— Да так, ничего, — ответил Никодим, пытаясь улыбнуться. — Просто задумался.
— Не бери в голову, — сказала фурия. — Мы все когда-нибудь умрем. Главное — умереть достойно.
— Достойно? — переспросил Никодим. — И что значит умереть достойно? Не обделавшись?
— Это значит умереть за то, во что веришь, — ответила серая. — За то, что считаешь правильным.
Никодим посмотрел на фурий, он не знал что думать.
— Если за правильную вещь надо умереть, она не така правильная — хмыкнул сатир — или не для тебя.
Он понял, что они действительно герои. Они готовы пожертвовать собой ради спасения мира. Но миру они не нужны. Даже ему не особо. Если нге умрут они, пострадает он сам. Сатир обхватил голову.
— Спасибо, — сказал Никодим сдавленно. — Спасибо за то, что вы делаете. Я вами горжусь.
Фурии улыбнулись.
— Плывем дальше, — сказала одна из них. — У нас еще много дел.
Лодки продолжили свой путь, направляясь к центру затопленного города, к главному собору, где их ждали самые серьезные испытания. Высокое здание чернеющей клетью высилось над водой. Полуразрушенный купол, растащенгый воронами, сверкал кое-где на закатном солнце. В боку стены зиял проход. Никодим знал, что многие из фурий не вернутся оттуда живыми. Однако они сделают все возможное, чтобы выполнить приказ. А он сделает все возможное, чтобы помочь им. Только если это не будет стоить ему жизни.
— Слушай, а ты знаешь анекдот про змею, которая пошла на вечеринку? — вдруг спросила одна из фурий, нарушив гнетущую тишину.
— Нет, расскажи, — ответил Никодим, улыбнувшись.
— Не стоит, он очень длинный, — ответила фурия, и все засмеялись.
В этом смехе, сквозь страх и отчаяние, звучала надежда. Надежда на то, что даже в этом проклятом месте, даже перед лицом смерти, можно сохранить нечто живое. И бороться против демонов.
Продвигаясь всё глубже в затопленный город, три утлые лодки достигли цели — мрачного, возвышающегося над водой главного собора. Пару раз Никодим был веслом по голове морского гада. Один раз завязалась нешуточная битва с отрядом гибридов. Судя по их примитивному оружию, они жили здесь на правах варваров. Наконец подплыли к собору. Разрушенные стены, зловещие горгульи и туман, стелющийся над водой, создавали гнетущую атмосферу.
— Воняет, как в сральнике..
Никодим, вглядываясь в изображение на планшете, полученное с дронов Габ, нахмурился.
— Собор — это проход к Ксаар’Тулу? — переспросил он.
— Именно так, — подтвердила Габ с экрана. — Но собор защищен мощным заклинанием, которое не так-то просто снять. Я вижу там сложную систему защиты, основанную на анунакском плетении. Снять ее, пожертвовав собой, не получится. Нужно что-то более тонкое.
— Что ты предлагаешь? — спросил Никодим.
— А что, феям нравится музыка, — ответила Габ. — И старинные сказания. Мне кажется, ты сможешь.
Никодим задумался.
— Фейская песнь… Это может сработать. Но я никогда не пел фейские песни сам. Только вместе — Никодим осекся.
— Не волнуйся, — ответила Габ. — Я закачала тебе в планшет несколько фейских мелодий. Выбери ту, которая тебе больше нравится, и начинай петь. Главное — петь от души. Как Лиза.
Вспомнив, как Лиза Вторая самозабвенно пела, Никодим, немного поколебавшись, выбрал одну из мелодий и, сделав глубокий вдох, начал петь. Его голос, обычно грубоватый, вдруг стал мягким и мелодичным. Он пел о любви и красоте, о свете и надежде, о весне и возрождении. Фейская музыка лилась, осветляя воду и заставляя растения подниматься кверху. Даже злое волшебство анунаков, пронизывающее насквозь весь змеиный мир, отступило.
Фурии, удивленные пением Никодима, затихли и начали слушать. Их змеиные глаза заблестели, а лица смягчились. Казалось, что даже сами воды затопленного города замерли, зачарованные фейской песней. Летающие твари расселись на ветках и неумело каркали, словно подпевая. Мелодия становилась все громче и громче, а голос Никодима звучал все увереннее и увереннее. Он пел не для Габ, не для фурий, а для себя. Он пел о том, что чувствовал, о том, что ценил, о том, во что верил. Что ни говори, своя шкура ценнее всего.
Внезапно две фурии, стоявшие рядом с Никодимом, вскрикнули от боли и начали рассыпаться в прах. Их тела обратились в пепел, а на их месте остались лишь небольшие кучки внутри шлемов. Заклинание пало. Проход в собор был открыт. Никодим, закончив петь, замолчал и уставился на пепел, чувствуя себя опустошенным.
— Опять? Что это было? — спросил он, его голос дрожал.
— Они пожертвовали собой, чтобы открыть нам проход, — ответила Габ с экрана. — Они знали, что так будет. Но они все равно это сделали. Можно и привыкнуть.
— Опять они… мертвы? — спросил Никодим, не веря своим ушам. — Он стал… циничным?
— Нет, — наконец ответила Габ. — Я думала, ты знаешь. У нас, змей, нет души. Но у них есть. Их сознание сохраняется в шлеме, который они носят. Я смогу вырастить для них новые тела. Но сейчас главное — пройти внутрь. У нас нет времени на траур.
Никодим посмотрел на Фурий.
— Вы… знали об этом?
— Нам все равно — ответила одна из Фурий. — Мы знали, что можем погибнуть. Но мы готовы к этому. Мы солдаты. Мы должны выполнить свой долг.
Никодим покачал головой.
— Опять это… Я не понимаю. Как вы можете быть такими хладнокровными?
— Мы не хладнокровные, — ответила фурия. — Мы просто реалисты. Мы понимаем, что война — это смерть. Но мы также понимаем, что за мир нужно бороться.
Никодим замолчал. Он не знал, что сказать. Он чувствовал себя ничтожным перед этими созданиями. Никодим отпил рома.
— Идем дальше, — сказала одна из фурий. — Нам пора идти.
Фурии начали вылезать из лодок и двигаться к собору. Никодим последовал за ними, чувствуя себя опустошенным и растерянным.
— Что ты так загрустил, командир? — подбодрила серая. — Это война, а на войне как на войне. Кто не рискует, тот не пьет шампанское!
— Я пью ром. Шампанское в затопленном городе — сомнительное удовольствие, — пробурчал Никодим, но в голосе его уже звучала искорка надежды.
— Все еще впереди, — улыбнулась фурия. — Вот победим Ксаар’Тула, тогда и отпразднуем как следует. Я даже знаю один неплохой бар в столице Барбака.”
— Ого, вас отпускают?
— Габ — фурия посмотрела Никодиму прямо в глаза — она не такая. Она нас ценит. Мы созданы для войны, да. Но и развлечения мы любим.
