Резкие повороты сменялись томительными остановками в столь невозможно сложных позах, что Майлгуир еле удержал себя от желания подбежать и поддержать танцовщицу. Медленные шажки на носочках по кругу — и стремительные выпады. Невероятные повороты, наклоны, сжатые и раскрытые пальцы… Косы повторяли каждое движение, словно две змеи. Казалось, порхает ночная бабочка, случайно залетевшая в дом, трепещет, бьется в клетке плоти, будто вот-вот вырвется наружу…

В конце Мэренн выгнулась дугой, откинулась назад так, что тяжелые пряди распустились и полоснули по полу. Распрямилась, подняв руку высоко вверх и потянувшись за ней, потом упала, собравшись в комок, и вновь поднялась грудью вверх так, словно в ее теле и вовсе не было костей. Выгнула руку, согнутую в локте, над собой, отвернула голову и подняла ногу, прижав ступню к колену другой ноги. Два треугольника, большой и малый, смотрящие в разные стороны — древний знак, единение двух начал.

— Пожалуй, я уже отдохнул, — хрипло произнес завороженный Майлгуир и протянул руки к Мэренн. Она кинулась в его объятия так стремительно, словно трепещущее пламя под резким порывом ветра.

И трепетала под его ладонями тоже как пламя. Когда он брал ее, прижимаясь грудью к ее спине, то целуя, то покусывая между лопаток, изгибалась, вздрагивала, подавалась, таяла.

Пожалуй, столь часто и много заниматься любовью может быть утомительно не только для юной, но весьма изобретательной волчицы, но и для старого бога, пусть давным-давно отдавшего свое могущество. К тому же они были не в Черном замке, полуживом существе, неожиданно ласково ухаживающем за своим владыкой с момента падения Проклятия. А именно: цитадель подбирала пыль, чистила одежду, грела воду, собирала расколоченную королем посуду и напитки…

И Майлгуиру внезапно это не понравилось: быть ребенком, за которым ухаживает заботливый слуга. Сейчас король ощущал себя до странного существующим, настоящим и реальным.

И как каждому настоящему волку, взявшему свою волчицу всеми возможными способами, ему хотелось ополоснуться. Как Майлгуиру, невероятно требовательному к чистоте, принимающему ванну два, а то и три раза в день, ему желалось ополоснуться еще сильнее.

Вот только отрываться от Мэренн не хотелось совершенно, и он, в противовес своим желаниям, обтер влажным полотенцем свое ледяное сокровище, вытерся сам, накрыл обоих одеялом из мягкого, пушистого, словно облако, серого меха — и не пошел никуда, обняв свою волчицу, впитывая аромат разгоряченного женского тела, запах любви и тепла. Тянуло еще чем-то странным, тянуло тревожно и почти неуловимо, отчего Майлгуир взволновался.

Но тут Мэренн повернулась лицом к лицу — замерла, вглядываясь в него с такой отчаянной молчаливой просьбой и надеждой… И Майлгуир, невзирая на последствия, прошептал ей то, что не было правдой, но что она так неимоверно хотела услышать. Так сильно хотела, что, казалось, сейчас не выдержит, разобьется или перегорит, как слишком тонкий фитиль в лампе, который горит излишне ярко, ослепительно вспыхивая на миг перед тем, как погаснуть навеки.

Возможно, он сказал даже больше, чем мог и хотел, и чем она надеялась, потому что в зрачках ее все сильнее разливался темно-багровый огонь, тело полыхало под его руками, а губы, его и ее, шептали те слова, которые не обманывают, которые можно произнести лишь тогда, когда они — сама истина… И кажется, оставался только миг до Грезы, до разгадки всех тайн, до того, как родятся ответы на все вопросы, даже о том, что же такое любовь…

А потом на них упала тишина.

Полная луна полностью заняла в широко распахнутое окно. Облила серебристым молоком, потянула тонкими лучами, зовя мягко и непреклонно.

Майлгуир поднялся, странным образом оставаясь лежащим. Пошел по лунному лучу, как когда-то давно, когда его магия еще позволяла и ходить по воздуху, и использовать свет как опору. Особенно свет ночного светила.

Странно тихо было в подворье. Не шумели звери, спал, оперевшись о забор и откинув голову, опытный королевский волк. Темная полоса некрасиво перечеркивала шею.

Майлгуир зарычал от недовольства, но из его горла не вырвалось ни звука. Тихий зов манил, и он спустился почти к самой земле. Побежал вперед, все быстрее и быстрее, к тому самому месту, где они гуляли сегодня с Мэренн.

