Кири. Как разрешена?! О, мой «Багровый остров»! О, мой «Багровый остров»!
Савва. Ну спасибо вам, молодой человек: утешили… Утешили, прямо скажу, и за кораблик спасибо… Далеко пойдете, молодой человек. Далеко… Я вам предсказываю…
Лорд. Страшеннейший талант, я же вам говорил.
Савва. В других городах-то я все-таки вашу пьеску запрещу… Нельзя все-таки… Пьеска — и вдруг всюду разрешена. Курьезно как-то…
Лорд. Натурально. Натурально, Савва Лукич. Им нельзя давать таких пьесок. Да разве можно? Они не доросли до них, Савва Лукич. (Тихо Кири.) Ну, Василий Артурыч, мы эту пьеску берем у вас монопольно. Мы им, провинциалам, и понюхать ее не дадим… Мы ее сами повезем. Кстати, Василий Артурыч, чтоб уж прочнее было, вы в другие театры и не заходите, а прямо уж домой, баиньки… Там я вам сорок червонцев дал, дак уж примите еще сотенку… Для ровного счета, а вы мне расписочку… Вот так… Мерси-с… Хе… хе…
Бетси. Какое у него вдохновенное лицо…
Сизи. Дайте мне сто червей, и у меня будет вдохновенное. В первом акте царя угробили…
Кири (мутно). Деньги! Червонцы!
Попугай. Червонцы! Червонцы!
Кири. А! Чердак! Шестнадцать квадратных аршин, и лунный свет вместо одеяла. О вы, мои слепые стекла, скупой и жиденький рассвет… Червонцы! Кто написал «Багровый остров»? Я, Дымогацкий, Жюль Верн. Долой, долой пожары на Мещанской… бродячих бешеных собак… Да здравствует солнце… океан… Багровый остров…
Тишина.
Сизи. А вот таких монологов небось в пьесе не пишет.
Все. Тсс…
Кири. Кто написал «Багровый остров»?!
Лорд. Вы, вы, Василий Артурыч… Уж вы простите, ежели я наорал на вас под горячую руку… Хе… хе… Старик Геннадий вспыльчив…
Савва. Увлекающийся молодой человек. Я сам когда-то был таков… Это было во времена военного коммунизма… Что теперь!
Кири. А репортеры, рецензенты! Ах… Так! Дома ли Жюль Верн? Нет, он спит, или он занят, он пишет… Его не беспокоить… Зайдите позже… Его пылающее сердце не помещается на шестнадцати аршинах, ему нужен широкий вольный свет…
Леди. Как он интересен!
Дирижер. Оркестр поздравляет вас, Василий Артурыч…
Кири. Мерси… спасибо, данке зер. Прошу вас, граждане, ко мне на мою новую квартиру, квартиру драматурга Дымогацкого — Жюль Верна, в бельэтаже, с зернистой икрою… Я требую музыки…
Оркестр играет из «Севильского цирюльника».
Кири (лорду). Что, мой сеньор? Вдохновение мне дано, как ваше мнение? Что, мой сеньор?![585]
Лорд. Дано, дано, Василий Артурыч… Дано… Дано, кому же оно дано, как не вам!
Кири. Коль славен наш господь в Сионе…[586] Ах, далеко нам до Типперери.
Савва. Это он про что?
Паспарту. Осатанел от денег… Легкое ли дело… Сто червонцев… Геннадий Панфилыч! Кассир спрашивает, разрешили ли?.. Можно ли билеты продавать?
Лорд. Можно, должно, нужно, немедленно…
Музыка.
Пусть обе кассы торгуют от девяти до девяти… Сегодня, завтра, ежедневно…
Кири. И вечно!
Лорд. Снять «Эдипа»…[587] Идет «Багровый остров»!
На корабле, на вулкане, в зрительном зале вспыхивают огненные буквы: «„Багровый остров“ сегодня и ежедневно».
