«Повреждение главного двигателя».

— Зараза! — крикнул я, не отпуская штурвал.

— Мы падаем?

— Пока держимся…

«Держимся» продлилось жалкие несколько секунд, прежде чем турбины взвыли в последний раз, хлопнули и захлебнулись, словно заглатывая воздух в предсмертной агонии. Аэрокар замер в небе, завис, будто на грани принятия решения, а затем полетел вниз.

Я потянул штурвал, стараясь поймать хоть какое-то планирование, но весь контроль рассыпался на глазах. Конечно, нам удалось пролететь так несколько километров, но, когда внизу уже довольно отчётливо показалась промзона Дистанции, я понял, что мягкой посадки ждать не придётся.

— Макс! — выкрикнула Яра, вжимаясь в кресло.

— Держись!

Сильнейший удар о крышу складского ангара. Аэрокар со скрежетом металла рикошетом отлетел, скручиваясь, словно его выворачивали наизнанку. Мы содрали половину кровли, взметнув шрапнель железных листов. Кабина дико тряслась, визжала, сигнализация орала так, будто бы это был отчёт о скорой детонации.

Второй удар — через забор из листового железа. Он сложился, как карточный домик.

Третий — о землю.

Нос аэрокара врезался в гнилой пустырь, оставив за собой глубокую борозду. Последний рывок, последний хрип израненных двигателей — и всё затихло.

Звенящая тишина. Которая быстро сменилась гулом, словно мой мозг попытался выйти через череп наружу. Я моргнул, заставляя зрение сфокусироваться. В нос ударил запах гари, сырой земли и ароматы плавящегося пластика. Аварийные датчики визжали предупреждениями, в которых больше не было никакого смысла.

Я медленно расстегнул ремни, попробовал подняться. В спине взорвалась боль, а правый бок вспыхнул, будто внутрь загнали раскалённую иглу.

Однако открытых ран на себе не заметил. Так что, если ничего не сломал — уже удача.

— Яра… — прохрипел я, поворачиваясь.

Она всё ещё сидела в кресле второго пилота. Голова откинута назад, дыхание рваное, неглубокое. Левая рука зажимала бок, сквозь пальцы тянулись тёмные нити крови.

— Ну и посадка… — выдавила она хрипло, едва приоткрывая глаза.

Кровь. Это не хорошо. Но главное — не нагнать паники.

— Хорошо хоть баки не рванули, — произнёс я как можно более нейтрально.

— Пока что, — ответила она и попробовала пошевелиться. Резко поморщилась, сжала бок сильнее.

Я рывком дёрнул ремни, высвобождая её, и осторожно потянул на себя.

— Держись за меня.

Яра ухмыльнулась сквозь боль:

— Лучше бы ты пилотировал так же, как командуешь…

Но подчинилась.

На удивление, она оказалась легче, чем я думал. И дело было не в весе… Яра всегда держалась уверенно, грациозно — почти хищно. А сейчас в каждом её движении сквозила борьба: с болью, с телом, с самой собой. Она стала слабее и будто бы даже немного хрупче.

Аварийная дверца поддалась со скрипом. Я выполз наружу, вытягивая её за собой.

Мы живы.

Поднялся на ноги, помог встать Яре. Оттащил её от дымящихся обломков и усадил, прислонив к какому-то бетонному блоку. Она прикрыла глаза, тяжело выдохнув.

Кровь продолжала медленно стекать по её пальцам.

— Дай посмотреть.

— Если ты такой же доктор, как пилот, — прошипела она, — лучше не надо.

Я проигнорировал её слова и начал рыться среди обломков, выискивая хоть что-то, что могло помочь. В кабине нащупал аптечку: бинты, антисептик, обезболивающее, гемостатик. Не продвинутый хирургический набор, но лучше, чем совсем ничего.

Вылезая наружу, вскрыл пузырёк и щедро пролил антисептик на рану своей подбитой валькирии.

Яра резко втянула воздух сквозь зубы, судорожно дёрнулась:

— Сука… предупреждать надо!

— Терпи, — отозвался я, уже изучая повреждение.

Осколок металла застрял неглубоко, но хреново: не у самого края, и если неаккуратно дёрнуть — можно только усугубить. Я медленно ощупал кожу вокруг, проверяя пульсацию — кровь шла, но ровно, без толчков. Значит, артерии не задеты. Уже хорошо.

