Прошло некоторое время, лето постепенно стало осенью, и жизнь в замке потекла по-новому. Эдуар всеми силами старался не ударить в грязь лицом. Теперь он не заботился о больной ноге. Все равно никакой Крестовый поход не был возможен. Мечты о заморских странах рассыпались в прах. Сначала он должен жениться, произвести парочку наследников, а уж потом отправляться куда глаза глядят. Но к тому времени закончился и поход. Рыцари вернутся домой, покрытые славой, а тамплиеры останутся охранять ворота Иерусалима.

Жанна старалась подбодрить Эдуара, расставшегося с мечтой. Она видела, что с каждым днем он все больше замыкается в себе, уходит в книги, в воображаемый мир, в философские трактаты. Ей хотелось вытащить его из раковины, в которой он прятался от жизни. Она потеряла мужа, которого нежно любила, но последнего близкого человека потерять она не могла. Он должен жениться, решила она. И у нее была для него кандидатура.

...

В библиотеке было почти совсем темно, только на столе стоял подсвечник, который освещал разбросанные по столу книги, перо в чернильнице, какие-то исписанные листы. Эдуар сидел у догорающего камина откинув голову на подголовник кресла. Нога его покоилась как всегда на подушках, и Жанна привычно поправила их.

Эдуар открыл глаза и улыбнулся.

Улыбка у него была красивая, она преображала его лицо, делая его совсем мальчишкой. Да ведь он совсем еще молод, подумала Жанна, это он кажется старше. Еще год назад он казался ей юным рыцарем, а теперь она воспринимает его чуть ли не как старика.

Все из-за этой ведьмы, Эстель. Но теперь Эстель замужем, и поэтому не может служить препятствием к его счастью.

— Эдуар? Отдыхаешь? Расскажешь, что прочитал?

Она стояла рядом в своем белом вдовьем платье и смотрела на него темными блестящими глазами.

Эдуар повернул к ней голову. А почему бы и нет? — вдруг подумал он. Почему нет? Они в замке одни. Он и она. Почему бы не решить проблему раз и навсегда? Жениться на Жанне, которая раньше ему так нравилась, что он был готов на все ради одного ее поцелуя? Она не откажет, он видел это по ее глазам. Они живут душа в душу. Делятся своими мыслями, смеются вместе и вместе плачут.

Рука ее легла ему на плечо. Эдуар помедлил, и накрыл своей рукой ее руку.

— Жанна?

Она улыбалась, и ее губы лепестки немного приоткрылись.

У него так давно не было женщины, что он вспыхнул от этого ее движения, еле заметного, но такого влекущего. Он поднялся, подошел к ней, и взял ее руки в свои.

— Ты позволишь? — спросил он тихо.

Она кивнула.

— Да.

Их губы встретились. Сначала неуверенно, стесняясь, потом пылко, страстно, Эдуар подхватил Жанну на руки, и отнес на скамью, где были разбросаны подушки и пледы. Она откинулась на подушки, позволяя снять с себя платье, помогая ему развязывать завязки его рубахи. Ее тонкие пальцы коснулись его груди, потом осмелели, пробежали вниз, к животу, и Жанна выгнулась ему на встречу, раздвигая ноги. Страсть захватила их обоих, но вспыхнув, вскоре погасла. И лежа рядом с Жанной и обнимая ее за плечи, Эдуар чувствовал себя изменником. Он изменил Эстель, изменил себе, изменил брату, взяв его жену на кушетке в библиотеке. Ему казалось, что от только что совершил грех со своей сестрой.

— Жанна?

Она отвернулась от него и плечи ее вздрагивали.

— Я обидел тебя, Жанна?

— Нет.

Эдуар накрылся сам и укутал ее обнаженные плечи теплым пледом.

— Это был грех, Эдуар, — сказала она сквозь слезы.

— Нам следует пожениться, — тихо ответил он, хотя совсем не хотел этого, — тогда все будет законно.

— Нет! — она резко повернула к нему заплаканное лицо, — нет! У меня чувство, будто я переспала со своим братом! — она обняла его и разрыдалась, как ребенок, — Эдуар, я люблю тебя. Но не как жена мужа! Я... я не могу быть твоей женой!

Спустя пол года Жанна вышла замуж за испанского барона. Эдуар, как и обещал, дал за ней хорошее приданое. И когда Жанна покидала его замок, он стоял на стене, все больше хмуря брови. Теперь он остался совершенно один.

Вести о ранении Симона дошли до Эстель достаточно быстро. Гонец описал битву немного иначе, чем все было на самом деле, выставив тамплиеров зачинщиками, а Симона несчастной жертвой. Эстель выслушала его без всяких эмоций. Возможно, она даже сожалела, что Симон выжил. И если он рассчитывал на то, что она приедет ухаживать за ним, то он сильно ошибался.

— А Эдуар де Бризе? — спросила она гонца.

— Он тоже ранен, госпожа, но не так серьезно.

Симон явился сам через пару месяцев. Эстель открыла ему ворота. Все это время она ждала Эдуара. Ждала в полном смысле слова. Она целыми днями стояла на стене, вглядываясь в даль, и даже ездила встречать его, когда ей вдруг казалось, что он уже близко.

Но Эдуар не приехал.

Симон вошел быстрым шагом и остановился перед Эстель, как обычно восседающей на своем кресле. Руки ее покоились на подлокотниках, которые она сжимала пальцами так, что становилось больно. Лицо ее было бесстрастно. Симон поклонился, и взгляды их встретились.

— Наша свадьба назначена и не может быть отложена, — сказал Симон и в упор посмотрел на нее, — вы, госпожа графиня, слишком много играли мною, чтобы теперь я мог вас отпустить. Так что соизвольте готовиться.

— Я не выйду за вас замуж, — сказала Эстель, так и не поднявшись.

— Любой суд будет на моей стороне. И, поверьте, Эстель, я не позволю обвести себя вокруг пальца, как граф де Пуатье.

Она вскинула брови и губы ее тронула улыбка.

— Это мы еще посмотрим, — усмехнулась она.

— Вы дали мне слово! — почти прорычал он, — и вы не сможете забрать его назад. Тем более, что ваш любовник уехал в Святую Землю, где собирается вступить в Орден тамплиеров! Не зря же он столько времени яшкался с ними!

— Что? — Эстель подалась вперед, и глаза ее расширились.

— Вы все прекрасно слышали, — сказал виконт, скривив губы, — ваш Эдуар де Бризе станет тамплиером. Он сейчас на пути в Святую Землю, так что поверьте мне, нет смысла сопротивляться судьбе.

Эстель побледнела, как полотно. Что дальше говорил Симон она попросту не слышала, уйдя в собственные мысли. Ей было совершенно все равно, что он говорит. Эдуар бросил ее! Она, дура, целыми днями ждала его, а он уехал, даже не попрощавшись и не прислав вести! Уехал, как только объявили Крестовый поход, хотя сбор армии был назначен на осень. Наверняка он хочет произнести обеты до того, как начнется штурм Иерусалима. Он станет совершенно чужим ей, ведь обеты нерушимы, а тамплиерам запрещено касаться женщин. Даже матери. Эстель сжала виски руками, чтобы унять внезапную головную боль. Потом поднялась, и, совершенно забыв про Симона, медленно пошла к себе. Симон что-то кричал ей в след, но она не обратила внимания на его слова. Она не слышала их, полностью погруженная в свое горе.