— Это так, миссис Хадсон?

— Да, лейтенант.

— В какое время это было?

— Не знаю. Не подумала бы, конечно, что об этом будут спрашивать. Но, думаю, около четверти двенадцатого. Да, должно быть так, потому что я помню, что, когда мистер Эванс ушёл, я посмотрела на часы и сказала сама себе: «Осталось ещё полчасика поработать, и до полуночи я уже не засну».

— И как долго он был с вами?

— Думаю, минут пять.

— Это значит, с 11:10 до 11:15 или с 11:15 до 11:20?

— В самом деле, не могу сказать. Ненавижу выглядеть столь неэффективной, но, бог мной, просто невозможно замечать всё это.

— Всё в порядке, миссис Хадсон. Я сам не заметил время выстрела. А потом, мистер Эванс?

— Я вышел из кухни и пошёл в переднюю часть дома. Мог простоять там несколько минут; наверняка не скажу. Затем я увидел, как в дом вошёл довольно взволнованный мистер Фернесс, и, заинтересовавшись, что происходит, я последовал за ним.

— Спасибо. С Федерхутом всё ясно, так что переходим к следующему имени в списке. Фернесс?

— Короткий и ничем не примечательный рассказ, — почти с сожалением промолвил Дрю Фернесс. — Я оставил вас, джентльмены, завёл машину, подъехал к дому, прождал, как показалось мне, очень долго и, наконец, пошёл в дом посмотреть, что случилось с мисс ОʼБрин. Остальное вы знаете.

— Просто для проверки — вы, пока ждали, не видели, чтобы кто-либо входил в дом?

— Нет. И могу сказать это уверенно — естественно, я смотрел на парадную дверь, дожидаясь мисс ОʼБрин.

— А через кухню никто не входил, миссис Хадсон?

— Никто.

— Вы всё это время были на кухне?

— Да.

Джексон ещё что-то пометил в своих записях.

— Ваша история, мисс ОʼБрин, нам уже хорошо известна. Остаётся только мистер Ридгли.

— Как обычно, — самодовольно заметил Ридгли.

— Мистер Ридгли, — продолжал Джексон, — вероятно, просто жаждет вновь показать мне, насколько он виновен, но не думаю, что нам нужно вдаваться во всё это снова. Он бродил по улицам, и никак это не проверишь. Вот так вот.

Он ещё что-то черкнул на бумаге и сложил листок.

— Можно ли увидеть ваши записи, лейтенант? — попросил Боттомли.

Джексон немного подумал.

— Оʼкей, — наконец, сказал он. — Вреда в этом не будет. Но не воспринимайте колонку «Очищен?» слишком серьёзно. Это лишь предварительный список.

Расписание переходило по всей жадно любопытствующей группе из рук в руки и, наконец, вернулось к Джексону. Он сложил его, убрал в карман и встал.

— Сержант, — проговорил он, — будет присматривать за вами всю ночь. Финч, полагаю, вернётся утром, я, возможно, тоже. Пока что доброй ночи вам всем. Пожелать и приятных снов мне не хватит духу.

— Конечно, — нервно проговорила миссис Хадсон, когда Джексон ушёл, — лейтенант в чём-то ошибся. Это был человек со стороны.

— Конечно, — заверил её Харрисон Ридгли. Эти уверения убеждали бы сильнее, не сопровождай их сухая полуулыбка.

В ту ночь Дрю Фернесс всё-таки отвёз Морин домой. Когда он впервые предложил ей эту поездку, мысли её были наполовину злонамеренные, наполовину — трудно ей было бы определить эту вторую половину. Но беззаботные мысли об этой поездке теперь представлялись чем-то не пятичасовой давности, а восходившим ко временам падения администрации Тафта[57] — празднованию которого верным демократом Теренсом ОʼБрином Морин и была обязана своим существованием. Ни злой умысел, ни та неопределённая вторая половина мыслей не тревожили её сейчас. Она просто измоталась и устала; и она ничего не помнила о времени между отъездом с Ромуальдо-драйв, 221б и тем моментом, когда её осторожно подняли с плеча Дрю Фернесса перед домом 1233 по улице Берендо. Она сонно пробормотала пожелание доброй ночи, которое, как она потом надеялась, не прозвучало слишком грубо, и неуверенно поплелась в дом.

