— Полоски? Какие полоски?

      — Ну эти, — он показал руками два квадрата. — Вайдскрин.

      — Так это же там такое соотношение сторон у камеры было. Я просто кропать ничего не хотел, чтоб детали не потерять.

      — Да я знаю, знаю, Артёмчик. Это ещё не всё. Она потом говорит, ой, уберите их пожалуйста, а то от них чувство какое-то… гробовое! Гробовое, прикинь?

      И засмеялся, как бабуин, по столу начал ладонью хлопать. И мне смешно стало, дурацкая улыбка расплылась на лице.

      — Гробовое чувство, говорит! — повторил Вадим. — Как будто, знаешь, как будто эти полоски – это как чёрная ленточка в углу фотографии. Понял, да?

      — Понял. Дура, чего я скажу.

      — Да дура, дура, никто не спорит. Уберёшь только полоски эти гробовые, ладно?

      — Уберу, уберу.

      — Спасибо, Артёмчик, давай мой хороший, как сделаешь – свисни.

      Он ко всем так обращался, по-доброму, уменьшительно-ласкательно. Артёмчик, Алёнчик, Дэнчик, Андрейчик, всех так называл. Всегда напоминал мне разум юного Питера Пена в теле взрослого тридцатилетнего мужика с разводом, ребёнком и алиментами за плечами. Да ещё и второй малыш был на подходе, уже от нового брака.

      Я налил себе чаю, развалился в кресле перед компьютером и нацепил плотные наушники. Дотронулся рукой до горячего стаканчика, слегка обжёгся и словил лёгкий кайф после морозной прогулки. И вдруг непроницаемая чёрная штора дёрнулась, и в комнату как ошпаренный влетел парень в военном камуфляжном обмундировании. Такой высокий, стриженный под ёжика, а на плечах погоны с буквами «КК», вышитые позолоченными блестящими нитями.

      Как забасит своим грозным голосом:

      — Вадим, там Денис ещё сэндбэги просит, они где?

      — Давай склад тебе покажу, — ответил ему Вадим, и они с ним куда-то утопали.

      Прошли мимо моего стола, парень задел меня своим взглядом, сверкнул улыбкой и похлопал по спинке стула. Лыбился так, как будто узнал меня. Откуда? У меня таких знакомых-то даже и не было.

      Компьютер мой уже включился, надо бы начинать монтировать, а я всё сидел в недоумении, смотрел на дверь, ведущую на склад, и ждал, пока он выйдет, чтобы получше его разглядеть. Вдруг узнаю?

      Дверь распахнулась, оттуда вышел Вадим, а вслед за ним незнакомец, держал в руках синие тяжеленные мешки с песком. Жилистые руки напрягались в задранной по локоть военной форме, скулы играли, когда он улыбался Вадиму и что-то внимательно слушал, задумчиво ему кивал. И голос у этого вояки был такой приятный, милый, добрый, но по-своему какой-то грубый, величественный. Бархатный, одним словом. И как только он влетел в комнату, пахнуло от него приятной смесью дешёвого дедовского одеколона и застоявшегося сигаретного дыма.

      — Витёк, ты где? — послышался голос Дениса вдалеке.

      — Всё, бегу! — ответил парнишка и вместе с мешками пулей вылетел в павильон.

      И только я проводил его озадаченным взглядом, как вдруг понял, что это был тот высокий сухарь из компании троих кадетов, что так часто попадались мне во дворе последнее время. Тот самый, что одёрнул своего друга гоблина, когда тот спросил у меня закурить. Надо же, он меня узнал, а я его нет. А чему удивляться, я же всё время шёл и прятал от них свой испуганный взгляд, горбился похлеще бабки у подъезда. Чего там особо разглядишь?

      — С Витьком уже познакомился? — спросил меня Вадим, такой он был проницательный, с ума сойти.

      — Нет, — ответил я.

      — Поздоровайся, поболтай с ним, он твоего возраста. А то чего мы тут все, взрослые дяденьки, тебе с нами неинтересно. Друга себе хоть найдёшь.

      — А он тут чем занят?

      — Гафером бегает, халтурит. На карманные расходы себе немножко.

      Я молча кивнул и чуть прильнул к монитору. Посидел так у компьютера минут двадцать, внёс все изменения, вывел новый исправленный ролик и отчитался перед Вадимом.

      — Если она опять скажет, что ролик у неё гробовой, — я сказал ему. — Звони, ладно?

      — Спасибо, Артёмчик. — Вадим ответил и хлопнул меня по плечу. — Давай, до завтра тогда.

      Я схватил рюкзак, нацепил куртку и зашагал к выходу. Вышел на крыльцо из студийной духоты в освежающую ноябрьскую прохладу, а там стоял он. Этот Витька.

      Витёк. Или как там его?

      Стоял и курил, оперевшись на перила, смотрел всё куда-то вдаль.

      Он глянул на меня из-за плеча и бросил:

      — Здарова.

      А я всё кивал, нет чтобы тоже его поприветствовать, хотя бы из вежливости. Хотел уже было пойти домой, как вдруг подумал, а чего это я буду от него бегать? Подумает ещё, что я его боюсь. Нет уж, постою, подышу воздухом, пусть увидит, что я тут на своей территории, не стану ни от кого скрываться.

      — Ты ведь не куришь, да? — он спросил меня и протянул открытую пачку с сигаретами.

      — Нет, не курю.

      — Да я помню, — он как-то нахально усмехнулся. — Иначе Стасяна сигареткой бы угостил, да?

      Я неловко пожал плечами и зашуршал своей плотной курткой. Какого ещё Стасяна? Гоблина того, что ли?

      Витёк всё не унимался:

      — А чего так вдруг? У вас тут все в киноделе курят, пьют, как черти, а ты нет. Болеешь чем?