Рифат не стал спорить. Он был согласен с утверждением демона.

Но тем не менее он чувствовал, что так или иначе должен завершить это дело.

Не ради двух женщин — они не значили для него ничего, — но ради собственного внутреннего спокойствия. Если он сделает всё возможное, то ему будет легче об этом забыть.

— Я и не взваливаю на себя ношу, герцог. Напротив, я хочу с себя ношу снять. Превратить женщин из объекта злодеяния в непреднамеренных жертв. Так оправдать себя будет проще.

Уголки пасти змеи заметно приподнялись, расплываясь в своеобразной улыбке:

— Вот такой подход я люблю. С-с-своя выгода прежде всего! Всё ради с-с-себя!

Здесь тоже было спорить особенно не о чем. Если ставить в приоритет интересы ближних, то гарантировано ничего в жизни никогда не достигнешь. Тебя просто используют и выкинут за ненадобностью. На человеческую благодарность может рассчитывать только конченный идиот.

Удав вновь изогнулся, на сей раз не преграждая, а освобождая проход:

— Тогда с-с-сделай, что должно! Покончи с этим, чтобы двигаться дальше! Для победы в главном с-с-сражении тебя ничто не должно отвлекать.

Рифат молча кивнул и вошёл внутрь дома. Ему с самого начала без всяких предсказаний было ясно, что лишь целеустремлённость может привести к победе над светопоклонниками. А любые сомнения означают для него смерть.

Поэтому этой ночью он принял решение. Окончательное решение касательно судьбы двух женщин, потерявших для Буера всякую надобность. Осталось только хладнокровно воплотить это решение в жизнь.

Едва увидев его, Ноорулайн разразилась рыданиями.

Родившая накануне девушка была всё ещё сильно ослаблена, а потому лила слёзы, не вставая с лавки у печки. Её по-прежнему брюхатая мать, в отличие от дочери, встрепенулась, но ярость в глазах вдовы быстро сменилась бессильной злобой.

— Убийца! — прошипела она почти так же, как шипел удав Астарота. — Убийца младенцев!

Рифат покачал головой:

— Всего лишь соучастник убийства. При самом акте кровопускания я не присутствовал.

Казалось, что Нилуфар вот-вот бросится на него. Она бы, вероятно, и бросилась, если бы не отягощавший её огромный живот. Ей оставалось только шипеть и бросать Рифату в лицо обвинения:

— Помогать злу вершиться и творить зло своими руками — это одно и то же, мерзавец! Никакой ты не мститель, ты просто бездушный палач!

Рифат снова не согласился:

— Неправда. Я точно знаю, что у меня есть душа. Ибо она прошла через Ад…

Он знал, что женщина неспособна понять, что это значит. Да что там деревенская женщина, никто неспособен в полной мере представить, что происходит с душой после смерти. Нижний Ад, хотя и похож на Руины, но всё же, чем глубже, тем сильнее от них отличается.

Побудьте пару часиков собственной тенью, тогда какое-то понимание, может быть, и придёт.

Нилуфар плюнула на него, попав в штаны как раз туда, где скрывалось лицо Ронове. На секунду Рифату даже стало интересно, слышит ли маркиз и граф разговор или, как обычно, пребывает до поры до времени в полудрёме.

На сам плевок Рифат не обратил никакого внимания. Всё равно его шаровары были столь грязными, что их невозможно было ещё больше испачкать.

— Буер собирается отдать вас на растерзание одержимым, — будничным тоном сообщил он двум женщинам. — Мне такое решение крайне не нравится, но я ничего не могу с этим сделать.

Рифат уже неоднократно думал о возможном решении ситуации. Да, чисто теоретически он мог бы на время взять под свою опеку двух женщин, но понимал, что из деревни одержимых тем всё равно не уйти. Он же, напротив, совсем скоро покинет этот затерянный в горах Ад.

