Что-то изменилось в его лице. Из жесткого, каким было в коридоре, оно как будто оттаяло, и теперь перед ней был ранимый юноша, а не жестокий воин. Глаза его сияли, когда он смотрел на нее. И вот он сделал шаг. Эстель замерла, все мысли из ее головы вылетели, будто их и не было никогда. Он сделал еще шаг, поднял за подбородок ее голову, и очень нежно коснулся губами ее приоткрытых губ. Эстель вздрогнула, но он вдруг обхватил ее стан руками, не переставая целовать ее губы, прижал к себе. Руки его были нежны, и она совсем не испугалась, наоборот, положила руки ему на плечи, и вдруг поняла, что тоже целует его.

— За ваш поцелуй я готов поплатиться чем угодно, — прошептал он.

— Вы никогда не простите меня? — отозвалась она.

— Я вас давно простил, тем более, что и прощать нечего, но забыть, конечно, пока не могу.

Эстель отстранилась, и он нехотя отпустил ее. Матильда была права, думал он. Торжество, когда ты получаешь то, чего так долго добивался, намного ярче, чем когда добыча сама падает в руки. Эстель сама целовала его. Ее поцелуй был полон страсти, и руки ее лежали у него на плечах. Прошло совсем немного времени с тех пор, как она за тоже самое коснулась его шлема.

— Все служанки на празднике, — Эстель подошла к зеркалу, — помогите мне вынуть шпильки, Эдуар.

Он шагнул к ней. Эстель сняла с головы обруч и накидку, и села на стул. Руки его дрожали, когда он коснулся ее волос, а потом по одной вынимал серебряные шпильки, украшенные красными камнями.

Вот он положил перед ней полную пригоршню шпилек. Эстель подняла руки, сняла заколку, и волосы ее черным водопадом упали ей на плечи. Эдуар задохнулся от вида ее с распущенными волосами, покрывающими ее до талии пышными черными волнами. На фоне волос глаза ее показались ему настоящими звездами. Он опустился на колени у ее стула, тронул ее за плечо, и, когда она повернулась к нему, принялся целовать ее, зарываясь руками в черные волны волос. Эстель отвечала, скинув с него обруч и пропуская его волосы сквозь пальцы.

— Я люблю вас, Эстель, — прошептал он, на миг отрываясь от ее губ, — я безумно люблю вас!

Эстель резко встала. Он тоже поднялся. Она отошла от него, обхватила себя руками.

— Я сказал что-то не то?

Эстель обернулась к нему. Щеки ее пылали.

— Я позволила вам слишком много, — сказала она.

Он вспыхнул.

— Так ударьте меня. Можете и мечом. Ваши поцелуи стоят очень дорого.

Эстель тоже вспыхнула. Быстро подошла к нему, подняла руку. Он сжал губы, ожидая удара, но удара не последовало. Она легко и нежно коснулась его щеки. Потом притянула к себе его голову, и сама нашла губами его губы.

— А ваши поцелуи? — спросила она, отстраняясь, и не позволяя ему снова целовать себя, — ваши поцелуи чего стоят?

— Они стоят моей вечной верности, — прошептал он.

— И меня за них не будут убивать?

Он рассмеялся:

— Нет. Не настолько уж они и ценны.

— Матильда считает иначе, — она кокетливо улыбнулась.

— Передайте Матильде, что я вечный ее должник.

Эстель мягко высвободилась из его объятий.

Отошла к окну. В голове ее крутилось множество мыслей, все они путались и сбивались. Инструкции Матильды, эмоции, невысказанные слова, что шли от сердца.

— Эдуар, у меня к вам просьба, — голос ее зазвучал ровно, будто она читала написанный текст, — служанок нет, а мне требуется искупаться. Думаю, что девушки наполнили бочку, и если вы сможете долить горячей воды, я буду благодарна вам.

Она исчезла за занавесом, и вскоре вышла, подзывая его к себе.

Бочка была закрыта крышкой, и вода в ней была достаточно горяча. Рядом стояли ведра, наполненные горячей водой. Эдуар как во сне вылил в бочку два ведра воды, потом помог Эстель развязать платье, и держал ее руку, когда она, совершенно обнаженная, прикрытая лишь плащом черных волос, поднималась по ступеням в бочку. Вот Эстель прыгнула в воду, брызги задели и его, намочив одежды, а ее улыбающееся лицо показалось из воды. Волосы намокли, и мокрыми прядями висели вдоль раскрасневшегося лица.

