Повернувшись, возвращаюсь к палатке, где зрители уже расходятся, а музыка вновь начинает играть.

Макс всё ещё занят работой над чем-то, что, я уверена, уже готово. Направляюсь к палатке с едой рядом с нами и беру немного начос и сыра.

Откусив небольшой кусочек, подхожу к своему дяде.

— Хочешь немного? — спрашиваю, протягивая ему начо.

Он смотрит мне в глаза, но даже не замечает, что я ему предлагаю.

— Нет, спасибо.

Наблюдаю за ним, пока макаю в сыр ещё один начос и вынимаю его.

— Он действительно хорош, — говорю я ему.

Он лишь кивает и возвращается к своей работе.

Прищуриваюсь. Макс не похож на моего отца, но что-то всё же есть.

Игнат не стал бы наблюдать за мной, потому что ему было бы всё равно. А Макс отказывается поддерживать Егора. Почему?

Подойдя ближе, собираюсь поставить еду и вернуться к раздаче наклеек, но в нашу сторону направляется толпа людей, окружая Егора. Смотрю, как он снимает рубашку и бросает её на наш стол, одаривая меня дерзкой улыбкой и забирая мои начо. Он берёт немного сыра, наносит его мне на нос, а затем облизывает его, пока я рычу.

— Егор, — упрекаю я, извиваясь, но он лишь смеётся.

— Я собирался поздравить тебя, — говорит он.

Неважно. Вытираю сыр и его слюну с носа.

Украв мои начо, он подходит к отцу.

— Знаешь, я могу принести гораздо больше пользы Соколов Экстриму, если меня покажут по телевизору, — говорит он.

— Да, и что потом? — Макс пристально смотрит на своего сына. — Как ты думаешь, что ты будешь делать после того, как твои пятнадцать минут славы истекут, или если из-за травмы отправишься домой в инвалидной коляске?

Егор усмехается и качает головой.

— Ты вообще смотрел? — говорит он. — Я выиграл! Я победил их всех. У меня всё хорошо. Мне это нравится.

— Гонки по мотокроссу… — начинает Макс, но Егор ехидно заканчивает за него:

— Это не карьера. А держать нас прикованными к вершине — это не жизнь. Тебе следует об этом подумать.

Он разворачивается, протягивая мне мои начос, и снова уходит, обняв талию какой-то девушки. Они исчезают в толпе.

Осмеливаюсь взглянуть на Макса и замечаю, как его челюсть напрягается, когда он с силой дёргает торцевой ключ против часовой стрелки, словно затягивая рот своего ребёнка, а не болт.

Вот и всё.

Нетрудно понять, что Макс любит и ценит жизнь на его условиях, вдали от ужасов нашей семьи.

Но Егор жаждет чего-то другого. Он не ленив, небрежен или скучен. Он несчастен.

Ставя поднос, подхожу и опираюсь на стол, за которым работает Макс.

— Он прав? — спрашиваю я, слыша, как мужчина по громкоговорителю объявляет о новой гонке. — Ты прячешься здесь?

Он бросает на меня взгляд, затем встаёт и, обойдя машину, начинает возиться с чем-то.

— Опусти рубашку, — ворчит он.

Пытаясь сдержать улыбку, поднимаю бровь.

Он бросает инструмент и, наклонившись к столу, вздыхает.

— Проклятые дети… — качает он головой, глядя на меня с грустью в глазах.

Возможно, он не хочет, чтобы Егору было так больно, но если Макс что-то и знает, так это то, что наши родители не всегда знают, что лучше для нас. Я имею в виду, кто сказал, что Лиза была бы для него долго и счастливо?

Но он всё равно сбежал бы с ней, потому что мы хотим того, чего хотим. Егор сделает то же самое.

— Эй, — говорит кто-то.

Поворачиваюсь, чтобы увидеть, как Лия Григорьева входит в палатку, засунув руки в карманы джинсов и глядя на меня.

Я всё ещё в замешательстве. Ни одна из наших встреч не была особо приятной. Чего она хочет?

Мой дядя уходит, чтобы поискать что-то в кузове грузовика, а я снова смотрю на Лию, в её носу уже нет никаких признаков того, что сегодня из него текла кровь.

— Привет, — наконец отвечаю я.

Она протягивает руку.

— Лия.

Мы пожимаем друг другу руки.

— Алиса, — представляюсь я, понимая, что нас не представили должным образом.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, указывая на её нос, но она лишь выдыхает смех.

