Вереница холодных снежных деньков.
Витька всё канючил и подначивал меня сделать то, на что я никогда не решался. Хотел, чтобы я прогулял с ним уроки.
Один день всего лишь.
Один.
Можно было и прогулять. Можно было и променять на волшебное время с ним.
Договорились встретиться недалеко от моей школы в девять утра. Витька не опоздал, пришёл вовремя. Опять в своей камуфляжке и с холщовым рюкзаком на плече. Светился от радости, улыбался, меня заражал задором предстоящей шалости.
— Ну и чего? — он с издёвкой сказал мне. — Пришёл всё-таки? Не побоялся?
— Смотри, возьму щас и передумаю, — я пощупал его камуфляжный рукав и спросил, — А ты чего в форме? В школу потом собрался?
— Нет. Так уж напялил, чтобы для соседей выглядело, что как будто в школу иду. А то в окно увидят, родителям ещё потом скажут, весь нарядился, куда-то намылился.
Я хитро улыбнулся.
— А что? — я спросил. — Ты бы нарядился для этой нашей прогулки? Что бы надел?
— Пошли давай, — он хлопнул меня по плечу и полез в карман за сигаретой. — Ушастый болтун.
***
В вопросе «шоу-программы» я полностью доверился Витьке. Он хоть и жил на другом конце города, в Моторострое разбирался лучше меня.
— А там людно? — я поинтересовался у него. — Или безлюдно?
Мы петляли с ним по узеньким заснеженным улицам недалеко от гаражного комплекса. Того самого, где я наткнулся на отрубленную коровью башку. Снега на днях намело будь здоров, если ещё одна такая голова будет валяться – ни за что не увидишь, занесёт белыми хлопьями.
— А ты как хочешь? — он хитро спросил меня. — Чтобы людно было?
— Не хотелось бы.
— Никого там не будет, не ссы.
— Да не ссу я. Просто прям интересно, куда это ты меня тащишь, я у нас тут никаких мест безлюдных даже не знаю.
Мы с ним прошли мимо магазина обоев на первом этаже розовой панельной девятиэтажки. Окна широченные, высоченные, от пола и до потолка. А внутри никого, даже продавца не видать.
— Разве что вон, — сказал я и ткнул пальцем в сторону магазина.
— Чего? — Витька стал любопытно оглядываться.
— В магазине обоев, говорю, всю жизнь никого нет. Я его первый раз увидел, когда мне лет пять было. Всё время тут мимо хожу, и вечно там никого нет.
Он поправил на голове пушистую ушанку с кокардой, шмыгнул разок и сказал:
— Хочешь, зайдём? Прикинь, продавщица как офигеет? Впервые за столько лет и на тебе, люди.
— Зачем? Мне обои не нужны, у меня с обоями дома всё в порядке.
— Да? — он хитро заулыбался и посмотрел на меня. — Там так темно у тебя было, я особо и не разглядел ничего. Вот бы днём к тебе туда зайти. Посмотреть.
Намекал. Умный какой.
— Далеко ещё? — я нетерпеливо спросил его.
— Пришли уже.
Привёл меня к той самой шестнадцатиэтажной монстрятине недалеко от моего дома. Всю жизнь тут хожу, петляю по узеньким снежным тропинкам, а в доме в этом никогда не бывал. Дед говорил, что это экспериментальный проект, что так раньше не строили, решили разок попробовать. Говорил, что на ветру этот домина шатался.
— Не понял, — сказал я. — А куда там? На общий балкон, что ли?
— Там нет общих балконов. На крышу полезем, куда ещё?
Совсем ошалел! На крышу меня тащил. Высоко. Страшно. Холодно.
Зато с ним.
Взгляд побежал по серому обшарпанному муравейнику, шея вся выгнулась. Бетонный призрак сливался каменной тушей с тугим полотнищем угрюмого серого неба. Холодища на улице, а кончики пальцев вспотели.
От страха.
И эту подъездную дверь ключом-вездеходом открыл. Распахнул её, придержал для меня, как швейцар. Мы с ним зашли внутрь и вызвали лифт. Стали подниматься на шестнадцатый этаж в старой, ещё с советских времён, кабинке с мигающей лампочкой.
— Матушка-владычица, ты глянь-ка, — сказал Витька и поскрёб рукой уголок у доски объявлений.
Бумажная рвань слоилась по всей стене, места живого не было. Буквы плясали в хаотичном безумном танце, одно слово не успело заканчиваться, начиналось второе. Не слово, а прямо мутант. В глазах пестрило цифрами, чёрно-белыми фотографиями газелек, окон, дверей.
— Чего? — спросил я. — Объявлений, что ли никогда не видал?
— Не, ты сюда посмотри! — он ткнул пальцем в самый угол доски. — Видал? Закачай мелодию, игры на телефон. Отправляй СМС на номер десять-двадцать. Видишь, нет?
— Вижу, — у меня на лице расплылась улыбка. — Это она с каких таких времён тут висит?
— Не знай. Я последний раз такие объявления в году две тысячи девятом видел.