Крокусов тут было немерено. Они тянулись вверх, белые на черном, светились призрачно, и Майлгуир поежился. Он уже решил прервать сон, укусив себя за руку, или вернуться обратно, как пронзительную тишину, давящую на уши, прервал звук серебряных колокольчиков, раздающийся из чащи леса. Он приближался, светлое пятно, появившееся между деревьями, увеличивалось в размерах, пока к королю не вышел ослепительно белый зверь. Он стукнул копытом, и с неба посыпалась ледяная крошка. Словно предупреждая о чем-то.

— Не может быть… — с трудом, с хрипом вырвалось у волчьего короля.

Что-то коснулось его ноги, и он опустил взгляд. Крокусы выросли так, как не могли вырасти настоящие растения, уцепились за ноги, обвились вокруг щиколоток, он не смог сделать ни шагу.

От этого странного сна точно нужно было избавляться. Запах стал сильнее, дурманил, завораживал, и Майлгуира пробрал озноб понимания. Не крокусы — безвременники обвивали его ноги, не дивным шафраном, а отравой пахло от настойки!

— Мэренн! — крикнул он, но из горла вырвался лишь хрип.

Жива ли? Он рванулся так, что, казалось, потянул за собой весь мир. Не получилось и пальцем пошевелить. Ядовитые плети ползли все выше и выше, подкрадываясь к сердцу, перехватили грудь, сдавили горло. Не вдохнуть!

Зверь опустил морду, скосил сапфировый глаз, в котором отразилась полная луна, повел острым рогом снизу вверх, разрывая путы Майлгуира, снимая чары.

Волчий король сорвал остатки мерзких растений. Единорог вздохнул, медленно опустился на землю и распался на множество светлячков. Они, словно испугавшись движения Майлгуира, разлетелись в разные стороны.

Король прикусил руку так, что потекла кровь.

Он и в самом деле не спал. И находился очень далеко от дома Угрюма! И чуял тревогу и потерю. Встряхнулся, обернувшись черным волком — и рванул что есть мочи к Мэренн.

Перенесся через частокол в два его роста, не заметив высоты, в три прыжка миновал подворье, отметив глазом не спящего, а мертвого стража. Взлетел на второй этаж в их с Мэренн спальню и завыл отчаянно.

Комната была пуста. Королева пропала.

Джареду очень хотелось проведать Угрюма. Так хотелось, что сами собой сжимались кулаки и становилось кисло во рту.

Он подышал ровно и глубоко, полюбовался небом, призвал Кернунноса, обозначил свои чувства глупой досадой, однако это не помогло. Оглядел темную гребёнку елового леса над бело-голубыми вершинами и признался себе, что сам он, рождённый на земле Верхнего от отца-ши и смертной матери, должен быть ближе к Угрюму, чем к любому другому обитателю двух миров, равноотдаленных от полукровки.

Это верно, однако верно и другое.

Все крайне редкие браки между смертными и бессмертными заканчивались не слишком хорошо, и это ещё мягко сказано. А уж последствия в виде детей… Полукровка, сознательно ушедший из семьи. Обладатель магической силы, пусть и испарившейся в Нижнем! Кто знает, когда и где проявит себя тот, кто выбрал участь изгнанника? Пусть он и не проявлял себя пока. Ничем. Как не любил советник вспоминать приговорки коронованных предков, но сейчас «нет ши, нет проблемы» прозвучало крайне соблазнительно, хоть и не в соответствии со Словом.

Король с королевой благополучно выехали, и это уже хорошо.

Мэренн, чуть обогнав Майлгуира, обернулась — и расцвела такой яркой улыбкой, таким невероятным счастьем, что Джареда опять укололо очень нехорошим предчувствием. Король пришпорил своего обожаемого Грома, и вороной с золотым вырвались вперед.

Джаред вздохнул о малости охраны и привычной беззаботности их короля, вечно лезущего в самые опасные места. Повел плечом и даже переступил с ноги на ногу, снимая желание проследить издалека. Отправляться следом за Майлгуиром тайком — сущая глупость. Во-первых, почует, во-вторых, упрекнет, что советник дует на воду, в-третьих… перечислять можно долго. От всякого внешнего воздействия дом Угрюма, где Джаред побывал лишь однажды, был закрыт основательно. Но, как известно, нет таких сильных замков, на которые не нашелся бы еще более сильный ключик. Или черный меч Нуаду, к примеру, рубящий любую сталь, даже доспех фоморов и путаный клубок заклинаний норн.