Варвара аккуратно выводила строчку за строчкой, словно от этого зависела её жизнь. Почерк у неё был ровный, изящный — каждую букву будто вырезали на бумаге тонким лезвием. Она писала сочинение по литературе: «Мир души героя через призму конфликта». Всё в ней в этот момент было сосредоточено, тихо и собранно, как будто она сама была героиней — с конфликтом, с глубиной, с надеждой.

Рядом за партой Олег строчил свой вариант. Почерк у него был быстрый, мелкий, немного корявый, но вполне читаемый. Он не особо задумывался над красивыми формулировками — мысли ложились на бумагу так же, как у него выходили фразы: просто, точно, по делу.

Прошла уже неделя с тех пор, как они пришли в этот класс, и за это время в их сторону боялись даже взглянуть. Варвара это чувствовала. Она впервые за долгое время ходила по коридорам спокойно, не пряча глаза в пол, не вслушиваясь в перешёптывания за спиной. Ободряющее чувство — быть в безопасности. И она прекрасно понимала, кому обязана этим хрупким покоем.

Олег. Он был как скала — большой, сильный, спокойный. И при этом в его взгляде всегда читалось предупреждение. Не явное, но достаточно веское, чтобы никто не смел лишний раз подойти.

С Хазерами старались не разговаривать. Даже учителя, кажется, относились к ним с долей осторожности. Некоторые сверстники из младших классов сторонились, как будто они не брат с сестрой, а персонажи из фильма, где всегда всё заканчивается дракой или взрывом.

Но Олег замечал: страх постепенно отступает. Люди привыкают. А где привычка — там и старая наглость поднимает голову. Некоторые лица начали улыбаться фальшиво, кто-то нарочно громко смеялся рядом, будто проверяя границы дозволенного.

Особенно — Егор. Он всегда был в центре всего, что касалось травли. Варвара знала, что он был тем самым первым, кто пошутил про её «чокнутость», кто пустил в ход мерзкие слухи. Тогда, год назад, он был уверен в своей безнаказанности. И, кажется, с каждым днём сейчас он вновь начинал чувствовать ту самую уверенность.

Олег замечал, как тот за ней наблюдает. Не прямо, а боковым зрением. Иногда — слишком долго, с намёком. И однажды Олег поймал этот взгляд, задержал на нём глаза и медленно, молча повернул голову.

Егор отвёл взгляд. Упал лицом в тетрадь, будто срочно понадобилось перечитать тему. Но Олег знал — это только начало.

Егор был тем самым типичным бэдбоем из плохих подростковых сериалов: слишком хорош собой, слишком уверен в себе и слишком опасен, чтобы кто-то решился спорить с ним в открытую.

Высокий, с хищной статью, выразительными скулами и холодными, расчетливыми глазами. Его волосы, светло-пепельные и идеально уложенные, казались тщательно продуманной небрежностью — будто он случайно стал похож на звезду с обложки модного журнала. Кожа светлая, почти фарфоровая, а губы — всегда искривлены в лёгкой, снисходительной усмешке. В его взгляде читалась игра — он всегда играл, испытывал, проверял.

Рядом с ним люди чувствовали себя либо пешками, либо мишенями. Уж слишком сильно его поддерживал статус: сын богатеньких родителей, тех самых, которые могли купить любое молчание и уладить любой скандал. Но даже им однажды надоело платить за выходки своего сына, и тогда Егора спустили с небес на землю — отправили «в обычную школу». Мол, пусть закалится, станет человеком.

Но безнаказанность творит чудеса. Школа не изменила Егора, скорее, он изменил школу. Под его каток никто не хотел попадать — легче было присоединиться. У него была своя стая — ребята, которые смеялись громче всех, когда он шептал ядовитую шутку, и которые смотрели на него, как на альфу, даже когда он молчал.

Но теперь ситуация была новой. Теперь в школе был Олег. И Олег не смеялся. Олег не боялся.

Брат хмыкнул, заканчивал сочинение, и не отрываясь от бумаги, пробормотал:

— На следующей неделе он устроит трэш. Можешь не сомневаться.

Варвара подняла на него взгляд.

— Думаешь, не выдержит?

Олег откинулся на спинку стула и покачал головой:

— Это даже не про выдержку. Просто такие, как он, не умеют оставаться в тени. Он затаился... но это ненадолго. Ему нужно шоу. Всегда нужно шоу.

