— Все с беконом, — говорит он кассиру. — Три… нет, четыре… больших картофеля фри.

— Мне не нужна картошка фри, — отвечаю я.

— Я съем твою, — говорит он мне. — И четыре молочных коктейля — два ванильных, один клубничный и…

Он смотрит на меня через плечо.

— Тоже клубничный, — отвечаю я.

— Два клубничных и добавь колу.

Она сообщает ему итоговую сумму, а я откидываюсь на сиденье, пока мы останавливаемся за другой машиной и ждём своей очереди.

Глядя на Тимура, вижу, что он всё ещё прокручивает страницу в сети, и смотрю вниз, чтобы увидеть, что привлекает так много его внимания.

Улыбаюсь.

— Я была там, — говорю ему, указывая на изображения на его экране. — Весь этот отель представляет собой домик на дереве. Мне нравятся огни на деревьях — они красивые. Создают ощущение волшебства.

Он молча смотрит на меня.

Он, наверное, злится, что я сую свой нос куда не просят. На этой неделе я каждое утро готовлю завтрак, который раньше готовил он, но по какой-то причине почти не попадаю в его поле зрения, если только он не хочет… есть.

— Ты когда-нибудь был за пределами Камчатки?

Но он, конечно, не отвечает.

Мы продвигаемся вперёд, слышен весёлый голос.

— Привет, Тимур, — говорит кто-то.

Из окна на нас смотрит симпатичная девушка с лохматой стрижкой до плеч и чёлкой. Её форменная рубашка в сине-белую полоску украшена бейджиком с надписью «Мария».

Тимур делает вид, что не знает её, так как Егор расплачивается за покупки. Она снова открывает окошко, чтобы дать сдачу.

— Ты знаешь, моё предложение всё ещё в силе, — произносит она, глядя на Тимура и протягивая Егору пакеты с едой. — Ты уверен, что не хочешь спрятать меня на вершине горы вместе с остальными вещами, которые нужны тебе на зиму? Я могла бы согреть тебя.

Можно было сказать, что она просто дразнит нас, но Егор смеётся, берёт молочные коктейли и передаёт их мне, чтобы я держала их на коленях.

— Да, только если он будет прятать тебя в кладовку на те двадцать три часа в сутках, когда он тебя не использует.

— Егор! — возмущаюсь, широко раскрыв глаза.

Но цыпочка опережает меня. Она бросает стакан с кока-колой, стоящий у окна, и его содержимое проливается на Егора, прежде чем окошко снова закрывается. Брызги попадают на меня, впитываясь в сиденье, я ёжусь от холода. Егор рычит.

— Серьёзно! — ноет он, стряхивая газировку с рук. — Какого хрена?

Я смеюсь, едва замечая, как Тимур поднимает меня и вытаскивает из этого беспорядка.

— Ты это заслужил, — говорю Егору, всё ещё смеясь.

Он стонет, вытаскивая из сумки салфетки, чтобы вытереться.

— Я просто пошутил.

— Ну, она мне нравится, — поддразниваю я.

Позади нас раздаётся гудок, Егор хмурится, тронувшись с места, вероятно, злясь, что не получил колу прямо сейчас.

Тимур вытирает мою руку салфеткой, я перестаю смеяться, осознав, что сижу у него на коленях. Смотрю на красное сиденье и вижу тёмную лужу колы, на которой сидела.

Он бросает влажную салфетку и берёт другую, прижимая её к моему бедру, чтобы впитать влагу с моих джинсов. У меня перехватывает дыхание, кладу свою руку на его, чтобы остановить.

— Я…

Он смотрит на меня. Вспоминаю, что в последний раз он был так близко, когда держал меня на капоте машины.

— Я… я в порядке, — уверяю его, промокая джинсы.

Он убирает руку, позволяя мне это сделать самостоятельно, и обхватывает мою талию, как ремень безопасности. Затем он возвращается к своёму телефону, держа его обеими руками вокруг меня.

— Я могу сесть обратно.

Пытаюсь отодвинуться от него. Но он останавливает меня, не отрывая глаз от телефона, и поглаживает сиденье, напоминая, что оно мокрое. Продолжая прокручивать страницу, он крепко держит руки на месте, и мой пульс учащается.

