— Да. Я не хочу всего этого.

— Ты еще слишком юн, чтобы не хотеть. Слава вся достанется ордену. Подумай об этом. Оставаясь же свободным, ты покроешь славой свое имя.

Эдуар вспыхнул.

— Какой мне толк от славы, от любви, денег, когда я не могу жениться на единственной женщине, которую люблю? Зачем это все? Я убил Марселя де Сен-Жен и должен понести наказание! Я никогда не думал, что это так страшно, отец... стать причиной смерти друга! И графиня... даже если она любит меня, как мне простить ей вероломство и лицемерие? Она играла мной, будто я игрушка в ее руках... И что мне делать дальше? Вернуться и жить у ее ног, вымаливая крохи внимания? Это совершенно не то, чего я хочу! — она замолчал, борясь с подступившими слезами, — это именно то, чего я хочу, отец, — почти прошептал он, вдруг упал на колени, и разрыдался, уткнувшись отцу в живот.

Отец положил руку ему на голову.

— Так бывает, сын, — сказал он грустно, — так бывает, что мы не можем получить желаемого. Господь таким образом учит нас смирению. Ты уедешь в Святую Землю и со временем боль утихнет. Останется только легкая грусть. И тогда... тогда Господь рассудит. Вернешься ты уже совсем другим человеком.

— Я не могу смириться, отец, — прошептал Эдуар сквозь слезы.

— Время все расставит на свои места. Плач, сын. От слез становится легче.

Но легче Эдуару не становилось. Чем ближе была осень, тем сильнее становилась его тоска по Эстель. Желание ее видеть, касаться ее, говорить с ней становилось невыносимым. Теперь, спустя время, он проклинал собственную гордыню, которая не позволяла ему вернуться в замок Шательро, чтобы быть с Эстель, пока она не наиграется им и не прогонит его сама. Отправиться в Святую Землю он всегда успеет. Он настолько жаждал ее объятий, что постоянно грезил ими во сне, ему снились ее пухлые губы, глаза, смотревшие на него с любовью, ее совершенное обнаженное тело, и ее голос, сводящий с ума. Он как потерянный бродил по замку, пока однажды отец не остановил его, и не сообщил, что прибыл гонец из Тура, и желает передать депешу Эдуару.

Депеша оказалась приглашением на турнир в город Тур. Граф де Тур послал вызов маркизу де Клюси, и набирал рыцарей, желающих сражаться на его стороне. Эдуар взглянул на отца, и отложил письмо.

Старик улыбнулся.

— Да будет она там, будет, — сказал он, — так что решайся.

Эдуар вспыхнул.

— Госпожа де Шательро не посещает турниры, — сказал он, пряча глаза, — я... я подожду второго приглашения, от маркиза де Клюси... посмотрим, что предложит маркиз.

— Ты принимаешь приглашение на турнир?

Эдуар пожал плечами.

— Конечно. Пусть это будет последний турнир перед принятием обетов. После мой меч будет обращен только против неверных.

Когда отец оставил его одного, он отложил письмо и закрыл лицо руками. Господь, сделай так, чтобы Эстель была на турнире в Туре! Он был готов на все, лишь бы хоть раз увидеть ее перед своим отъездом в Святую Землю.

Никогда раньше Эстель не знала, что такое тоска. Когда умер ее супруг, она, конечно, горевала, но обретенная свобода и подрастающий сын стали для нее утешением. Теперь же, когда, когда Эдуар покинул ее, оставив рыдать на полу небольшого домика, снятого ею ради одной только встречи с ним, утешения не было. Ей не нужна была свобода. Ей нужен был только он! Она чувствовала себя настолько одинокой, что даже слова и объятия Матильды не приносили ей облегчения.

— Эстель, дорогая, — Матильда обнимала ее, надеясь успокоить, — мы найдем способ его вернуть, — говорила она.

— Но я не хочу его возвращать... — Эстель принялась рыдать еще жалобнее, и ее платок полностью пропитался слезами, — я больше никогда не приму его. Даже если он будет молить меня на коленях!

— Что ты такое говоришь? — Матильда дала ей свой платок, и уставилась на нее, будто впервые видела.

— Это такое унижение, Матильда! — прошептала она сквозь слезы, — я умоляла его остаться. Я сказала, что не могу жить без него. А он прочитал мне нотации и ушел. Просто развернулся и ушел!

— Да он же влюблен в тебя, как щенок!

— Он так и сказал. Но не захотел остаться со мной. И я никогда больше не хочу ничего о нем слышать!

Эстель вскочила и бросилась в другую комнату. Вскоре Матильда услышала, как она безудержно рыдает, и пожала плечами. Она не ожидала, что Эдуар де Бризе окажется таким упертым дураком. Гордость! Кому нужна эта гордость, если красивая женщина зовет тебя в постель, готова одарить самыми лучшими одеждами, самыми прекрасными украшениями, выезжанными конями, сделать практически хозяином огромного замка.... И вместо того, чтобы пасть к ее ногам, этот сумасшедший развернулся и ушел. Обидел ее Эстель. Такого Матильда простить не могла. Сердце ее наполнялось ненавистью. Глупость должна быть наказана. Сейчас она не знала, что сделает, но обязательно что-нибудь придумает при следующей встрече.

Вернувшись в замок, Эстель надолго закрылась от всего мира в своих покоях. Она не выходила на вечерние беседы, не принимала участия в делах, и Матильде пришлось взять на себя все ее обязанности. Она следила за посевами, управляла замком и старалась заменить мать маленькому Виктору, к которому Эстель иногда приходила, но посидев пару минут, начинала плакать и убегала. Так в заботах прошло лето, и, когда жара стала идти на убыль, Эстель наконец-то немного пришла в себя.

Она стала выезжать кататься на коне с сыном, она вечерами приходила в гостиную. И, хоть она в основном молчала, сидя за столиком бледная и тихая, глаза ее иногда зажигались интересом. Матильда радовалась и этому. Хрупкая и ранимая, ее девочка не была сломлена. Матильда с улыбкой смотрела на нее. Скоро она забудет Эдуара де Бризе, возродится из пепла, и через год-другой сможет полюбить снова. Конечно, не так глубоко. Но полюбить.

Эстель казалось, что она заледенела внутри. Все ее чувства, еще весной бившие через край, теперь собрались в тонкий стержень льда, сидевший глубоко в груди. Иногда она чувствовала его, когда вспоминала их последний разговор. Гордость ее была задета, и сердце сжималось от боли. Не проходило и дня, чтобы она не думала о нем. Не прошло и часа, чтобы она не вспоминала его глаза и улыбку. И его жестокий отказ.

Вполне сознавая, что была неправа, Эстель считала, что загладила свою вину, отправившись следом за ним и умоляя о прощении. Выезжая из замка, она никак не могла предположить, что он посмотрит на нее холодным взглядом, развернется и уйдет. В конце концов она действовала так от отчаяния, и он должен был понимать это!

Эстель металась по своим комнатам, не зная, чем себя занять. Все валилось из рук, голова отказывалась работать, а мысли все время возвращались к Эдуару.

— Я больше никогда не полюблю, — сказала она Матильде, когда, ближе к концу лета, та смогла вытащить ее покататься на лошадях.