Он выдавил немного шампуня на ладони и жестом показал мне повернуться.

Этот мужчина обожал делать для меня приятные мелочи, и я была только за.

Я наслаждалась каждой секундой.

На работе мы вели себя, как просто друзья. Ну, если не считать того раза на прошлой неделе, когда он согнул меня через свой стол в офисе и взял, как хотел, после того как мы заперли дверь.

Или позавчера, когда все уже разошлись по домам, а мы собирались уходить, и он опустился на колени прямо за барной стойкой, уткнувшись лицом между моих бёдер, пока я не выкрикивала его имя снова и снова.

Жизнь была прекрасна.

— У тебя сегодня выходной, да? — прошептал он мне на ухо.

— Да. Я зайду попозже, чтобы закончить кое-какие бумаги. Сначала встречаюсь с братом на кофе, а потом обедаю с девочками, — сказала я, развернувшись к нему, когда он смыл шампунь с моих волос.

Я потянулась за мылом, вспенила его в руках и провела ладонями по его груди, опускаясь ниже.

Под моими пальцами его мышцы напряглись, а когда я скользнула к глубокому V, ведущему вниз по дорожке тёмных волос, он шумно вдохнул.

Он тут же напрягся от моего прикосновения, и я обожала, что могла воздействовать на него так же сильно, как он на меня.

Вода стекала по его безупречному телу, и он выглядел как воплощение женской мечты.

Я обхватила пальцами его напряжённый член, медленно двигаясь вверх и вниз, пока его глаза не закрылись.

Не говоря ни слова, я опустилась на колени.

С Хью я не испытывала неуверенности.

Он всегда поощрял меня брать то, что я хочу, и не бояться использовать свой голос.

Или, как оказалось, свой рот.

Он застонал, когда мои губы сомкнулись вокруг него.

Начинать день под душем с Хью Рейнольдсом было моим любимым пунктом в списке Снежного дня.



Мне нравилось, насколько уютным был центр Коттонвуд-Коув. Я шла пешком, хотя Хью и вернул мне машину. По сути, он оплатил первый взнос за реабилитацию моего отца, привёл мою машину в порядок, и я до сих пор не могла поверить, что он это сделал.

Вдоль всей Главной улицы тянулись красные кирпичные здания. Здесь было полно маленьких бутиков, почта, библиотека и несколько ресторанов, включая Рейнольдс где я работала. На каждом углу стояли фонари, а подвесные корзины были всегда заполнены сезонными цветами.

Я с нетерпением ждала встречи с Трэвисом — с момента возвращения домой мы почти не виделись. Это не стало для меня сюрпризом, но, кажется, он чувствовал себя виноватым из-за этого. Он был трудоголиком, только что женился и готовился стать отцом. У него и так было полно забот. Я всё понимала и не обижалась.

Я открыла дверь милого кафе Cup of Cove, которое появилось ещё, когда я училась в старшей школе. Это было небольшое, уютное заведение, где продавали кофе, чай, пончики и снова кофе. И, что самое главное, никто не собирался устраивать мне допрос о моей личной жизни. А ведь я всерьёз боялась наткнуться на миссис Ранитер — казалось, эта женщина сразу бы поняла, что со мной что-то происходит.

Как только я открыла дверь, меня окутал аромат корицы.

Стены были выкрашены в нежно-розовый цвет, пол — из выбеленных широких деревянных досок, а над головой висели три винтажные люстры из дерева.

Я вошла внутрь и сразу заметила брата, сидящего в глубине зала на розовом бархатном диванчике.

Он выглядел здесь совершенно не к месту в своих рабочих ботинках, бейсболке и с вечной хмурой гримасой.

Но когда он увидел меня, уголки его губ слегка приподнялись, и у меня сжалось сердце.

Трэвис Джеймс был самым заботливым и преданным братом на свете.

Я всегда знала, что есть хотя бы один человек, который любит меня безоговорочно, — это был он.

Но он также был упрямым и чересчур консервативным, и, как бы сильно я его ни любила, я не собиралась просто следовать за ним во всём, лишь бы сохранить мир.

Времена изменились.

Я выросла.

— Я заказал тебе чай латте с миндальным молоком, — сказал он, поднимаясь на ноги и обнимая меня.

— Спасибо. — Я села на диванчик напротив него. — Как себя чувствует Шей? Она говорила, что по утрам её сильно тошнит.

