Итак, «Иррегулярные силы с Бейкер-стрит» (точнее, те из них, кто смогли принять приглашение мистера Вейнберга) должны были обосноваться непосредственно в Голливуде, примерно в десяти минутах езды от киностудии «Метрополис». Впрочем, вопрос о претензиях Голливуда на существование в качестве особого объекта, может служить поводом для дискуссии. Как часть города Лос-Анджелеса он не имеет собственной политической сущности. Почтовая служба Соединённых Штатов такого города не знает. Большинство крупных студий давно уже переехали, расположившись с куда большим комфортом на открытых пространствах. Актёры и режиссёры живут там, где есть место для бассейнов и шанс стать почётным мэром. Заезжим охотникам на звёзд рекомендуется искать их в Беверли-Хиллз или полосе курортов, протянувшихся вдоль Сансет-бульвара по всему округу Лос-Анджелес.

Единственным, что отличает Голливуд от любой другой комфортабельной буржуазной общины города, остались отпечатки ног на входе в китайский ресторан Граумана на углу бульвара Голливуд и Вайн-стрит,[28] Мортон Томпсон[29] да закусочная «Браун Дерби», где люди беспрестанно поедают ланч, надеясь, что их примут за актёров другие люди, в свой черёд надеющиеся, что их примут за продюсеров.

Но «Метрополис-Пикчерз» доселе остаётся в Голливуде, в заброшенной Касабьянке. И в том же Голливуде, на Ромуальдо-драйв, 221б Морин была занята подготовкой жилища для «Иррегулярных сил с Бейкер-стрит».

— Это была твоя светлая мысль, Морин, — сказал ей мистер Вейнберг. — Так что дела сегодня же возьмёт на себя Фейнстейн. А ты займёшься этим.

И вот было уже четыре часа дня — прекрасного светлого дня, когда нужно валяться на пляже где-нибудь на солнышке, а ещё лучше сидеть под зонтиком у пивного фонтана, — приём для прессы намечался в семь, а ничего ещё не было готово. Дом был двухэтажным, оба этажа — большими и просторными, но в тот момент всё это больше напоминало Морин каюту Граучо Маркса.[30] Там были доставщики еды, слуги для подготовки приёма, декораторы, только что вспомнившие о паре недоделанных штрихов, операторы из отдела Морин, намечавшие лучшие углы съёмки, и безвестные статисты в количестве, вполне достаточном для постановки де Милля.[31] Но миссис Хадсон там не было.

Это было идеей уже мистера Вейнберга, посетившей его, когда он внезапно провёл вечер за чтением рассказов о Холмсе, на которые он уже задолго до того купил права.

— На Бейкер-стрит, 221б, — проговорил он, — была хозяйка по имени миссис Хадсон. Итак, мы не дадим им японского посыльного или французского слугу. Нет, мы дадим им экономку по имени миссис Хадсон. А ты, Морин, подготовишь для печати заявление по этому поводу.

Она послала в агентство сообщение: «Требуется экономка, обязательно по имени миссис Хадсон, которой следует явиться на Ромуальдо-стрит, 221б, в полдень 17 июля». Тем утром из агентства позвонили. Они наконец нашли экономку миссис Хадсон через своё отделение в Сан-Франциско. Сажать её на самолёт? Морин подтвердила, пусть сажают, и подивилась самой себе, что столь спокойно воплощает столь дурацкое поручение. Ей вспомнилась первая работа в компании по поставке бумажных полотенец «Атлас» и мистер Мёрдок, казавшийся эксцентричным, потому что курил малюсенькие сигары размером с сигарету. Теперь её не удивил бы и работодатель, курящий кальян, даже если для этого он сядет на специально выстроенный гриб.

В дверь позвонили. Морин, разъяснявшая доставщику еды, что он, к сожалению, привёз недостаточно ликёра — ведь это приём для прессы, — поспешно бросилась к двери. Быть может, это миссис Хадсон. Она сможет передать домоуправление этой милой материнской душе и вернуться к подготовке проклятых пресс-релизов, которые нужно раздать в семь.

Но это был посыльный.

— Для Стивена Уорра, — сказал он. — Распишитесь.

— Мистера Уорра здесь нет.