Пока мы едем домой, я чувствую только его. Егора нет в машине, музыки нет, и, несмотря на ветер, внутри грузовика становится жарко. В какой-то момент смотрю на него, он поднимает глаза и снова смотрит на меня. И тогда я понимаю, что ошибалась. Я у него на прицеле.

Алиса

— Нет! — кричу я, выворачивая ноги, прежде чем он успевает как следует схватить меня. Но я недостаточно быстра. Макс хватает меня за лодыжки, а я хватаюсь за прореху на коврике, чтобы удержаться, и пытаюсь освободиться от него.

Он дёргает меня, я кричу в гараже, не в силах сдержать смех.

Прошло почти два дня с того того эпизода на кухне. Мы работали, готовили, консервировали фрукты, заполнили кладовку запасами на зиму и даже запасли немного воды в бутылки, поскольку, как мне говорили, трубы часто замерзают.

Они заставили меня посмотреть весь первый сезон их шоу по каратэ, я приготовила несколько новых угощений для лошадей и кур, которые нашла на Pinterest. Егор смеялся надо мной, но животные были в восторге. Я целый час наблюдала, как они с удовольствием собирают замороженную кукурузу. Это было так мило!

— Давай, — резко говорит Макс, крепко сжимая меня. — Ты уже должна была это понять.

— Прошло уже два дня! Дай мне перерыв! — возражаю я, прекращая попытки пинать и бить, замахиваюсь обоими кулаками ему в лицо. Он пятится назад, но я зажимаю ему нос. Он отпускает меня, вскакиваю на ноги, готова сразиться с ним лицом к лицу. Он хватается за нос, его глаза слезятся.

— Ой, — хмыкает он.

Вчера Макс решил, что мне нужно немного больше воспитания, чем мальчикам, поскольку несколько дней назад я оказалась на озере наедине с Артёмом, он решил научить меня некоторым навыкам самообороны. Тимур ушёл на охоту, а Егор смотрит телевизор.

Макс всхлипнул и отряхнулся, поднимая руки, чтобы продолжить тренировку.

— Почему бы просто не дать мне пистолет? — спрашиваю я. — Разве не это ответ горца на все вопросы?

— Конечно, как только съешь тост с авокадо, — смеётся он.

Смеюсь, пихая его в грудь.

— Я такое не ем.

Чувствую его смешок, когда он разворачивает меня и захватывает в объятия.

— Что теперь будешь делать? — смеётся он, крепко обнимая меня, пока я извиваюсь. — Ну давай же. Что сделаешь?

Он колеблется лишь мгновение, прежде чем отпустить меня и впивается пальцами в мой живот, щекоча меня. Сворачиваюсь калачиком, пытаясь не рассмеяться, когда мы оба падаем на коврик, спиной падаю ему на грудь.

— Нет, нет, нет… — обнимаю себя, защищаясь от его натиска, извиваясь и смеясь. — Остановись!

Наконец он это делает и кладёт руки мне на талию. Опускаю голову ему на грудь, и мы оба пытаемся отдышаться.

— Я почти уверена, что вам всем придётся повсюду сопровождать меня, потому что это бесполезно, — говорю ему.

Его грудь сотрясается от беззвучного смеха, и через мгновение всё стихает, пока я лежу.

Моё тело начинает нагреваться, и улыбка исчезает, когда я чувствую его под собой, осознавая каждый выступ его мышц, каждую выпуклость его… тела.

Поворачиваю голову и смотрю на него, вижу смущение в его глазах, потому что он знает, что я это чувствую.

Я сделала его твёрдым.

Моя кожа покалывает под его пальцами, и когда он ласкает мои бёдра легчайшим прикосновением, мои веки трепещут.

Его брови сдвинуты вместе.

— Что это? — шепчет он.

Чувствую, как его пальцы скользят под завязку моих трусиков.

Он проводит по ткани на моём бедре, где она выглядывает над джинсами, до самой спины, где почти ничего нет.

Он знает, какие трусики на мне, и ему становится тяжело дышать.

— Кое-что прикупила сегодня в городе, — говорю я ему.

Мне нравится, как я себя в них чувствую, как они выглядят. Девочки в школе уже много лет назад начали носить сексуальное нижнее бельё.

Но он смотрит на меня так, будто боится, я тру нос и вижу, как его кадык шевелится вверх и вниз.

Я не хотела его нервировать. Дело не в сексе. Мне просто нравится чувствовать себя другой и покупать то, что Алиса Буткевич никогда бы не купила.