— У меня синяки очень легко проступают, — словно извиняясь за собственное несовершенство, пояснила Мэренн.

Майлгуир, злясь на себя, оглядывал синяки и засосы.

— Стой спокойно, — приказал он.

Уж на столько-то его магии еще хватит.

Осторожно провел ладонями по округлости груди, убирая следы от собственных пальцев, по бокам, провел рукой между ног, где нежная кожа была стерта до ссадин. Погладил ягодицы, убирая царапины и засосы. Поднялся и подхватил ладонями неулыбчивое лицо, даря немного покоя и силы. Слабый румянец окрасил щеки, блеск появился в глазах, и Мэренн вздохнула:

— Не стоило вашей заботы, мой король.

— Это уж мне решать.

Подхватил ее на руки, прикинув в уме, сколько же лет он не носил на руках женщин. По всему выходило, не одно тысячелетие.

На краю ванны Мэренн прошептала: «Я не хочу без вас», и Майлгуир, перешагнув через край, опустил ее в воду и уселся сам, притянув ее к себе на плечо.

— Теплая, — удивленно произнесла она. — Опять. И чистая.

Подула на лепестки чайных роз, рассыпанных по поверхности воды и закачавшихся, как маленькие лодочки.

«Не надо ждать неделю, — решил он. — Завтра надо позвать этого юношу и записать брак в Книге Семей Дома Волка».

— Попроси у меня что-нибудь в дар, моя волчица.

— Нет, мой король!

— Отчего же?

— Дарят на прощание, — прижалась она к нему, обхватила руками в воде. — Не хочу. Ничего не хочу!!!

Уловила все то, о чем он только подумал и что не высказал!

— Хорошо. Расскажи о себе!

— Не о чем рассказывать, мой волк, но, если вы желаете… — Мэренн опустилась под воду, затем поднялась, откинув тяжелые волосы с лица. — Родителей не помню вовсе. Меня воспитывал друг семьи — он мне как отец…

Майлгуир дослушивал, прикрыв глаза, пытаясь погасить злость на самого себя. Вообразить Мэренн корыстной особой, жаждущей заполучить приданое от короля? Ощущение было, словно по лицу мазнули грязной тряпкой. Он так привык видеть расчет во всем, что самое простое объяснение и в голову не пришло.

— Я сказала что-то не то? — осторожно спросила Мэренн, убрав упавшую на его лицо мокрую прядь. — Я огорчила вас?

Кажется, то, о чем он умалчивал, она понимала еще лучше, чем то, о чем он говорил!

Майлгуир протянул ей один из бокалов с тягучим темно-красным вином, всегда стоящих на полке, и отпил из второго.

— Скажи, о чем говорил с тобой Джаред?

— Он спросил, что я делаю в столице и есть ли у меня кто-то на этот Лугнасад, а потом… осторожно спросил, не желаю ли я скрасить королю этот праздник.

Бокал с треском сломался в королевской руке.

— Вот значит как!

Все было оговорено заранее! Советник присматривает за ним, как за неразумным дитём, даже девочку подсунул «на вкус короля». И ведь не прогадал — Мэренн притягивала его хотя бы тем, что была полной противоположностью Этайн. И чем-то еще.

Мэренн расширенными глазами смотрела на сломанный бокал, на осколки, полетевшие в стену.

— И, если бы я сама не жаждала больше жизни попасть к вам, мой король, я бы обязательно поддалась на его уговоры, — медленно закончила она. — Советник умеет убеждать.

— Зачем ты хотела попасть ко мне?!

Мэренн развернулась, уселась на него, скрестив ноги за его бедрами. Тихо прошептала:

— Вы должны перестать себя корить за мидирово прошлое. Вы достойны любви, и вы ее получите!

— Ты знаешь, кто я? Откуда?! — понял владыка главное.

— Я догадалась. Мне рассказали, и я догадалась, — поправилась она.

— Я испробовал все, Мэренн, — произнес Майлгуир, решив узнать позднее, кто этот длинный язык, и укоротить его. — Я ничего больше не могу.

— Я могу, — печально и твердо сказала девушка.

— Неужели? Отчего это?

— Потому что я люблю вас, мой король.

Вот так. Тихо и просто. Громом среди ясного неба.

— Это очень приятно слышать, очень. Телесная любовь тоже приятна. Но?! Какого фомора ты тут делаешь?! — взорвался Майлгуир, ударил кулаком по воде, взметнув кучу брызг. — Почему ты, как только поняла свои чувства, не вышла замуж? При твоей красоте это недолго. Почему ты не сбежала от того, кто губит своей любовью? Ж-ж-женщина!