— Оʼкей. Возьмите для него.

— Не знаю…

— Он ведь тут будет?

— Не могу сказать. Я…

Зазвонил телефон.

— Послушайте, леди, — настаивал мальчик. — Парень, который мне это дал, сказал, что этот Стивен Уорр будет тут, и мне надо оставить ему это. Может, вы распишетесь… — телефон продолжал звонить, — и дадите мне делать мою работу?

— О… конечно, — Морин нацарапала свои инициалы, схватила простой белый конверт и поспешила к телефону.

— Халло, — проговорил глубокий, слегка иностранный голос. — Бекейр-стрит?

— Комиссия по городскому планированию настаивает, что всё ещё Ромуальдо-драйв.

— Ах так? Вы мисс ОʼБрин?

— Да, — нетерпеливый ответ.

— Будьте так любезны сообщить мистеру Уорру, что я звонил, и уточнить, может ли он увидеться со мной позже.

— А как вас зовут?

— Ах, это, — голос рассмеялся — сердечным бульканьем, показавшимся перевозбуждённой Морин почти зловещим. — Вы эффективны, мисс ОʼБрин. Вы должны знать всё, да? Даже если это не стоит знать.

В дверь позвонили.

— Но как я могу сказать ему, что вы звонили, если…

— Верно. Очаровательная американская логика. Ну! Можете сказать ему, что я беспокоюсь о мисс Грант, о мисс Эми Грант. Произнести по буквам?

— Эми Грант? Хорошо. Но если бы вы…

— Я слышу, что вам звонят в дверь. До свидания.

В ухе Морин раздался щелчок. Она сделала торопливую пометку на обороте белого конверта — теперь Уорр точно его получит, если, конечно, придёт, чего не дай бог, — и поспешила к двери. Быть может, это миссис Хадсон.

Это был человек, выглядевший, как ни странно, столь же своеобразно и с теми же смутными намёками на нечто иностранное и зловещее, как голос в телефоне. Он был высок, бородат, в фетровой шляпе, сильно надвинутой на глаза, и — в такой день — в тяжёлом каракулевом пальто.

Он молча протянул визитку. Морин озадаченно уставилась на него.

— Кого вы хотели видеть? — спросила она, чувствуя себя так же глупо, как каждый раз, попадая в ловушку с розысками этого «кого-то».

— Отдайте это Уорру! — размеренно и чётко скомандовал он, небрежно дёрнув за войлочный край шляпы, развернулся и пошёл прочь, слегка прихрамывая.

Морин посмотрела на карточку. На одной её стороне было имя:

По другой стороне тянулась цепочка человечков с телами и конечностями вроде спичек и безликими точками вместо голов, и эти человечки танцевали и резвились всеми возможными способами. Иные даже стояли на голове, другие махали флажками.

Морин покачала головой и пошла положить карточку рядом с белым конвертом. На мгновение она с любопытством взглянула на него. Конверт был из столь тонкой бумаги, что записка внутри должна была просвечивать, но этого не происходило. Она посмотрела конверт на свет. Внутри была не бумага, но что-то ещё — что-то сухое и постукивавшее, когда она подняла конверт.

От искушения продолжить расследование Морин спас ещё один звонок в дверь. Едва ли она смела надеяться, что на сей раз это пропавшая миссис Хадсон.

«Если вам нужен Стивен Уорр, — была уже готова сказать Морин, — можете ждать его в аду. Там он точно появится».

И она слегка отшатнулась, увидев измождённую фигуру профессора Дрю Фернесса.

Он, по-видимому, не заметил её смятения. Вместо этого он улыбнулся с неожиданной теплотой и проговорил:

— Мисс ОʼБрин! Какая приятная неожиданность.

— Не правда ли! — пробормотала она.

Он поднял чемоданчик и занёс его в холл.

— Полагаю, вы не знаете, где моя комната?

— Полагаю, вы не знаете, — эхом отозвалась она, — что вас полагали видеть здесь самое раннее в шесть? На данный момент тут осталось сделать в последнюю минуту семьсот шестьдесят три дела, и в основном их надлежит сделать мне. А половина безумцев этого города, похоже, думает, что я прячу Стивена Уорра под юбкой, словно Эми Робсарт или кто там это…