— Да, тяжеловато. И она вечно пилит меня, что я слишком много работаю. — Он усмехнулся. — Прости, что почти не уделял тебе времени. Но вот что я скажу — вчера, когда мы с Шей были на ужине, я видел этого мелкого засранца Клайна, который висел на Даниэль. Видимо, быстро оправился.

Я закатила глаза.

— Да. Между нами никогда не было ничего, кроме дружбы. Он хороший парень. Мы друзья.

Он кивнул.

— Как прошла свадьба? Хью говорил, что вы хорошо провели время. Я рад, что он присматривает за тобой.

— Мне не нужен надзиратель, Трэвис. Когда ты уже это усвоишь?

Он подался вперёд и поставил свою кружку на стол.

— Мне не нравится, что ты снова в это втягиваешься с отцом, Лайла. Именно поэтому я не хотел, чтобы ты возвращалась. Ты идёшь в тупик. И вообще, кто за всё это платит?

Я тяжело вздохнула. Он был как пёс, вцепившийся в кость — если уж начал что-то доказывать, не отступит.

— Папа уже две недели в программе, и у него всё хорошо. Почему ты не можешь хотя бы допустить мысль, что он способен измениться? Он наша единственная семья, Трэв.

Его руки сжались в кулаки, на шее вздулись вены.

Я видела, как он сдерживает себя, чтобы не закричать.

— Дай подумать… — Он сжал челюсти. — Он вообще не был рядом с нами после того, как мама погибла в аварии. Просто выпал из жизни. Полностью нас забросил, а ты так заболела, что провела в больнице несколько недель. Ты могла умереть. И где он был? О, точно, в угаре под неизвестно какими рецептурными таблетками.

Он был настолько безразличен, что больница вызвала службу опеки, Лайла.

Он — причина, по которой после выписки из больницы тебя отправили в какой-то паршивый дом к незнакомым людям в приёмную семью.

Этого тебе недостаточно?

Я протянула руку через стол и накрыла его ладонь своей.

— Я не отрицаю твои причины для злости. Но он травмировался, упав с лестницы, и подсел на обезболивающие. Он человек, Трэвис. Он зависимый. Вместо того чтобы ненавидеть его, почему бы не попробовать ему помочь?

— А как насчёт следующих десяти лет, Лайла? А? Ты убегала каждый грёбаный день, лишь бы не видеть, что творится в доме. Короткие периоды трезвости сменялись бесконечными срывами. Он почти ни разу не пришёл на твои забеги, даже несмотря на то, что весь город собирался, чтобы поддержать тебя, потому что ты была просто невероятной. Где он был тогда?

Трэвис ни разу не пропустил ни одной из моих гонок до того, как я уехала в колледж. Он отказался от стипендии в другом городе и остался учиться в местном колледже Коттонвуд-Коув, чтобы присматривать за мной.

Мой брат многим пожертвовал ради меня, и я любила его за это.

Но держаться за эту злость — это не шло ему на пользу.

— Он страдал, Трэв, — я сжала его руку. — Я люблю тебя и знаю, что ты потерял детство, потому что был вынужден растить меня. Это было несправедливо, и у тебя есть полное право злиться. Но таскать за собой весь этот груз ненависти — это не здорово. Ты собираешься стать отцом, и это должно быть самое счастливое время в твоей жизни, но ты выглядишь только ещё более напряжённым. Поговори со мной.

Он выдернул руку из-под моей и провёл ладонью по лицу.

— Я хочу, чтобы ты знала — я никогда ни на секунду не пожалел, что был твоим братом. Я бы снова сделал всё то же самое, чтобы ты была в безопасности. Но мне тяжело видеть, что ты снова дома, зная, что этот человек может сломать тебя. Он был эгоистом, и после смерти мамы он позволил своим детям тонуть в одиночестве. Я не уважаю его за это. А ты здесь, чтобы ему помогать? У тебя есть отличная работа, которая ждёт тебя в Чикаго. Ты наконец-то избавилась от постоянного бега и давления, которое испытывала годами. А теперь ты возвращаешься домой? Ради человека, который никогда не помогал самому себе и который ни разу не поддержал тебя? Так что да, я чертовски переживаю. Я боюсь, что ты влюбишься в какого-нибудь придурка типа Клайна Барли, а потом бросишь всё, чтобы остаться здесь и посвятить свою жизнь спасению нашего отца. Человека, который не заслуживает ни секунды твоего времени. И тогда ради чего всё это было? Ради чего мы так старались, чтобы у тебя появился шанс на хорошую жизнь, если ты просто собираешься всё это выбросить на помойку?