Столько раз уже на этом обжигался.

***

      Его видный силуэт застыл на фоне убегающих за горизонт шёлковых линий трамвайных путей в нежном жёлтом свете только что загоревшихся фонарных столбов. Прогуляли мы с ним целый день, а я даже и не заметил. Он мечтательно смотрел куда-то вдаль и выдувал синие клубы дыма, будто не трамвая ждал, а драгоценного подарка судьбы.

      Глянул в мою сторону, улыбчиво кивнул, мол, чего уставился, морда ушастая? А позади него под сотрясающий землю гул из белого тумана выплывала железная бежевая туша, искрила своими рогами и звенела на всю округу.

      Он крепко сжал мою ладонь, выкинул бычок и сказал:

      — Ладно, давай, Тёмыч. Спасибо, что выбрался со мной.

      — Тебе спасибо, — ответил я.

      Он похлопал меня по плечу и рванул в сторону трамвая, аппетитно похрустывая снегом под ногами.

      — Подожди! — я крикнул ему.

      Витька остановился. Я покосился на водителя, что сидел в своём тёплом кресле и таращился на нас. Ждал, когда мы закончим. Добрый какой.

      — Заходи как-нибудь, — сказал я. — В сегу поиграем.

      — Понял. На созвоне!

      Он запрыгнул в трамвай, водитель что-то недовольно пробубнил, и этот металлический ржавый корабль исчез вдали среди разноцветных лабиринтов одноэтажных домиков. Растворился во вкусном древесном запахе растопленных бань. И остался в этом воздухе лишь мороз, шелест рассыпчатого снега на ветру и едва уловимый аромат его сигарет на кончике носа.

***

      Я пришёл домой, скинул на пол рюкзак и развалился на диване в своей комнате в тусклом свете телевизора. Какой день был долгий, какой насыщенный. Жалко только, что уже заканчивался. Следующий день ведь таким не будет?

      Так приятно было, так тепло и пушисто. Разве бывает так? Это откуда вообще такие ощущения взялись? Раньше вот не было никогда, а тут раз, и на тебе.

      Из рюкзака робко выглядывал краешек видеокассеты.

      Все псы попадают в рай.

      Витька сказал, что смотрел. Все, наверно, смотрели, кто с нами одного возраста. Столько всего упряталось сегодня в этой кассете. Столько всего незримого, неуловимого, невесомого и неясного. Тёплая жгучесть домашнего уюта.

      Откуда? В кассете?

      Чушь какая.

      Видик жалобно заскрипел старыми китайскими деталями, раскрыл пластиковый рот и проглотил видеокассету с мультфильмом. Задумчиво закряхтел и начал прокручивать десятки метров потёртой киноплёнки. Экран загорелся сочными цветами магии Дона Блута. Комната наполнилась добрым родным сиянием.

      Какое странное сияние. Так приятно жгло сердце детской радостью в тумане непонятной тоски. Так сладко грело морозным ноябрьским вечером в каменных холодных стенах родной пятиэтажки.

      Не бывает такого.

      Выдумка.

      Сказка.

***

      Утро.

      Давно не просыпался в такой приятности. И ведь всё это был не сон. Не сон ведь? Точно не сон.

      И в школу собиралось как-то легко и особенно спокойно, ни волнения, ни суеты бестолковой. Погода рыдала слезами сотен сосулек, а всё равно так сладко грела своей безмятежностью. И колючий ветер будто стороной меня обходил, и слякотное месиво грязи и снега расступалось передо мной, как Красное море перед Моисеем.

      Ближе к вечеру я забежал на киностудию. По улице шлось так легко и спокойно. Будто не шёл, а парил на невидимых крыльях под сказочными сводами пушистых снежных веток.

      Чушь какая.

      Нет, не чушь.

      Вокруг девятиэтажные серые за́мки, залитые розовым светом. Голова петляла в их ледяной сущности, а глаза ориентировались по созвездиям уличных огоньков над головой. Столько смысла вдруг обрелось. Везде. Во всём.

      Жёлтые огрызки сомнительных объявлений на столбах. Осмысленные.

      Здоровенные кристаллы сосулек под балконами и рыхлый снежный пепел крошился под ногами. Крошился осмысленно.

      Холодное и одинокое крыльцо нашей студии. Ледяные ржавые перила и бесконечная пустыня заводской промзоны на километры вокруг. Сам не заметил, как подошёл к двери и так невзначай сделал глубокий вдох, втянул носом этот мокрый воздух, такой безжизненный и пустой без горького табачного смрада. И в павильоне внутри хоть и залито всё было ослепительным светом мощных приборов, так было пусто и тоскливо, и никакой смех ребят в монтажной комнате не помогал.

      День никогда ещё так быстро не проносился. Он для меня закончился на крыльце, закончился холодным и мокрым ноябрьским воздухом, закончился сумерками заводской промзоны.

      Кто-то стоял и ждал меня на парковке. Да ну, быть не может.

      Витька.

      Чёрная бархатная шинель с погонами. Фуражка со звездой и красным кантом. Морда его хулиганистая.

      Шаурму мне принёс. Раскрыл передо мной прозрачный полиэтиленовый пакетик с двумя горяченькими свёртками в сияющей фольге. Стоял и светился от непонятной радости, утопая в этом терпком чесночном аромате. Чего, думаю, светится? Нет, чтобы домой пойти после всей этой учёбы, беготни по полосе препятствий, отжиманий, сборки автомата на время, или что они там ещё делают?