Она молчала, все уже поняв. Краски сползли с ее лица. Ветер ударил сзади, чуть не сбив с ног. Эстель пошатнулась, но устояла на ногах.

— Эдуар де Бризе не принимал обетов. Последний раз я видел его истекающим кровью после битвы с Симоном де Шатильоном. Эстель... сестра Эстель. С такими ранами не живут. И то, что он не приехал в Святую Землю говорит о том...

— Замолчите! — она отступила от него, будто вдруг вместо тамплиера увидела дьявола, — не говорите больше ничего!

Симон соврал ей! Он убил ее Эдуара! Он убил его уже тогда, и боялся ей сказать! Он знал, что она без колебаний размозжит ему голову, если он признается ей!

Эстель развернулась и бросилась в воду. Она отчаянно бежала на встречу волнам, путаясь в тяжелом мокром платье, падая и снова вставая. Она бежала так, как не бегала никогда, и волны готовы были поглотить ее, когда сильные руки схватили ее за талию и стали тащить назад, как щупальца огромного спрута. Эстель отбивалась, рыдая до изнеможения, пытаясь оторвать от себя руки, но море, спасительное, теплое и ласковое, оставалось позади. Жан-Кристоф поднял ее на руки, и вынес на берег, и долго нес до самого своего шатра, где уложил на ложе и оставил под присмотром слуг. Тамплиерам нельзя касаться женщин, если только они не спасают ей жизнь.

Он ушел, а Эстель лежала, смотря на белую ткань наверху. Сил подняться и что-то делать у нее не было. Совершенное безразличие ко всему накрывало ее, и она будто проваливалась в его яму. Черную, страшную яму безумия, наполненную копошащимися окровавленными телами, грязными и отвратительными.

— Ее срочно нужно вывезти из Акры, — услышала она голоса Жана-Кристофа, — отправьте ее в Марсель. В Марселе тоже нужны сестры, но там все спокойно. Пусть она отдохнет и наберется сил.

Нет. Она не поедет в Марсель. Эстель поднялась, оправляя мокрое платье. Она вообще никуда не поедет. Она навсегда останется здесь, под Акрой.

Сбежать от тамплиеров оказалось не так просто. У Эстель поднялся жар, и три дня она лежала в шатре Жана-Кристофа, ни в силах никуда идти. Она звала Эдуара, рыдала, просила отпустить ее к нему. Отталкивала руки, что несли ей избавление от страданий. Жан-Кристоф перебрался в другой шатер, и постоянно навещал ее, боясь, что она совершит нечто непоправимое.

— У вас есть сын, Эстель, — говорил он, садясь около ее ложа, — подумайте о мальчике. Не бросайте его одного в этом мире. Он может не справиться с ним в таком юном возрасте.

Первое время Эстель не могла думать о сыне. А потом что-то изменилось, и она оказалась в каюте корабля. За окном бурлило море, а она лежала рядом с другими сестрами, которые ухаживали за ней, говорили тихими голосами, что-то рассказывали, смеялись и даже пели. Ах да... Это же баллада о Эстель и Эдуаре. Эстель слушала знакомые слова, радуясь, что певица, красивая женщина с темными глазами, не подозревает даже, что героиня баллады лежит прямо рядом с нею.

Видимо Жан-Кристоф предупредил сестер, потому что на палубу Эстель не выпускали. Она так и пролежала все время до самого Марселя, радуясь, что выбралась из филиала ада на земле, и что скоро ступит на родную землю. Мысли о Викторе все чаще приходили ей в голову, и даже пришло запоздалое раскаяние. Конечно, она не имела права покидать его, уходя из жизни. Пока он еще мал, и она нужна ему. Как жаль, что она не смогла родить ребенка Эдуару... Эстель снова почувствовала, как глаза застилает пелена слез. У нее был бы маленький мальчик со светлыми кудряшками, который напоминал бы ей своего отца, отдавшего жизнь за ночь с ней.

...

Возвращение в замок было безрадостным. Она купила коня и медленно ехала вместе с тремя другими сестрами, которые держали путь в Тулузу. А потом долго ехала совершенно одна, и снова белое платье сестры милосердия открывало ей все двери. Служение ее закончилось, но Эстель не спешила расставаться с ним.

Одним из вечеров она оказалась недалеко от замка отца Эдуара, и долго смотрела на башни, не сдерживая слез. Эдуар говорил, что очень любит своего отца и братьев. Как они пережили потерю? Что сказал старый граф, когда в замок внесли умирающего Эдуара? Как он перенес его смерть? Эстель хотелось узнать хоть что-то о последних днях и часах возлюбленного, но сердце ее сжималось от мысли, что граф и братья не захотят видеть ее, а то и просто прогонят, как врага. Им было хорошо известно, за что убили Эдуара. Интересно, он рассказал отцу подробности их связи, или, как Адриан, не мог говорить, а только метался в бреду?

Эстель спешилась и попыталась справиться с рыданиями. Нет. Она не поедет в замок. Там ее не ждут, там будут ей не рады, и даже если примут, она принесет хозяевам лишние страдания. Она повела коня в поводу, чтобы как можно дольше видеть башни с красной черепицей. Она то и дело оборачивалась, будто замок стал частью Эдуара, и ей не хотелось расставаться с ним.

Она отошла достаточно далеко, когда ворота раскрылись и по мосту проехали всадники. Ей даже показалось, что один из них похож на Эдуара, и она было рванулась к нему, но быстро поняла, что обозналась. Наверняка один из его братьев похож на него. Ведь чудес не бывает. Жан-Кристоф слишком хороший воин, чтобы не отличить смертельные раны от легких царапин.

Эстель глубоко вдохнула, заставляя себя успокоиться. Всадник давно скрылся вдали, а она все еще смотрела ему в след.

Возможно, все-таки нужно было обратиться к его братьям. Но что она им скажет? Ей нечего им сказать, а им нечего сказать ей. И самый ее визит выглядел бы весьма странно.

Эстель продолжила путь пешком, стараясь успокоиться и думать о будущем. Но какое у нее будущее без Эдуара? Тихое угасание в одиночестве? Она снова обернулась на замок. А потом пришло решение. Когда сын ее женится, она вернется в Святую Землю, приняв обеты Ордена уже навсегда.

Эдуар сидел в своей библиотеке, штудируя очередной том из собрания отца Мартина. В последнее время они с братом очень сдружились, и Эдуар постоянно появлялся под сводами старого аббатства. На этот же раз Мартин сам явился к нему. Он сел напротив Эдуара, и долго рассказывал ему новости из Святой Земли, хотя прекрасно знал, что Эдуар болезненно воспринимает самое название Акры.

— Тамплиеров погибло очень много, — говорил он, — да и простых рыцарей полегло... А все город взять не могут. Мусульмане то с суши прорвут окружение, то с моря... Вот и думай, как брать такую махину.

Эдуар молча уставился в пустоту.

— Снова были паломники? — спросил он, чтобы что-то спросить.

— Вчера женщина приходила, одна. Сестра милосердия в облачении тамплиеров. Рассказывала, что была под Акрой больше года.

— Что за женщина? — спросил Эдуар безразлично.

— Не знаю я ее. А имени она не сказала. Худая очень, изможденная. Я и не подходил к ней, с нею брат Пауль сидел, вот ему она и рассказала про Акру. Грустная такая. Но я понимаю ее, столько пережила она там, столько повидала...

— Ты можешь замолчать? — наконец не выдержал Эдуар.

Мартин на самом деле замолчал, и даже извинился. А потом перешел к делу, по которому приехал.