукатов. Никогда еще один день службы тяжелого кавалериста не оценивался в настолько несоизмеримые суммы.

Именно один день. При Парпанезе отряд попал в засаду и почти полностью разменялся на полсотни пехотинцев и арбалетчиков из Пьяченцы. Максимилиан в этом бою был ранен в голову, а золото разбежалось в три стороны. Благодаря добросовестному и удачливому Тодту, одна телега из трех доехала до французской армии в Монце. Вторую между По и Миланом захватили какие-то фуражиры и привели в Милан к Фуггерам. Третья уплыла на пароме с Фредериком, и о ее судьбе Макс пока ничего не слышал, как и о судьбе оруженосца.

С одной стороны, отряд, стоивший безумных денег, не справился с задачей. С другой стороны, всадники были приданы в помощь Максимилиану, и ответственность за провал на переправе лежала на нем, как на старшем. Как ни крути, а ссориться с Сансеверино не хотелось. Лучше уж и не подходить первому, тем более, что тот за разговором с какой-то дамой Макса не узнал.

Идти пришлось недалеко. Соседний дом, окна выходят на площадь. Подходящее место, чтобы строиться уважаемым людям и принимать еще более уважаемых людей.

— Мое почтение, — поклонился Максимилиан, увидев в маленькой комнате и Сансеверино, и, неожиданно, Шарля де Бурбона, коннетабля Франции.

Рядом с тридцатилетним красавцем коннетаблем шестидесятилетний Сансеверино выглядел старым. Последний раз до этого Макс видел его во дворе замка в Вогере. На почтенные года тогда указывала только седая борода. Величественная осанка и командный голос ставят мужчину вне возраста. Но посади того же полководца рядом с ему подобным, только молодым, и станут заметны все морщины, сколько их есть на лице и на руках. И мешки под уставшими глазами. Признаком старости станет та же борода, которая только что была признаком мужественности.

— Рад Вас видеть живым и невредимым, — сказал коннетабль, повернувшись к Максимилиану, — Докладывайте.

— Я довез золото до Монцы. К сожалению, не полностью, — сказал Максимилиан, — Но сохранил все в тайне.

— Я вчера говорил с Лотреком. Он оценивает сумму, которая доехала до армии, как порядка шестидесяти тысяч, не более.

— Я смог отбить у грабителей примерно три четверти из того, что у них было, — бесхитростно признался Макс, — Даже не знаю, взяли они всю сумму или нет. Мы попали в засаду на переправе в Парпанезе. Меня ранили. Я знаю, что мои верные люди треть доставили в армию. Еще треть досталась фуражирам Фрундсберга, и судьба еще одной трети мне пока неизвестна.

— Слишком мало, чтобы ради этого ссориться с Ее Высочеством. Я недоволен. Надеюсь, Вы сохраните тайну, и мое имя нигде не будет произнесено в связи с этим.

— Клянусь, что я ни разу не упомянул Вас, начиная с нашей последней встречи.

— Точно? — коннетабль посмотрел в глаза собеседнику.

— Единственный человек, который что-то узнал от меня, это наш общий друг Галеаццо. Но Вы сами написали ему письмо, которое я передал, не читая.

— Вы провалили почти всё, — строго сказал коннетабль, — Не соблюли секретность. Потеряли большую часть золота. Что мы скажем королю, если он припрет нас к стенке?

Шарлотта, выслушав историю мужа, сутки раздумывала над правильной подачей событий, и теперь Максимилиан гордо использовал домашнюю заготовку.

— Коннетабля Франции он к стенке не припрет. Если только меня.

— Ты скажешь, что действовал по собственной инициативе? — удивился Сансеверино, — Это приведет тебя на плаху.

— Я прибыл в Геную как помощник королевского финансового контролера Пьера де Вьенна с целью найти денежные средства, которые Его Величество выделил для армии в Милане. Де Вьенн их не нашел и уехал в Рим на конклав. А я остался в Генуе, нашел триста тысяч и довез до армии.

