Этой наиболее объемлющей ступени, этому основанию пирамиды принадлежит без исключения каждый единичный человек, подобно тому как в армии каждый человек может быть назван солдатом, будь он по рангу генералом, офицером или рядовым. Эту ступень тип образует, поскольку он понимается как выражение определенного человеческого склада в собственном смысле слова. Тем не менее поверх этого человеческого состава, в котором воплощается не всеобщее право, а тотальная обязанность, уже начинает вырисовываться иной, активный склад, в котором более четко запечатлены контуры подлинной расы.

Здесь нужно еще раз сказать, что в ландшафте работы раса не имеет ничего общего с биологическим понятием расы. Гештальт рабочего мобилизует весь человеческий состав, не проводя никаких различий. Если в определенных регионах ему удается породить более высокие и наивысшие формы, то это никак не влияет на его независимость от них. Приведем пример, с которым, впрочем, надо быть осторожным: вполне может быть верно, что медь лучше проводит электрический ток, чем любой другой металл. Однако это ничего не меняет в том, что электричество не зависит от меди. Таким образом, весьма возможно, что «западному человеку» придется испытать некоторые потрясения. В пространстве работы все зависит только от ее результата, в котором выражается тотальность этого пространства. Ему принадлежит власть, и это он устанавливает в системе точку отсчета, положение которой вполне может меняться, и притом очень сильно. Результат этот невозможно оспорить, поскольку он воплощается в объективных, вещественных символах. Добродетель типа состоит и в том, что он признает такие символы, где бы они ни появлялись.

Но обратимся к человеку активного склада, к представителю второй ступени этой иерархии. Этот склад можно встретить повсюду, где отчетливо проявляется специальный характер работы. Он отличается тем, что не только подлежит пассивной формовке, но еще и сориентирован в определенном направлении. В границах профессий и стран он выделяется тем, что, невзирая на особенности своей деятельности, уже может быть однозначно назван рабочим. Это объясняется тем, что он уже связан с метафизикой и в своей деятельности соразмерен гештальту.

Сегодня нам иногда выпадает счастье оказаться в сфере такого существования, вокруг которого, словно вокруг ключевого пункта, кристаллизуется новый порядок. Совершенно независимо от старых различений здесь обнаруживается высокая степень рвения и лучащейся силы, из чего явствует, что в этом пространстве работа обладает достоинством культа. Здесь встречаются уже и особо примечательные лица, по которым видно, что маске может быть свойственна бóльшая, можно сказать, геральдическая выразительность. Это слово говорит о том, что тип вполне можно мыслить как центр нового искусства, правда, такого искусства, для которого правила XIX века, в частности правила психологии, утратили свою силу.

Возникают уже и своеобразные порядки, особые органические конструкции, в которых активный тип собирается для совместного действия. Мы коснемся их подробнее по другому поводу, а пока лишь отметим, что им можно дать имя ордена.

Один из первых представителей активного типа воплощен в фигуре безымянного солдата, — в этом примере, кроме того, уже вполне отчетливо выражен и культовый ранг работы. Мировая война, как явление XX века, представляет собой вовсе не сумму национальных войн. Скорее, в ней следует видеть обширный трудовой процесс, в котором нация играет роль рабочей величины. Усилия нации выливаются в новый образ, а именно в органическую конструкцию мира.

Герой этого процесса, безымянный солдат, выступает носителем максимума активных добродетелей: доблести, готовности и воли к жертве. Его добродетель заключается в том, что он может быть замещен, и что для каждого павшего в резерве уже имеется смена. Его критерий — это критерий вещественного, безусловного результата, и потому он в первую очередь является революционером sans phrase. Вследствие этого на второй план отодвигаются все другие точки зрения, отступает даже тот фронт, где сражаются и гибнут. В этой перспективе существует, конечно же, глубокое братство между врагами, братство, которое будет вечно не доступно для гуманитарной мысли.

Если в ходе мировой войны, равно как и в нашем мире вообще, страдательная и деятельная ступени иерархии типа уже стали отчетливо видны, то высший и последний его представитель еще не вступил в обозримое пространство работы. Это сопряжено с тем, что мировая война не смогла привести к окончательным решениям — к установлению окончательного порядка, который обеспечил бы безопасность.

В то время как на низшей ступени иерархии гештальт рабочего подобно будто бы слепой воле, подобно планетарному воздействию захватывает и подчиняет себе единичного человека, на второй ступени он включает его в многообразие планомерно развертывающихся конструкций как носителя специального характера работы. На последней же и высшей ступени единичный человек выступает в непосредственной связи с тотальным характером работы.

Только с таким его выступлением искусство государственного управления и господство станут возможны во всем их великолепии, то есть как господство над миром. Отчасти это господство пробивает себе путь благодаря деятельности людей активного склада, которые во многих местах уже прорвали границы старых структур. Однако активный тип не в состоянии преодолеть границы, которые положены ему специальным характером работы; как экономисту или технику, как солдату или националисту, ему нужна интеграция, некое повеление, непосредственно связанное с источником смысла.

Лишь в представителе такой силы скрещиваются как на вершине пирамиды многообразные противоположности, игра которых создает то изменчивое освещение, тот полумрак, который свойствен нашей эпохе. Это противоположности между старым и новым, властью и правом, кровью и духом, войной и политикой, науками о природе и науками о духе, техникой и искусством, знанием и религией, органическим и механическим миром. Всех их покрывает тотальное пространство; их единство открывается в том человечестве, которое рождено за пределами старых сомнений.

Таким образом, иерархия XIX века определялась мерой индивидуальности. В XX веке ранг определяется тем объемом, в каком репрезентируется характер работы. Мы отметили, что здесь скрывается некая ступенчатая структура — более строгая, чем можно было наблюдать в течение последних веков. Мы не должны позволить ввести себя в заблуждение той всеобщей нивелировке, которой сегодня подвержены люди и вещи. Эта нивелировка есть не что иное, как реализация низшей ступени, обоснование мира работы. Поэтому процесс жизнедеятельности сегодня по преимуществу пассивен, страдателен. Однако чем дальше идет разрушение и преобразование, тем с большей определенностью распознается возможность нового построения — построения органической конструкции.

Высказывания о технике, которые может сформулировать наш современник, поставляют нам скудный материал. В частности, бросается в глаза, что сам техник не способен вписать свое определение в ту картину, которая охватывает жизнь в совокупности ее измерений.

Причина заключается в том, что хотя техник и репрезентирует специальный характер работы, у него нет непосредственной связи с ее тотальным характером. Там, где эта связь отсутствует, при всем превосходстве отдельных результатов речь не может идти о связующем и в себе самом непротиворечивом порядке. Недостаток тотальности сказывается в явлении безудержной специализации, которая пытается возвести в решающий ранг постановку свойственных ей особых вопросов. Однако даже если бы мир был в конструктивном плане продуман до мелочей, ни один из значительных вопросов все же не получил бы решения.

Чтобы иметь действительное отношение к технике, необходимо быть больше, чем техником. Везде, где пытаются установить связь между техникой и жизнью, повторяется одна и та же ошибка, которая мешает вынести справедливое решение, — причем не важно, приходят ли при этом к отрицательным или к положительным выводам. Это основное заблуждение заключается в том, что человека ставят в непосредственное отношение к технике — будь то в качестве ее творца или в качестве ее жертвы. Человек выступает здесь либо как начинающий чародей, заклинающий силы, с которыми он не умеет справиться, либо как творец непрекращающегося прогресса, спешащего навстречу искусственному раю.