— Я единственная, кто причиняет мне боль, — говорит она.

Отпускаю её руку, не понимая, что это значит.

Оглядываюсь через плечо. Макс открывает дверь грузовика и ищет что-то в бардачке.

— Итак, ты хочешь потанцевать? — спрашивает она.

Резко поворачиваюсь, глядя на неё.

Что?

Люди собираются вокруг костра, песня льётся из больших динамиков, установленных на кузовах грузовиков, которые окружают стоянку. Однако песня медленная, все находятся близко друг к другу.

Качаю головой.

— Нет.

Но она всё равно хватает меня за руку и тянет к костру. Спотыкаюсь, стараясь не отставать, пытаюсь вырваться из её хватки.

— Эй, стой, — говорю я.

Я не очень хорошо танцую.

Она поворачивается, хватает меня за талию и притягивает к себе. Я пытаюсь оттолкнуть её, но она слишком быстрая. Она хватает меня за узел на моей рубашке и резко дёргает на себя, моя шея едва не получает травму.

Скалю зубы, чувствуя, как мой живот трётся о её живот.

— Всё нормально, — ухмыляется она мне. — Я знаю, что ты натурал.

Она начинает двигаться, покачивая бёдрами и слегка прижимаясь ко мне. Моё сердце готово выпрыгнуть из груди, когда я пытаюсь переставить ноги, чтобы не упасть.

— Да, откуда ты знаешь?

— Ты хочешь сказать, что есть шанс, что это не так? — спрашивает она, дразня меня. Я закатываю глаза.

— Тебе не стоит быть такой, — говорит она. — Я гораздо безопасей, чем парень. По крайней мере, я не могу сделать тебя беременной.

Ничего не могу с этим поделать. Смех вырывается наружу. Немного расслабляюсь. Но не слишком сильно.

— Почему бы тебе не прекратить этот спектакль? — говорю ей. — Ты делаешь это, чтобы привлечь внимание Тимура?

Небольшой танец девушки, который он, несомненно, заметит, потому что она пытается соблазнить кого-то из его окружения.

Оглядываюсь по сторонам, но его, кажется, здесь нет. Я не видела его с тех пор, как он припарковал свой байк. Возможно, он отправился домой с кем-то другим.

Она опускает руки мне на талию и приближается, почти касаясь своим носом моего. Не знаю почему, но я стою на своём, не дрогнув.

— Чтобы привлечь его внимание, нужно нечто большее, — тихо угрожает она. — Ты будешь свободна позже?

Отвожу взгляд, понимая, на что она намекает.

Ясно качаю головой. Я не позволю Тимуру лопнуть мою вишенку в тройничке. На самом деле, я больше никогда не позволю Тимуру ничего подобного.

— Ты слышала ссору в пещере, — шепчет она мне на ухо. — Ты подслушивала?

Подслушивала?

— Ты последовала за нами, — насмехается она, — потому что тоже хочешь его. Ты ревновала.

Я выдавливаю улыбку, покачиваясь в такт музыке, и обвиваю руками её шею.

Достаточно.

Наклоняюсь к её уху.

— Я даже не знала, что вы там, — шепчу я. — Я пряталась, потому что ласкала себя в воде.

Она фыркает, поднимает голову и недоверчиво смотрит на меня.

Моё лицо краснеет. Не понимаю, почему я только что сказал ей это, но меня это уже не особо волнует. Я не люблю игры и уж точно не буду играть по её правилам.

— Ты серьёзно? — спрашивает она почти с восхищением. — Разве ты не знаменита? Я могла бы зайти в сеть и рассказать всем то, что ты мне сейчас говоришь.

Понимаю, что это не даст ей того, чего она хочет. Но я не останавливаю её.

— Люди делают то, что хотят, — говорю я, обнимая её за бёдра во время танца. — Так что мне всё равно. На всё. Твоё поведение меня не касается.

Затем я смотрю через её плечо и вижу его — Тимура.

Он стоит вдалеке, за толпой, один, прислонившись к стволу дерева. Он смотрит на меня, поднося к губам бутылку пива и делая глоток. Я сглатываю комок в горле.

Каждый раз, когда он смотрит на меня, у меня внутри всё сжимается. Сердце разгоняет горячую кровь по телу, наполняя меня предвкушением чего-то. Обещание того, что что-то произойдёт, не даёт мне покоя.

Я не могу остановиться.