— И нафиг он тебе?

— Потому что только девятка тянет боевые скрипты глубокого нейроподавления.

Голос её прозвучал спокойно. Буднично. Как будто говорила о погоде.

Я выпрямился.

— Ты совсем спятила? Это же невероятно опасно! Можно же вообще биороботом стать! Зачем?

— Это не я решала, Макс, — ответила она тихо, без тени иронии. — Тем более, когда попадается особенно извращённый клиент… такой, что маньяки из старых хорроров кажутся просто милыми мягкими зайчатами, останется только радоваться, что у тебя есть такой апгрейд.

Я скривился:

— Чё за дичь ты мне сейчас втираешь?

Она выдержала паузу. Потом спокойно, без надрыва сказала:

— А как ты думаешь, я потеряла руку?

Я застыл. Просто выключился.

Меха-руки — обычное дело. Особенно после аварий, боевых повреждений, травм на производствах. Некоторые и вовсе устанавливают их ради крутого функционала. Но в сфере Яры? Нет, это большая редкость.

Клиенты элитного эскорта платят за натуральность, за визуальное соответствие, за то, что тело выглядит «настоящим», даже если под ним сплошной силикон и поддельные рецепторы.

Для неё протез — не апгрейд. Это дополнительный барьер и сужение клиентской базы.

Значит, не роскошь. Не выбор. Не каприз.

Значит — что-то случилось по-настоящему страшное.

Почему-то я совершенно никогда не задумывался об этом.

Я опустил взгляд.

— Прости.

— Не надо, — коротко бросила она. Но в голосе — ни злости, ни горечи. Просто усталость.

Мы замолчали.

Прошло несколько секунд, прежде чем она снова заговорила.

Словно ощупывая воздух перед фразой:

— Макс? Можно спросить?

Я кивнул.

— Почему ты не убил Вика в башне?

Я не ответил сразу. Возможно, потому что сам не знал. Может, просто почувствовал, что это ничего не решит. Что только усугубит.

Пожал плечами:

— Наверное, совесть сыграла.

Яра смотрела внимательно. Не осуждала. Просто… смотрела.

— Это был правильный поступок, — произнесла она наконец. — Каким бы уродом он ни был… ты не должен был опускаться до его уровня. Круто, что ты не поддался.

Я хмыкнул:

— Надеюсь, что так.

— В любом случае, — добавила она, — теперь он перед тобой в долгу. Мы оба это понимаем.

Я выдохнул, оглядел улицу, потёр затылок. Затем нащупал в кармане угонщик, который напомнил мне о том, что стоит ещё найти транспорт.

— Ладно. Отдохнули и хватит. Пора сматываться, пока местные аборигены не допёрли, что на них свалился вовсе не метеорит. Пошли найдём тачку.

Яра медленно повернулась ко мне, и в её взгляде вспыхнула старая, знакомая искра. Усталость никуда не делась — но под ней теплилось то, за что я всегда держался.

Сарказм.

Живой, упрямый, настоящий.

— Веди меня, мой герой.

* * *

Дорога была не из простых. В нашей ситуации следовало гнать на всех порах, а мы едва плелись. Мне удалось найти только старый микроавтобус, который с трудом держался своей полосы и не разгонялся больше шестидесяти. Тяжёлый гул допотопного дизеля заполнял тишину, отдаваясь вибрацией в руль и грудную клетку.

Яра держалась, но выглядела так, будто её сознание балансировало на грани отключки. Кожа стала почти белой, даже губы потеряли цвет, а в глазах застыла такая апатия, и это мне не нравилось больше, чем сама рана.

В какие-то моменты мне даже казалось, что её взгляд просто остекленел. В такие моменты я трижды проверял, дышит ли она.

Через несколько часов мы наконец достигли Высоких Гор.

И этот задрипанный посёлок невероятно контрастировал со всем Камал-Сити. Не только из-за малоэтажной застройки и полупустых улиц. Здесь даже воздух был другой… Сухой, пахло прелыми листьями, ржавчиной и чем-то горелым. Солнце висело в зените, но почти не грело, только добавляло резкости облезлым пейзажам.

Я посмотрел на Яру, теперь находящуюся в отключке. Слегка подёргал её за плечо, не отрывая глаз от дороги:

— Эй, соня, просыпайся. Мы почти приехали. Если сдохнешь в тачке, пропустишь самое интересное.