— Уходите за занавес, — сказала она, и плеснула на него водой.

Он стоял, не в силах пошевелиться.

— Я позову вас, Эдуар, когда вы мне понадобитесь.

Время тянулось очень долго. Эдуар сидел на сундуке за занавесом, сжимая себя руками, и слушая, как Эстель плещется в воде. Воображение подкидывало ему яркие образы. Страсть полностью завладела им. Чтобы сдержать ее требовалось полное сосредоточение. Тело его молило о любви, молило вернуться за занавес, схватить Эстель в объятия и отнести ее на кровать. Каждый плеск воды вызывал в нем волны желания.

— Эдуар?

Он вздрогнул, будто очнувшись. Вскочил с сундука и бросился к ней.

Эстель стояла на верхней ступеньке. Абсолютно мокрая, она протянула ему руку.

Он взял в свою ее мокрую ладонь, сжал губы.

— Подайте мне полотенце.

Полотенце лежало на столике в трех шагах. Эдуар взял полотенце, и накинул ей на плечи. В этот момент самообладание дало сбой, он встал за ее спиной, и обнял ее за плечи, ища губами мокрую кожу шеи. Руки его легли ей на грудь, и Эстель выгнулась ему на встречу.

— Отпустите.

Он тяжело дышал, разворачивая ее к себе. Эстель нахмурила брови, хотя он видел, что она тоже возбуждена до предела, губы ее приоткрыты, а глаза подернулись дымкой.

— Прелюбодеяние — страшный грех, Эдуар, — сказала она, — и я не хочу идти против совести и церкви.

— Вы будете жалеть, если...

Она пожала плечами.

— Я не знаю. Но Господь не позволяет подобного поведения. Уходите.

Он убрал руки от ее плеч.

Эстель стояла перед ним, завернутая в полотенце, мокрые волосы ее липли к лицу, рассыпаясь змеями на белой ткани. Глаза смотрели строго, но совсем не холодно. Потом она развернулась, прошла к кровати, откинула полотенце на пол, позволив ему на миг любоваться ее тонкой талией и длинными ногами, и юркнула под одеяла.

— Доброй ночи, Эдуар, — сказала она тихо, — я должна выспаться, чтобы завтра быть красивой, — она улыбнулась, — уходите.

Он стоял, не шевелясь, будто прирос к полу. Покинуть ее сейчас было выше его сил. Поэтому он подошел к кровати. Глаза Эстель вдруг стали холодными, как льдинки. Но он опустился на колени рядом с нею, взял ее руку и поднес к губам.

— Вы, как всегда, жестоки ко мне, Эстель. Я же готов сделать для вас абсолютно все.

Эстель вдруг оживилась. Она даже села в постели, натягивая одеяло до подбородка:

— Правда? — глаза ее засияли, — хорошо. Если вы выполните какую-нибудь важную мою просьбу, то я не останусь в долгу, — сказала она, и голос ее звучал так, будто они заключали сделку, а не так, будто речь шал о любви, — я... подумаю, что бы это могло быть. А теперь уходите! Скоро придут мои девушки, я не хочу, чтобы обо мне поползли неприличные слухи!

— Да, слухи и сплетни — это мой удел, — усмехнулся он, поднимаясь.

А потом он бросился вон из комнаты, и бежал до самой своей башни, будто за ним гнались все черти ада. А в голове была Эстель, выходящая из бочки. И только в глубине души шевельнулось странное подозрение. Уж больно оживилась прекрасная графиня при его обещании сделать для нее все, что угодно. Возможно, она знает, что это. Но Эдуар быстро выбросил из головы подобную мысль.

— Эстель!

Матильда ворвалась в ее покои, и Эстель обернулась, встала с сундука, на котором сидела. На ней был голубой халат, а в руках она держала книгу. Одну из коллекции романов ее мужа.

— Как все прошло?

Эстель пожала плечами.

— Так нельзя, Матильда. Я уверена, что так нельзя. Это же обман чистой воды!

— Никакой не обман, — парировала Матильда, — все честно. Он дал обещание?

— Да.

— Вот и хорошо. Завтра ты получишь от него все, что тебе нужно, а вечером сможешь осуществить то, чего желаешь. Ты хочешь его?

Эстель вспыхнула.

— Да.

— Ну и где обман?

— Как я могла так прогнать его?