Проснулась она от яркого солнечного света и обнаружила рядом с кроватью будильник, который положил все свои силы, но оказал на неё столь же незначительное воздействие, сколь дикий осёл на великого охотника Бахрама. Какое-то туманное мгновение она пребывала в вакууме. Воссоздать прошлый вечер было куда труднее, чем когда-либо утром 1 января. Но утренняя газета оживила её воспоминания во всём их ужасе и дала ей достаточно поводов для размышлений, пока она мчалась на работу, где должна была находиться куда раньше.

День на студии выдался ужасным. Мистер Фейнстейн оказался в её отсутствие беспомощен, да и сама она едва ли была расторопнее. Всего было слишком много, чтобы с этим всем справиться. В какой-то момент ей вдруг пришло на ум вызвать Национальную Гвардию и построить баррикаду. Она была так измучена и подавлена, что даже не заметила, как мистер Фейнстейн протягивает телефонную трубку со словами:

— С вами хочет поговорить мистер Фернесс.

— Скажите ему, я занята, — поспешно проговорила она и вновь принялась разочаровывать слишком умного молодого человека, пытавшегося утверждать, что всё это было рекламным ходом «Метрополиса». Тремя минутами позднее она изобразила изумление, достойное самого Ф. Х., и задалась вопросом, чего же, ради всего святого, хотел профессор, но времени обдумать это у неё не было. Некая личность желтушного вида жаждала узнать её мнение по поводу теории убийства Уорра — вполне оправданного убийства, как он уточнял — критиком.

Единственная в тот день блестящая идея посетила её, когда нетерпеливый репортёр спросил:

— Собирается ли «Метрополис» нанять для раскрытия этого дела частного сыщика?

Эта мысль бродила и в её голове. Было бы приятно занять этим брата, если бы он как раз не работал в то время над делом в Аризоне; но внезапно на неё нахлынуло куда большее вдохновение.

— Джентльмены, — твёрдо проговорила она, — если на месте преступления присутствуют пятеро величайших авторитетов в области сыска, зачем нам привлекать помощь извне? «Метрополис» удваивает зарплату советников с Бейкер-стрит в обмен на их помощь в раскрытии дела!

Итак, дневные заголовки были действительно хороши. Они варьировались от несколько прозаического ЛИТЕРАТУРНЫЕ ЭКСПЕРТЫ РАСКРОЮТ РЕАЛЬНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ до блистательного ШЕРЛОК ХОЛМС НАНОСИТ ОТВЕТНЫЙ УДАР!

И, хотя комплименты мистера Вейнберга сдерживались горестными протестами по поводу обещания удвоить зарплату, и эти протесты прекратились, как только Морин при помощи карандаша и бумаги убедила его, что нулевой оклад можно удваивать до бесконечности, не создавая дополнительной нагрузки на бюджет.

Вернувшись домой, Морин первым делом отправилась в душ. Под его пронзительной лаской она могла на мгновение забыть о «Метрополисе», убийствах, Уорре и… Но, неизбежным образом, не успела она по-настоящему промокнуть, как позвонил телефон.

Обмотанная полотенцем и мокрая (увы, эта книга не того жанра, чтобы описать её подробнее), она подняла трубку.

— Мисс ОʼБрин?

— Да.

— Говорит Руфус Боттомли — как Тантал. Можете вы приехать на 221б сегодня около половины девятого?

— Почему бы нет. Что-то не так?

Гаргантюанский вздох заставил трубку задрожать.

— Моя дорогая юная леди, если бы я рассказал вам всё, что не так, вы бы мне не поверили. И я бы не поверил. Разве только вы встречались с мисс Белл Крейвен. Мрмфк. Но вы придёте? Мы хотим возобновить вчерашнее совещание?

— Конечно, — сказала она.

И заверила себя, что вздрогнуть её заставил всего лишь сквозняк.

Состав был почти таким же, как и на вчерашнем совещании. Но атмосфера более не была напряжённой и утомительной. Какое-то живое, почти что праздничное ожидание витало в воздухе.

Пятеро «Иррегулярных» совещались за заваленным бумагами столом. Лейтенант Джексон развалился в кресле, изучая какие-то заметки. Миссис Хадсон неохотной Гебой[58] председательствовала в баре, хотя такие обязанности никогда не входили в курс, вознаградивший её бакалаврской степенью. Сержант Ватсон сидел у двери на стуле, наклоненном под опасным углом. Лишь Ф. Х. Вейнберг отсутствовал, и Морин, помня об истерической суматохе днём, ничуть не удивилась этому.