Варвара опустила глаза к своему аккуратному почерку. В душе снова холодком пробежал страх — тот старый, знакомый до дрожи. Но теперь, рядом с братом, этот страх был уже не всесильным.

Теперь у неё был шанс. И тот, кто однажды сломал ей жизнь, ещё не знал, что в этот раз всё будет иначе.

Звонок прозвенел резко, будто лопнула туго натянутая струна. Шумно, почти злорадно. А следом, словно по команде, взвизгнула Елена Вениаминовна:

— Сдаём! Сочинения сдаём! Дети… дети, ну пожалуйста, не затягиваем! — голос её звенел, срываясь на фальцет. Как всегда, обращение «дети» звучало слишком часто, слишком пафосно, чтобы быть искренним. Казалось, что, повторяя это, она пыталась убедить всех — и себя в первую очередь — в своей важности. Хотя ни для кого уже не было секретом: значимость её была иллюзорной, как дешёвый румянец на бледных щеках.

Варвара молча встала, аккуратно положила тетрадь с сочинением на стол преподавательницы. Лист не дрожал в её руке, и это уже было победой.

Следом подошёл Олег — быстро шлёпнул свою тетрадь рядом, даже не удостоив Елену Вениаминовну взглядом. Та, кажется, хотела что-то сказать, но осеклась. С Олегом она предпочитала не связываться.

Они вышли из класса, плечом к плечу. Осталась последняя пара — физкультура. Пожалуй, единственный урок, где Варвара чувствовала себя относительно спокойно: можно было бежать, прыгать, двигаться — будто сбрасывая с себя тяжесть мыслей. Всё шло как надо. Почти идеально.

Но не для Олега.

Он вошёл в мужскую раздевалку, и сразу почувствовал перемену в воздухе. Пространство будто сжалось. Парни, что минуту назад громко спорили о чём-то, резко заткнулись. Гул стих. И почти мгновенно — обступили.

Спереди, с ледяной ухмылкой, шагнул Егор. На нём была чёрная футболка, облегающая рельефное тело, и те же насмешливые глаза, которые Варвара так боялась раньше.

— Хана тебе, — сказал он коротко, словно констатацию, без истерики и грима на лице. Просто факт.

На секунду повисла тишина. Даже дыхание стало громким.

Олег медленно повёл плечами, будто проверяя, насколько удобно сидит его чёрная куртка. А потом — усмехнулся. Широко. Насмешливо. Почти по-дружески.

— Это ты мне или себе?

Егор прищурился.

Варвара быстро переоделась — привычными движениями, стараясь не думать о лишнем. Хлопок молнии, шорох футболки, и вот она уже выскальзывает в спортзал. Олега нигде не было видно, и внутри сразу всё сжалось. Без брата рядом было неуютно… словно снова одна против толпы, как раньше.

Она замерла у входа в зал, сделала медленный вдох, выдох. Всё будет нормально.

Но в этот момент из глубины коридора донеслись глухие звуки — нечто между глухими ударами и тяжёлым дыханием, будто кто-то боролся, сцепившись на животном инстинкте. Варвара вздрогнула.

Что это?..

Она прижалась спиной к стене, пытаясь понять, откуда именно доносится шум. Сердце стучало где-то в горле. Удар. Шорох. Приглушённое: «Отпусти, урод…»

И в следующую секунду дверь мужской раздевалки с оглушительным грохотом распахнулась — как будто кто-то её просто выбил ногой. Варвара вскрикнула от неожиданности и вцепилась пальцами в край стены. С громким шлепком и глухим стоном на пол вылетел Егор — кубарем, как сломанная кукла, и пролетел почти до противоположной стены. Он зацепил лавку, стукнулся плечом и остался лежать, тяжело дыша.

Варвара замерла с округлившимися глазами. Она смотрела, не моргая, как «мажорчик» и король школьного ада даже не пытается встать. Его лицо было перекошено от боли и… обиды.

Из распахнутой двери спокойно вышел Олег. Он прошёл мимо Егора, не удостоив его взглядом. Спокойный, почти невозмутимый, с небольшим следом на рукаве чёрной куртки. Как будто только что не было никакой драки. Как будто просто зашёл за учебником.