— Так, смотри, — сказал я ровным голосом, глядя ей в глаза. — Вынимаю сразу, на раз... Готова?

Она прикусила губу и кивнула.

Я взялся за выступающий край, уверенно вытащил в одном движении. Яра дёрнулась, но только зарычала, сжав зубы.

В ту же секунду я прижал стерильную марлю, дал крови впитаться секунду, затем щедро засыпал рану гемостатическим порошком, остановив основное кровотечение.

— Обезбол? — спросил я, уже готовый вводить.

— Вводи, что за тупые вопросы…

Я быстро ввёл дозу, выждал пару секунд, пока её дыхание стало чуть ровнее, затем плотно замотал бинтами, а сверху укрепил дополнительный слой ткани от кресла.

Протянул ладонь к краю раны, прижал пальцами и снова проверил: кровь больше не сочилась, но ткань всё ещё оставалась мягкой от внутреннего повреждения.

— Готово… Посидим немного, нужно дать ране хоть немного схватиться, иначе кровотечение будет слишком сильным. Но в идеале тебя надо зашить, — сказал я, отбрасывая упаковку из-под бинта. — И чем скорее, тем лучше.

— У тебя есть нитки?

— Если только в рубашке.

Она только криво усмехнулась.

— Очень смешно… Даже не знаю… в больнице я или на стендапе.

Я тяжело выдохнул, затем сжал бинты ещё крепче, завязывая настолько туго, насколько она могла выдержать.

— Это лучшее, что я могу сделать, пока мы не найдём профессиональную помощь.

Яра устало прикрыла глаза, откинувшись назад.

— Я бы пошутила, что у меня нет медстраховки… но боюсь, если бы была, скорая всё равно не приедет, — наконец выдавила она кривую улыбку.

По поводу «сюда» она была права как никогда.

Мы стояли посреди Дистанции — индустриального болота, где умирающие заводы, ржавые хранилища и разрушенные ангары сменяли друг друга в бесконечном гнилом месиве. Ни один корпорат не сунется сюда без личной армии, а полиция предпочитает проезжать этот район стороной.

На фоне этого местечка Авиастрой кажется семейным курортом.

— Да уж… — тяжело произнёс я и снова посмотрел на Яру. — Но тебе всё равно нужен врач… или хотя бы урак. Я бы отвёз тебя к нашему, который работает с «охотниками», но боюсь, Вик уже направил к нему людей.

Яра хрипло выдохнула, глядя в пустоту. Затем с усилием подняла ладонь к ране, сжав бинты.

— Есть один парень… в Высоких Горах.

Я посмотрел на неё с подозрением.

Высокие Горы — ещё одна жертва кризиса двадцатых. Некогда перспективный район «вдали от городской суеты», построенный для тех, кто хотел тишины и безопасности. Только вот суета никуда не делась — её просто отрезало полной анархией в Дистанции. И в итоге район малоэтажной частной застройки превратился в район-призрак.

— В этой дыре работают ураки?

— Подпольно, — отозвалась она устало.

Я скосил на неё взгляд.

— Не думал, что элитные девочки вроде тебя ходят к подпольным ур…

— «Кукольного надзирателя» не удаляют в «МедТек», — оборвала она. — И тем более не ставят там импланты «Скат» девятой серии.

Я чуть не подавился воздухом и повернулся к ней всем телом:

— Серьёзно? Девятка?! Это ж...

— Боевые для спецподразделений, да, — кивнула она.

Не глядя, провела пальцами по линии лба, убрала прядь волос за ухо — и я наконец увидел: над бровью, почти у виска, — тонкая полоса титана, почти незаметная, но при определённом угле я отчётливо смог распознать чип девятой модели.

Как я вообще мог не заметить это раньше?

Но, впрочем, неудивительно.

«Скат-9» — вершина военной линейки, флагман серии для бойцов особого профиля. Разработан так, чтобы выглядеть максимально похожим на гражданский «Люмен» базовой модели. Отличить можно было только по форме модуля и дополнительным слоям транзисторных дорожек в правой части корпуса.

Разглядеть их можно только с близкого расстояния, и если поставить себе такую цель.

— Хрена… Даже у меня стоит шестёрка. Где ты его достала?

— Ну уж точно не у косметолога, — фыркнула она.