Кири. И ныне, и присно, и во веки веков!!
Савва. Аминь!!
Занавес
Конец
Бег. Восемь снов. Пьеса в четырех действиях
Бессмертье — тихий, светлый брег;
Наш путь — к нему стремленье.
Покойся, кто свой кончил бег!..
Действующие лица
Серафима Владимировна Корзухина, молодая петербургская дама.
Сергей Павлович Голубков, сын профессора-идеалиста из Петербурга.
Африкан, архиепископ Симферопольский и Карасу-Базарский, архипастырь именитого воинства, он же — химик Махров.
Паисий, монах.
Дряхлый игумен.
Баев, командир полка в конармии Буденного.
Буденновец.
Григорий Лукьянович Чарнота, запорожец по происхождению, кавалерист, генерал-майор в армии белых.
Барабанчикова, дама, существующая исключительно в воображении генерала Чарноты.
Люська, походная жена генерала Чарноты.
Крапилин, вестовой Чарноты, человек, погибший из-за своего красноречия.
Де Бризар, командир гусарского полка у белых.
Роман Валерьянович Хлудов [589].
Голован, есаул, адъютант Хлудова.
Комендант станции.
Начальник станции.
Николаевна, жена начальника станции.
Олька, дочь начальника станции, 4-х лет.
Парамон Ильич Корзухин [590], муж Серафимы.
Тихий, начальник контрразведки.
Скунский, Гурин — служащие в контрразведке.
Белый главнокомандующий [591].
Личико в кассе.
Артур Артурович, тараканий царь.
Фигура в котелке и в интендантских погонах.
Турчанка, любящая мать.
Проститутка-красавица.
Грек-донжуан.
Антуан Грищенко, лакей Корзухина.
Монахи, белые штабные офицеры, конвойные казаки белого главнокомандующего, контрразведчики; казаки в бурках; английские, французские и итальянские моряки; турецкие и итальянские полицейские, мальчишки турки и греки, армянские и греческие головы в окнах; толпа в Константинополе.
Сон первый происходит в Северной Таврии в октябре 1920 года. Сны второй, третий и четвертый — в начале ноября 1920 года в Крыму. Пятый и шестой — в Константинополе летом 1921 года. Седьмой — в Париже осенью 1921 года. Восьмой — осенью 1921 года в Константинополе.
Действие первое
Сон первый
…Мне снился монастырь…
Слышно, как хор монахов в подземелье поет глухо: «Святителю отче Николае, моли Бога о нас…» Тьма, а потом появляется скупо освещенная свечечками, прилепленными у икон, внутренность монастырской церкви. Неверное пламя выдирает из тьмы конторку, в коей продают свечи, широкую скамейку возле нее, окно, забранное решеткою, шоколадный лик святого, полинявшие крылья серафимов, золотые венцы. За окном — безотрадный октябрьский вечер с дождем и снегом. На скамейке, укрытая с головой попоной, лежит Барабанчикова. Химик Махров, в бараньем тулупе, примостился у окна и все силится в нем что-то разглядеть. В высоком игуменском кресле сидит Серафима, в черной шубе. Судя по лицу, Серафиме нездоровится. У ног Серафимы, на скамеечке, рядом с чемоданом, Голубков, петербургского вида молодой человек в черном пальто и в перчатках.
Голубков (прислушиваясь к пению). Вы слышите, Серафима Владимировна? Я понял, у них внизу подземелье… В сущности, как странно все это! Вы знаете, временами мне начинает казаться, что я вижу сон, честное слово! Вот уже месяц, как мы бежим с вами, Серафима Владимировна, по весям и городам, и чем дальше, тем непонятнее становится кругом… Видите, вот уж и в церковь мы с вами попали! И знаете ли, когда сегодня случилась вся эта кутерьма, я заскучал по Петербургу, ей-богу! Вдруг так отчетливо вспомнилась мне зеленая лампа в кабинете…
