— Сынок, ты куда так поздно, батюшки? — бабушка выскочила в коридор в своём зелёном халате.

      — Там это… — в голове у меня запестрили строчки с заготовленным текстом. — У Вадима на студии ролик для министерства образования горит. Надо помочь.

      — Ба, поздно ведь так, Артём.

      — Да знаю, знаю я. У них завтра с утра мероприятие, надо ролик показывать. Я на такси поеду, не переживай, ладно?

      Она положила очки возле старого телефона с круглым циферблатом и сказала:

      — Да я за это не переживаю, я просто хочу, чтобы ты спал нормально.

      — Высплюсь. Ладно, я побежал.

      И побежал. Выскочил на улицу к Витьке и громко захрустел сверкающим снегом возле подъезда.

      — Готов, что ли? — он задорно спросил меня и полез в карман за сигаретами.

      — Пошли уже. Гулёна.

      Мы дошли до остановки и запрыгнули в старую автобусную буханку. Поплыли с ним в старом жужжащем корыте по улицам родного нашего Верхнекамска. Держались за холодные поручни, жались к дребезжащей печке на задней площадке и в затянутом инеем окошке наблюдали за танцующими размытыми переливами уличных огней, красных светофоров, зелёных аптечных вывесок и жёлтых фонарей.

      — И часто ты так шараёхаешься по ночам? — я спросил Витьку.

      — Бывает иногда. Дома то чё делать? А ты? Часто?

      — Нет. Не часто.

      Врал ведь ему. Совсем никогда. Никогда я так по улицам по ночам не болтался и на автобусе по Верхнекамску не рассекал.

      Чёрное месиво талой грязи с наших ботинок мотало по салону туда-сюда. Иногда этот мутный ручеёк подпрыгивал вслед за автобусом и разбивался об железный пол на тысячи грязнющих брызг. И ни души в салоне, только мы с Витькой и несчастный, косо поглядывающий на нас, водитель-полуночник. От треска старого двигателя уши закладывало. Я достал телефон с наушниками, один отдал Витьке, а второй оставил себе.

      — Это что за песня такая? — спросил он. — Что-то знакомое. Откуда?

      — Ледниковый Период, — объяснил я. — Помнишь, когда идут возвращать ребёнка, гуляют, путешествуют?

      — А - а - а, точно, — довольно протянул Витька и закивал. — Он там ещё так непонятно эти строчки пропел. Какой уж там текст? Не разобрать. Да я и английский особо не знаю.

      — Он там поёт, — я чуть прокашлялся и постарался проговорить строчку так же быстро, как в песне, — Nobody safe, nobody on.

      — Ого, как у тебя похоже получилось! — Витька заулыбался и хлопнул в ладоши. — Молоток. А если помедленнее? Чего он там поёт?

      — Ноубади сэйф, ноубади он, — проговорил я и посмеялся. — Вот это поёт. Никто, мол, не в безопасности.

      — Понятно. Вот бы мне так в детстве кто объяснил, а. Это ведь кавер, да? В мультике как-то по-другому было.

      — Да, кавер. Более душевный. Просто подумал, мы ведь тоже гуляем, путешествуем, вокруг зима, снег, лёд. И у них там тоже в мультике зима, снег, лёд. Поэтому…

      Он засмеялся и перебил меня:

      — Да, понял я, понял. Чего ты мне всё разжёвываешь, а? Момент не порти, ушастый.

***

      Минут двадцать мы тряслись с Витькой в автобусе. Вывалились с ним из тёплого уютного салона в холодную городскую окраину на остановке Вторая заводская. Где была первая, и была ли вообще, я понятия не имел. Синий, давно уже проржавевший насквозь дорожный указатель покачивался на тихом ветру и приветливо нам поскрипывал.

      Добро пожаловать, мол, на Вторую заводскую, будьте как дома.

      Кругом темень, хоть глаз вырви, пустынные дебри облезлых чёрных деревьев, огни нашего города где-то вдали, один сплошной снежный океан и лишь ярко-оранжевое небо с его заводскими переливами чуть озаряло кусочек нашего мира. А до ближайшего источника света — фонарного столба у следующей остановки — пилить минуты три, не меньше. Куда это он меня привёз?

      Витька сказал мне:

      — Под ноги только смотри, ладно? А то напорешься ещё на арматурину.

      — Так не видно же ничего, — я жалобно проскулил.

      — Не боись. Нечего тут смотреть. Скоро всё увидишь. За мной иди. Как в Ледниковом периоде, да, Тёмыч? Они ведь там тоже чёрт знает где шатались.

      И я побрёл за ним по невысоким сугробам через уродливую лесопосадку, один в один из тупых американских ужастиков. Ноги в зимних ботинках наступали в холодный песок, голова по-своему радовалась, что ни гвоздя, ни ямы в снежной кучке не оказалось. Так страшно вокруг, лишь тихий шелест трассы позади нас напоминал, что мы ещё не совсем потерялись.

      — Почти пришли, не бойся, — Витька сказал мне.

      — Ты прям мои мысли услышал, — признался я. — Смотри, если ещё долго идти. Плюну, развернусь и домой поеду.

      — Всё, не ворчи давай.

      Он приподнял рваную секцию ржавого сетчатого забора и пропустил меня вперёд. Я пригнулся, пролез в дырку и чуть не зацепился своей вязаной серой шапкой. А Витька прошмыгнул вслед за мной и громыхнул кусочком забора, когда отпустил его пружинистую конструкцию.

      — Ой, сколько шума, а! — я громко цокнул и прикрыл лицо ладонью в болоньевой перчатке.