Так ей и надо. Так ей и надо! Она изменила в мыслях своему жениху мистеру Мортону, и поплатилась за это! Только в мыслях... но... влюбилась в блистательного аристократа, который был бы ей не парой даже если бы не носил титул. Она — дочь бедного дворянина и дочери стряпчего, не пара богатому и знатному лорду. Прав был мистер Лесли, герцоги женятся только на леди. На леди, чьи владения не меньше его владений. А чем владеет Кейт? Старым домом, где доживает последние годы ее отец, да велосипедом без тормозов. Когда отец умрет, у нее останется только велосипед. Да, она умна, начитанна и образована. Но эти богатства не ценятся в высшем свете. Да, собственно, нигде они не ценятся, если носителем их является женщина.

Слезы снова полились рекой. В последнее время она удивлялась, как она может быть источником такого количества соленой воды? Кейт закрыла лицо руками, и не заметила, как к ее столу кто-то подошел. Потом она услышала, как закрылась дверь в ее комнату, которую мистер Доу приказал всегда держать открытой. Кейт и не знала, что она закрывается на замок. Она отняла руки от лица и увидела герцога Гарольда Ретлента, который прислонился к двери спиной и смотрел на нее тревожным взглядом.

— Что вы тут делаете? — Кейт поднялась, наскоро вытирая слезы и хватаясь за чернильницу, но в последний момент поставила ее на место.

Много чести этому потаскуну. Еще и портить хороший ковер, если она промахнется.

Он молчал. Губы его дрогнули в полуулыбке, потом он улыбнулся во весь рот.

— Я приказал поставить тормоза на ваш велосипед, мисс Лоренс, поскольку был уверен, что вы не примете от меня в подарок новый.

— Что-о? — лицо ее вытянулось, а губы сложились буквой О.

Кейт все же взяла в руки чернильницу, размахнулась и швырнула ее в мистера Лесли.

Чернильница пролетела все расстояние до него, но он увернулся, и она врезалась в красивую белую резную дверь с вызолоченными узорами. Черное пятно расплескалось по белизне уродливой кляксой и покатилось вниз, к полу. Гарольд смотрел на пятно, и лицо его наконец-то исказила гримаса гнева.

— Ваза моей матери — раз! — сказал он, шагая к столу Кейт, — дверь — два! Что вы еще испортите, мисс Лоренс до того момента, как я выставлю вас за порог?

— Я просила не тревожить меня! — крикнула она и взялась за папку с письмами, — мне не нужны ни ваши подарки, ни ваши подачки! Ничего мне от вас не нужно!

— Кроме моего разрешения на работу в моей библиотеке, — ухмыльнулся он.

Повисло молчание. Гарольд сжал губы, смотря на папку в ее руках, щеки Кейт пылали, а рука мяла бесценное письмо Дрейка.

— Я пришел, чтобы просить прощения за вчерашний свой поступок, — быстро проговорил он, и глаза его метали молнии, — я не имел права считать вас доступной женщиной. Я хотел как-то загладить свою вину перед вами. Но теперь у меня нет никакого желания общаться с вами, мисс Лоренс. Заканчивайте свои дела и убирайтесь из моего дома. Тормоза с велосипеда можете отвинтить самостоятельно!

Он раскрыл дверь, и, прежде чем Кейт успела что-то ответить, вышел, чеканя шаг. Кейт смотрела ему в след. Вдруг Гарольд остановился, и, обернувшись к ней, добавил.

— Хотите знать разницу между мужчиной и женщиной? — спросил он, и она поразилась его бледности. Видя, что Кейт не собирается отвечать, герцог продолжал, — мужчина ни за что бы не стал портить национальное достояние ради своей прихоти, мисс Лоренс, — он указал на смятое письмо в ее руке. Потом снова отвернулся и быстро покинул библиотеку.

Кейт медленно села в кресло. Разгладила в руках измятое старинное письмо. Оно было безбожно испорчено, и теперь уже никогда не будет прежним, как бы она ни пыталась расправить его. А ведь письму триста лет. Оно триста лет пролежало ровным и гладким, пока герцог не допустил в свою библиотеку несдержанную оборванку. Он может потребовать компенсации, написать в Лондон, чтобы ей навсегда перекрыли доступ в библиотеки. Он может просто прогнать ее. Кейт вся сжалась, боясь, что он так и поступит. Она должна как можно скорее закончить свою работу. И постараться не попадаться герцогу на глаза.