Самостоятельно через сеть пещер женщинам наружу не выбраться, а без приказа Буера одержимые точно не будут их выводить, чтобы выпустить на свободу. Да и в случае прямого приказа владыки демонов могли возникнуть проблемы: даже если бы женщинам при похищении предусмотрительно завязали глаза, чтобы те потеряли все ориентиры, то сам факт существования деревни бесов мог стать известен жителям Зактрии. И никакие клятвы не могли служить хоть какой-то гарантией их молчания. Увы, дорога в деревню одержимых была путём в один конец. По крайней мере, для существ, сохраняющих хотя бы толику человечности.

Поэтому пришла пора и Рифату отбросить эту последнюю частичку, делающую его человеком. Оставить всё светлое и доброе позади, чтобы двигаться дальше.

— Всё, что я могу предложить — это быстрая смерть от моего меча Ульфикара. Обещаю, вы ничего не почувствуете. Ваши головы просто отделятся от тел, и вы отправитесь в… — он хотел сказать в Ад, но в последний момент решил слегка обмануть наивных созданий. — Всего один стремительный удар, и вы отправитесь на тот свет. Будут ли это Небеса или Ад, в вашем случае я не знаю.

Ноорулайн расплакалась пуще прежнего, но Рифат почти не обращал внимания на юную девушку. Он знал, что решение будет зависеть от её матери.

Та молчала, но по её лицу было видно, что вдова всерьёз восприняла его предложение. Оставалось лишь чуть-чуть подождать.

— Можете подумать до вечера. Я даже сделаю для вас прощальный ужин из двух горных индеек. Получите хоть какое-то удовольствие под конец.

С этими словами он развернулся и вышел из домика. Пусть всё обсудят.

И примут единственное возможное решение.

Ну, или не примут, но тогда его совесть уж точно будет чиста.

Он предложил им всё, что было в его скромных силах. Вот если бы Рифат имел больше власти…

Тогда, конечно же, всё обстояло совершенно иначе, и простые люди из-за демонов или чего-то ещё не страдали. Мир стал бы гораздо более справедливым. Ведь это так просто, дать всем людям возможность счастливо прожить свою жизнь! Если бы только Рифат имел больше силы и власти…

К сожалению, пока он мог лишь общипывать двух индеек, готовя свой финальный дар женщинам, бок о бок с которыми провёл девять месяцев.

Нет, всё-таки он так до конца и не избавился от своей человечности. Ведь милосердие, которое он предлагал, было качеством, присущим исключительно людям.

Пускай это милосердие и заключалось в двух быстрых ударах, отделяющих жизнь от посмертия.

Ударов, которые Рифат, конечно же, нанёс этим вечером.

Он всё ещё оставался человеком.

Пускай и почти не чувствовал угрызения совести.

Вот только по непонятным причинам бесы и демоны теперь стали принимать его за своего.

Благословенны забывающие, ибо не помнят они собственных ошибок.

Фридрих Ницше

Ксерсия

Долину, в которой располагалась деревня одержимых, они покинули ни с кем не прощаясь. Просто приказали трём бесам провести их через туннели, после чего столь же категорично велели вернуться к сородичам. Оно и понятно, какие уж тут сердечные прощания, привязываться к кому-то из одержимых было столь же нелепо, как полюбить, скажем, шакала. То были мерзкие создания и не особенно умные. Бесов можно было только использовать, а когда те станут ненужными, позабыть.

Позабыть… Чем дальше, тем больше Рифат убеждался, что изъяны в его памяти — это не проблема, а благословение. Тому, кто творит зло, — неважно большее или меньшее — крайне желательно уметь быстро всё забывать. Иначе от травмирующих воспоминаний можно сойти с ума, и это не преувеличение.

Человек склонен искать любым своим действиям оправдание, зачастую искажая реальную картину мира самым причудливым образом. И главное — начиная со временем искренне верить в свои же фантазии. Так можно зайти далеко, очень далеко, потеряв всякую связь с реальностью.

Гораздо эффективнее забыть то, что доставляет тебе неудобства. Нет неприятных воспоминаний — нет проблем. Короткая память — вот путь к успеху на пути кровопролития и иного насилия.