Яра вяло отшутилась:

— Тогда постарайся добраться побыстрее, милый, — её голос был хриплым.

— Куда нам?

— Сворачивай с главной дороги налево, вон за тем магазином, — она указала на заросшее плющом кирпичное здание с ржавой вывеской «продукты 24».

Свернув, увёл машину на совсем убитую улицу и убавил скорость. Асфальт тут был скорее исключением, чем правилом. Местами его не было вовсе, только голая, спрессованная колёсами земля с пятнами засохшего масла. По обе стороны дороги тянулись дома-призраки: заколоченные окна, крыши, осевшие под собственным весом, заросшие кустами дворы.

— Вон тот, с красной крышей, — указала Яра прямо.

Если бы мне предложили выбрать из всех домов на этой улице самый уродливый и мёртвый, я бы точно выбрал именно этот. Хотя, возможно, именно на это и был расчёт.

Сбавил скорость и остановился на подъездной площадке.

— Ты уверена? — выключая мотор, спросил я с сомнением.

— Да…

Яра выдохнула, откинувшись на сиденье и прикрыв глаза.

— Тим уже несколько лет в розыске. Поэтому шифруется тут. Просто так к нему на приём не попадают.

— Удобное место, чтобы сдохнуть в одиночестве.

— Ага… Но я надеюсь, что он не сдох.

Я вздохнул, вышел из машины, обошёл корпус. Открыл пассажирскую дверь. Яра даже не пыталась двигаться.

— Давай, я помогу.

Она попробовала приподняться, но тут же зашипела от боли.

— Чёрт…

Я осторожно взял её под руку, помогая подняться.

Мы дошли до двери. Яра через силу постучала кулаком. Металл глухо звякнул.

— Тим! Это Ярату… Ярату Майер!

Тишина.

Я напрягся, бросил взгляд по сторонам.

— Может, он всё-таки сдох?

— Он здесь, — с трудом выдохнула она. — Я слышу… гул… кондея.

Прошло ещё несколько секунд.

Я уже собирался сказать, что нам не стоит терять время, когда дверь резко распахнулась.

На пороге стоял мужчина, который выглядел скорее как механик, чем врач. Лет сорока с чем-то, невысокий, худощавый, но довольно жилистый. Тёмные лохматые волосы торчали в разные стороны, на подбородке небрежная щетина. Белый халат давно потерял форму, а в руках он держал что-то, подозрительно похожее на дрель.

Он смерил нас взглядом.

— Ярату? Уже не думал, что когда-либо тебя встречу после того случая… — Он сузил глаза, разглядывая её. — Ну и видок у вас.

Яра криво усмехнулась.

— Да, Тим, спасибо за диагноз. Поможешь?

Он бегло осмотрелся и вздохнул.

— Да хрен с вами… Заходите быстрее.

Он отступил внутрь.

Я прижал Яру крепче, помогая ей сделать шаг за порог, и в тот же момент почувствовал, как её тело ослабло.

Она потеряла сознание.

Запах палёной плоти въелся в стены, смешиваясь с резким ароматом антисептика и металлическим привкусом озона. В тесной, захламлённой комнате гудели старые медицинские панели, окрашивая стены тускло-зелёным светом. Здесь не было ни стерильной чистоты, ни стандартных протоколов безопасности — только грубая необходимость спасать жизни в условиях, где жизнь не стоила и грёбаного руби, но почему-то требовала вмешательства в её спасение.

Кровь. Она была повсюду.

Но меня она не напрягала. Меня этим в принципе тяжело удивить. Меня напрягало состояние Яры.

Я сидел у стены, сжимая в руках окровавленный кусок ткани, который когда-то был её топом. Влажная ткань липла к ладоням, стыла на пальцах, оставляя на коже тонкие бордовые разводы. Я не отпускал её, сжимая так, будто мог удержать её жизнь в своих руках.

Яра лежала неподвижно. Свет операционного стола отсекал все лишние тени, освещая её кожу, которая теперь казалась пугающе бледной. Дыхание стало поверхностным, почти незаметным, словно тело старалось тратить на него как можно меньше сил.

Но грудь её всё ещё поднималась и опускалась.