Серафима. Говорила уже, его не удержишь.
Хлудов (Чарноте). Ну а ты куда?
Чарнота. Я сюда вернулся, в Константинополь.
Хлудов. Серафима говорила, что город этот тебе не нравится.
Чарнота. Я заблуждался. Париж еще хуже. Так, сероватый город… Видел и Афины, и Марсель, но… пошлые города! Да и тут завязались связи, кое-какие знакомства… Надо же, чтобы и Константинополь кто-нибудь заселял.
Хлудов. Генерал Чарнота! Поедем со мной! А? Ты — человек смелый…
Чарнота. Постой, постой, постой! Только сейчас сообразил! Куда это? Ах туда! Здорово задумано! Это что же, новый какой-нибудь хитроумный план у тебя созрел? Не зря ты генерального штаба! Или ответ едешь держать? А? Ну так знай, Роман, что проживешь ты ровно столько, сколько потребуется тебя с парохода снять и довести до ближайшей стенки! Да и то под строжайшим караулом, чтобы тебя не разорвали по дороге. Ты, брат, большую память о себе оставил! Ну а попутно с тобой и меня, раба божьего, поведут… Ну а меня за что? Я зря казаков порубал? Верно. Кто, Ромочка, пошел на Карпову балку? Я! Я, Рома, обозы грабил? Да! Но фонарей у меня в тылу нет! Нет, Роман, от смерти я не бегал, но за смертью специально к большевикам не поеду! Дружески говорю, брось! Все кончено. Империю Российскую ты проиграл, а в тылу у тебя фонари!
Хлудов. Ты — проницательный человек, оказывается.
Чарнота. Но не идейный. Я равнодушен. Я на большевиков не сержусь. Победили и пусть радуются. Зачем я буду портить настроение своим появлением?
Внезапно ударило на вертушке семь часов, и хор с гармониками запел: «Жили двенадцать разбойников и Кудеяр-атаман…»
Ба! Слышите? Вот она! Заработала вертушка! Ну прощай, Роман! Прощайте все! Развязала ты нас, судьба, кто в петлю, кто в Питер, а я как Вечный Жид[650] отныне! Летучий Голландец[651] я! Прощайте! (Распахивает дверь на балкон.)
Слышно, как хор поет: «Много разбойники пролили крови честных христиан…»
Вот она, заработала вертушка! Здравствуй вновь, тараканий царь Артур! Ахнешь ты сейчас, когда явится перед тобой во всей славе своей рядовой — генерал Чарнота! (Исчезает.)
Голубков. Ну прощай, Роман Валерьянович.
Серафима. Прощайте. Я буду о вас думать, буду вас вспоминать.
Хлудов. Нет, ни в коем случае не делайте этого.
Голубков. Ах да, Роман, медальон… (Подает Хлудову медальон.)
Хлудов (Серафиме). Возьмите его на память. Возьмите, говорю.
Серафима (берет медальон, обнимает Хлудова). Прощайте.
Уходит вместе с Голубковым.
Хлудов (один). Избавился. Один. И очень хорошо. (Оборачивается, говорит кому-то.) Сейчас, сейчас… (Пишет на бумаге несколько слов, кладет ее на стол, указывает на бумагу пальцем.) Так? (Радостно.) Ушел! Бледнеет. Исчез! (Подходит к двери на балкон, смотрит вдаль.)
Хор поет: «Господу богу помолимся, древнюю быль возвестим…»
Поганое царство! Паскудное царство! Тараканьи бега!..
Вынимает револьвер из кармана и несколько раз стреляет по тому направлению, откуда доносится хор. Гармоники, рявкнув, умолкают. Хор прекратился. Послышались дальние крики. Хлудов последнюю пулю пускает себе в голову и падает ничком у стола. Темно.
Конец
Москва, 1937
Кабала святош (Мольер). Драма в четырех действиях
Rien ne manque à sa gloire,
Il manquait à la nôtre[652]
Действующие
Жан-Батист Поклен де Мольер, знаменитый драматург и актер.
Мадлена Бежар, Арманда Бежар де Мольер, Мариэтта Риваль — актрисы.
Шарль Варле де Лагранж [653], актер, по прозвищу «Регистр».
Захария Муаррон, знаменитый актер-любовник.
Филибер дю Круази, актер.
Жан-Жак Бутон, тушильщик свечей и слуга Мольера.
Людовик Великий, король Франции.
Маркиз д’Орсиньи, дуэлянт, по кличке «Одноглазый», «Помолись!».
Маркиз де Шаррон, архиепископ города Парижа.
Маркиз де Лессак, игрок.
Справедливый сапожник, королевский шут.
Шарлатан с клавесином.
Незнакомка в маске.
Отец Варфоломей, бродячий проповедник.
Брат Сила, Брат Верность — члены Кабалы Священного писания
Ренэ, дряхлая нянька Мольера.
Монашка.
Суфлер.
Члены Кабалы Священного писания в масках и черных плащах.
Придворные.
Мушкетеры и другие.
Действие в Париже в век Людовика XIV.
Действие первое
За занавесом слышен очень глухой раскат смеха тысячи людей. Занавес раскрывается — сцена представляет театр Пале-Рояль[654]. Тяжелые занавесы. Зеленая афиша, с гербами и орнаментом. На ней крупно: «Комедианты Господина…» и мелкие слова. Зеркало. Кресло. Костюмы. На стыке двух уборных, у занавеса, которым они разделены, громадных размеров клавесин. Во второй уборной довольно больших размеров распятие, перед которым горит лампада. В первой уборной налево дверь, множество сальных свечей (свету, по-видимому, не пожалели). А во второй уборной на столе только фонарь с цветными стеклами.
На всем решительно, и на вещах, и на людях (кроме Лагранжа), — печать необыкновенного события, тревоги и волнения.
Лагранж, не занятый в спектакле, сидит в уборной, погруженный в думу. Он в темном плаще. Он молод, красив и важен. Фонарь на его лицо бросает таинственный свет. В первой уборной Бутон, спиной к нам, припал к щели в занавесе. И даже по спине его видно, что зрелище вызывает в нем чувство жадного любопытства. Рожа Шарлатана торчит в дверях. Шарлатан приложил руку к уху — слушает. Слышны взрывы смеха, затем финальный раскат хохота. Бутон схватывается за какие-то веревки, и звуки исчезают. Через мгновенье из разреза занавеса показывается Мольер и по ступенькам сбегает вниз в уборную. Шарлатан скромно исчезает.
На Мольере преувеличенный парик и карикатурный шлем. В руках палаш. Мольер загримирован Сганарелем[655] — нос лиловый с бородавкой. Смешон. Левой рукой Мольер держится за грудь, как человек, у которого неладно с сердцем. Грим плывет с его лица.
Мольер (сбрасывая шлем, переводя дух). Воды!
Бутон. Сейчас. (Подает стакан.)
Мольер. Фу! (Пьет, прислушивается с испуганными глазами.)
Дверь распахивается, вбегает загримированный Полишинелем[656] дю Круази[657], глаза опрокинуты.
Дю Круази. Король аплодирует! (Исчезает.)
Суфлер (в разрезе занавеса). Король аплодирует!
Мольер (Бутону). Полотенце мне! (Вытирает лоб, волнуется.)
Мадлена [658] (в гриме появляется в разрезе занавеса). Скорее. Король аплодирует!