...

Тормоза она скручивать не стала. В конце концов он подарил ей их, и теперь она решает, что с ними делать. А если он напишет в Лондон, то тормозов ей не видать никогда. Пусть уж будут эти. И фирма хорошая, и сами тормоза работают великолепно. А уж как приятно иметь возможность катиться вниз с холма и затормозить в любой момент!

Кейт ехала по дорожке, ведущей к озеру. День выдался великолепный. Испуганная собственным поведением и реакцией герцога Ретлента, она все утро быстро и плодотворно работала, не обращая внимания на тех, кто шлялся по библиотеке. Герцог больше не приходил. Она не знала, радоваться этому или печалиться. С одной стороны, ей безумно хотелось взглянуть на него еще раз. А с другой она все еще была зла на него, и не представляла, что скажет ему, если увидит. Хотя нет, представляла. Она попросит прощения и будет умолять не писать ничего в Лондон.

Озеро было невероятно красивым. Его окружал прозрачный сосновый лес, в котором пели птицы и ярко пахло хвоей. Под колесами то и дело попадались сосновые шишки, а иногда колесо вязло в песке, и Кейт приходилось спешиваться и вести велосипед за руль. Все же лошадь в этом случае гораздо удобнее, она не спотыкается о шишки и легко идет по песку.

Устав и решив передохнуть, девушка сошла с дороги, села на ствол упавшего дерева, и стала смотреть на открывающийся великолепный вид. Солнце играло в соснах, искрилось на голубой глади озера блестящими зайчиками, и падало яркими пятнами к ногам Кейт. Она сняла очки и зацепила их дужкой за вырез рубашки. Потом развязала волосы, тряхнула каштановыми локонами, рассыпавшимися по ее плечам пышной шевелюрой. Достав расческу, Кейт попыталась привести себя в порядок, забрать волосы так, чтобы они не вылезали из-под ленты, и не падали ей на лоб при любом удобном случае. Пока Кейт боролась с волосами, чертыхаясь и пытаясь доказать, кто из них хозяин положения — она или волосы, на дорожке появился еще один велосипедист. Он остановился, чтобы наблюдать за этой битвой, и смотрел, как девушка расчесывает и закалывает роскошную каштановую шевелюру, отливающую рыжиной в свете солнечных лучей. Наконец она справилась с волосами, с торжествующим криком заколов последнюю шпильку и завязав поверх шпилек голубую ленту. Оставалось надеть шляпку, чтобы превратиться в благовоспитанную леди-ученого, тише воды ниже травы сидящую над письмами знаменитого пирата и из прихоти уничтожающую национальное достояние. Но шляпку Кейт не надела, а повесила за ленты на руль велосипеда.

Тут второй велосипедист сделал шаг, наступил на шишку, и та громко хрустнула под его ногой, нарушая тишину.

Кейт подскочила от неожиданности, и обернулась.

— Это было великолепно, мисс Лоренс, — проговорил Гарольд Лесли, улыбаясь и кланяясь в знак приветствия, — у вас прекрасные волосы. Почему вы не носите их распущенными, по новой моде? Вы же не старая матрона, а незамужняя девушка?

Кейт вспыхнула, растерявшись от его наглости.

— Вы подглядывали за мной, ваша светлость? — спросила она, уговаривая себя не кидать в него шишками, в изобилии лежавшими у ее ног и так и просящимися в руку.

— Можно считать и так, — снова улыбнулся он.

Все же какая у него улыбка! Кейт, корившая себя за то, что повелась на его красивую внешность, вздохнула. Да кто же не поведется на такую улыбку? Заразительную, яркую, освещающую его лицо подобно лучу солнца? Даже знатные дамы и девицы и те от него без ума, хотя постоянно окружены красивыми ухоженными мужчинами. У нее не было шанса устоять перед ним, даже если бы он сам не уделял ей внимания. Даже смотря издали, она бы влюбилась... и сердце ее так же радостно бы сжималось, если бы ей удалось поймать хоть один его взгляд.

Кейт хотела встать, но Гарольд подошел к ней и сел рядом.

— Очень красивый вид, — сказал он, смотря на озеро, и озеро отразилось в его синих глазах.