— Не полностью. Далеко не полностью. От силы четверть.

— Четверть больше, чем ничего. С учетом того, какими силами располагал я, и какими силами располагали противники. Никто другой и столько бы не довез.

— Ладно бы золото переехало из кошелька королевы-матери в кошелек короля. Не стыдно бы было рассказать Его Величеству и получить заслуженное прощение. Подумаешь, переместили золото из одного места в другое, не сменив собственника. Но вы в процессе перекладывания из кошелька в кошелек утратили три четверти суммы.

— Категорически не согласен. Во-первых, королева-мать утверждает, что не получала этих денег. Поэтому не может пожаловаться королю, что ее ограбили. Во-вторых, не может быть речи о перекладывании средств из кошелька в кошелек, потому что я не грабил королеву-мать. И близко не подходил к ее бюджету.

— Как это?

— Насколько я понял, Банк передал золото под полную ответственность Андре де Ментона. У него золото украли грабители. Возглавлял их, если это важно, Альфонсо Тарди, советник из Банка. Допросите генуэзцев. Они не смогут повесить на меня ограбление. В конце концов, если они пойдут на такую низость, то вся Генуя знает, что в ночь ограбления я со всеми моими людьми пил на свадьбе племянника.

— Этот Тарди, которого ты обвиняешь, жив и даст показания?

— Мертв, но у меня есть свидетель, который видел его на месте преступления.

— То есть, у де Ментона ты золото не отбирал? — уточнил Сансеверино.

— Клянусь, что отбил золото у грабителей. А насчет пропажи золота короля или золота королевы претензии следует адресовать генуэзцам и де Ментону. Это они его утратили из зоны своей ответственности.

— Ты говорил, у тебя состоялась дуэль с де Ментоном, — напомнил Сансеверино.

— Не знаю, причастен ли он к похищению золота, и было ли у него желание найти похитителей, но после того, как я отобрал золото у грабителей, он пошел по моим следам, догнал меня и вызвал на поединок. Я победил и продолжил свой путь в интересах Его Величества.

— Надо полагать, он мертв и не сможет защитить свое доброе имя.

— Он мертв, но я к этому непричастен. У меня есть свидетель, который подтвердит под присягой, что де Ментона убили генуэзцы.

— Кто конкретно убил?

— Люди некоего Фабио Моральи, муниципального служащего.

— Некий Фабио Моралья сможет дать показания?

— Не знаю. Наверное. Но скорее всего, он мертв. Очень неудобный свидетель, если генуэзцы захотят повесить вину на меня.

— Ладно. Но как ты объяснишь, что, отобрав золото у грабителей, не попытался его вернуть непосредственно тем, у кого оно было украдено?

— Потому что Банк дискредитировал себя, столь небрежно отнесясь к золоту Его Величества. Зачем возвращать деньги, выпавшие из дырявого кошелька, обратно в него же? Лучше отправить их по назначению законному владельцу.

— Это все было бы хорошо, если бы ты привез в армию столько же денег, сколько пропало в Генуе. Король спросит, где его четыреста тысяч? Де Фуа отчитается, что получил шестьдесят, а где все остальное?

— У грабителей я отобрал порядка трехсот тысяч. Галеаццо знает, что на наш обоз напали люди епископа Пьяченцы в Парпанезе. Мне пробили голову, и я лежал раненый у Тривульцио в Пиццигеттоне. Шестьдесят мои люди довезли до армии. Еще примерно столько же позже нашлось в Милане, потому что одну телегу моего обоза захватили фуражиры Фрундсберга. Одну телегу задержал на заставе в Борго-Форнари добрый сэр Энтони Маккинли и передал Луи де Ментону. У него эту часть отобрали какие-то разбойники и увезли в сторону Генуи. Еще четверть мы потеряли на переправе, и я не знаю, где она.