— Разве вы не знаете? — строго произнесла Мэренн. — За настоящую любовь не жалко и жизни. Все эти браки по взаимному уважению — все это отблески любви. Подделка чувств. Обманка. Я люблю вас, мой король!

— Вот почему мне было так хорошо с тобой! — простонал Майлгуир, осознавая размеры катастрофы. — Вот почему… Как же я не понял сразу! Безмозглый вудвуз! Ты должна уехать, Мэренн. Антэйн, он хороший волк, он просил отдать тебя ему в жены, и я даю согласие немедленно. Ты должна покинуть меня как можно скорее, ты должна… Я молю тебя, уезжай, пока не поздно!

— Поздно, мой король. Вы, грозный владыка, вы — молите меня. Не приказываете и не требуете. Молить можно только любимых. Слово еще что-то да значит в Благих землях, а я обещалась небу и земле быть только вашей. Я ваша и телом, и душой. Я люблю вас всем сердцем, и я выйду замуж за вас или не выйду вообще. Я прошу вас взять меня в жены!

— Ты не знаешь, о чем просишь и на что идешь. И ты ошибаешься, я не люблю тебя. Я не способен на любовь, я ею проклят, — сквозь зубы выдавил Майлгуир, покрывшись мурашками в теплой воде. И оттаял, когда Мэренн прижалась, обняла и руками, и ногами. Положила голову на его плечо и прошептала:

— Не загадывайте наперед. Не гасите то, что теплится в вашем сердце.

«Джаред-Джаред!» — укорил знакомый голос.

Советник вздрогнул, как от укола. Слова весьма важного донесения его единственного осведомителя в Доме Леса размылись, завертевшись в спираль. Джаред вздохнул, опустил бумагу и поднял голову. Мэрвин во всем своем великолепии, совершенный от изгиба брови до кончиков ногтей, стоял у окна и сверлил взглядом непутевого сына. Однако ночной холодный ветер не шевелил ни иссиня-черные волосы, ни одежду Дома Волка, в которой Джаред никогда отца не видел. В Верхнем, где Джаред родился и вырос, Мэрвин ходил в самом простом одеянии и никогда не говорил подобным голосом.

Розовый свет от каменной лампы, просвечивающий сквозь призрачную фигуру, облекал ее почти живой плотью.

Советник поубедительнее уткнулся в документы.

«И чему я тебя учил?»

Джаред зажмурился и потряс головой. Отец проявлял свое недовольство редко, но всегда перед серьезными потрясениями или глубокими просчетами.

«Что молчишь?»

Ледяное дыхание приблизилось.

— Я р-р-работаю! — Джаред дернулся, смял пергамент, чуть не перевернул чернильницу.

Думать, чем сегодня он так сильно не угодил давно почившему родителю, не хотелось.

Раздался тихий-тихий стук, затем скрип петель. Джаред вздрогнул и в ужасе обернулся.

В черном зеве открывшейся двери появилась знакомая невысокая фигура.

— Алан, — облегченно выдохнул Джаред и вытер лоб.

Алан провел рукой по седому ежику волос, мягко улыбнулся. И был слишком спокоен для дурной вести.

Джаред перевел дух и прикрыл глаза, надеясь, что холодный пот, стекающий по спине и вискам, не очень заметен. В его дом начальнику замковой стражи доступ был дан всегда, вот только пользовался Алан этим крайне редко. Пожалуй, сейчас был тот случай, когда…

— Я не вовремя? — привычно-спокойный голос окончательно развеял потусторонние тени.

— Ты всегда вовремя.

Джаред сделал приглашающий жест рукой, и Алан плавно перетек к столу, присел в свободное кресло и скрестил ноги в лодыжках, всем своим видом давая понять, что жизнь хороша хотя бы потому, что она есть.

— Что ты хотел? — воспротивился подобному принципу Джаред.

— Узнать, быть может, я что-то пропустил, — склонил голову Алан, словно понимая степень загруженности советника.

Дублет обтягивал его жилистое тело как вторая кожа, пять когтей овалом располагались на левой груди. Стежки нижнего края вышивки очень аккуратно подновлены. Как раз там, где Алан не так давно порвал одежду, гоняя в подвалах, по слухам, то ли мелких виверн, то ли призрак самого Нуаду.