Блеяли козы и овцы вдалеке, остро несло грибным духом, сладко пахло от вязанок трав, подвешенных к потолку.

Стол был накрыт, но волки к трапезе не притронулись, ожидая короля. Он сел за стол, приглашающе махнул рукой, и лишь тогда забренчала посуда, захрустели кости под зубами. Мэренн, усаженная рядом, отпила крепкого бульона и воздала благодарность хозяину. Тот садиться не стал. Подошел к очагу с хлебом и куском мяса в руке, подкинул полешек. Пламя высветило его лицо, и некоторые из королевских волков переглянулись. Невозможность восстановить облик всегда считалась недостатком не тела, а души, да еще острые уши Угрюма не добавляли спокойствия. К нему подошел Кормак, опытный и бесстрашный, развлек разговором. Ему не было дела до красоты лика, достаточно истинной верности их королю.

Сонная дремота одолевала сытого Майлгуира. Он вполуха слушал про завтрашнюю охоту и особо злобного кабана… До конца праздника можно было отложить все мысли, побыть обычным ши. Можно было даже представить, что он любит, раз его любят так сильно в ответ. Угрюм вытащил вторую бутыль, черничный пирог и еще одного запеченного кабана. Однако хмель не брал даже с чистейшего древесного огня, отдававшего то ли хвоей, то ли травами.

Мэренн очень осторожно коснулась его руки, спросила разрешения покинуть его. И король отпустил. Правда, посидел недолго, решив не портить королевским волкам праздник. Семеро снаружи, семеро внутри, так пусть повеселится хоть кто-то.

— Я надеюсь, вы поможете мне в этом? — услышал Майлгуир, поднимаясь наверх, вкрадчивый голос. И замер, прислушиваясь. — Вы попросите нашего короля? Я вам обещаю свое покровительство.

— Благодарю вас за заботу, Ругер. Но мне достаточно покровительства своего супруга. А прошения советую вам передавать в обычном порядке. Не думаю, что король будет в восторге от того, что вы за его спиной решили убедить меня в том, что ваше дело более важное, чем прочие.

Затаивший дыхание Майлгуир опомнился наконец и выдохнул, бесшумно, чтобы не спугнуть настолько интересную беседу.

— Ты проникла в его постель, но не в его душу!

— Довольно! — резко оборвала говорящего Мэренн. — До этого я терпела ваши речи во многом из уважения к вашему отцу, но теперь вы переходите все границы. Видно, два ваших брата не только старше, но и достойнее. Жаловаться не буду, но на мое расположение не рассчитывайте.

Майлгуир услышал непонятный шум и поднялся по оставшимся ступенькам в мгновение ока. Оскорблять его королеву! Возможно, нападать на нее?! Да что этот Ругер о себе возомнил?!

Как бы то ни было, Майлгуир опоздал. Говорить его волк не мог. Хотя бы потому, что Мэренн приставила стилет к горлу своего противника. Увидев Майлгуира, отодвинулась, аккуратно спрятала оружие куда-то в рукав, а потом склонила голову.

Майлгуир мог бы поклясться, что глаза его новоявленной королевы сейчас не выражают ни капли покорности.

— Простите, мой король! — упал под ноги виновник суеты.

— Прости, мой супруг. Кажется, мы разобрались в нашем маленьком недоразумении, — хладнокровно произнесла Мэренн, не поднимая головы.

— Конечно. Кормак, — позвал Майлгуир сотника. Позвал тихо, но служивый волк появился мгновенно. — Этого взашей из королевской стражи.

— Я ничего… — не осознавший своего положения волк попытался возмутиться.

— Ты поднялся к королеве в отсутствие короля? — сразу понял Кормак и побелел лицом. — Простите, мой король, это моя вина. Ругер тотчас покинет дом Угрюма.

— Хватит уже твердить о прощении! Мэренн. Моя. Королева, — звенящим голосом произнес Майлгуир, со всей силы вмазав кулаком в стену. — Это ясно?!

— Да, мой король, — склонился каждый волк, прижав кулак к груди.

Скрипнула дверь в гостевую комнату, пропуская королеву. Майлгуир перевел дух, вошел следом за тихой Мэренн. На пороге оглянулся, окликнул Кормака. Когда тот торопливо поднялся, произнес почти спокойно:

— Проверь остальных. Если пост покинул только Ругер, нареканий отряду не будет.

Кормак кивнул и быстро сбежал по ступенькам.

Майлгуир подошел к окну, распахнул створки, и в комнату ворвался сладковатый, приторный аромат жасмина и одуряющий запах белых ночных цветов, чьи колокольчики из пяти лепестков раскрывались лишь ночью. Не время для жасмина, но Угрюм любил его, и этот кустарник, словно в благодарность, цвел до самых заморозков.

Полная луна плыла в небе, затмевая Мельницу Луга. Стало мучительно тихо, не шепталась листва, не шевелилась стража, не блеяли даже козы и овцы в дальнем загоне. Луна светила все ярче, мертвенные тени сгущались все сильнее, и в каждой рисовался свой мир, бездонный и беспощадный, упасть в который означало погибнуть. Казалось, ночное светило сжигает весь воздух, раз он перестал поступать в грудь Майлгуира. Только одна звезда горела всё ярче, и именно от нее не отрывала взгляда Мэренн.

Что он делает с этой хрупкой красотой? Зачем подвергает ее жизнь мучительной опасности?

— Отчего ты так расстроился? — произнесла Мэренн и дотронулась до его плеча.

— Ты хоть понимаешь, кому себя предложила в жены?! — Майлгуир впечатал Мэренн в стену. — Ты знаешь, что я из того рода, что не может уберечь своих женщин?! Ты знаешь, что…

— Знаю. Мой король, — узкие длинные пальцы легли на его грудь, женские очи, казавшиеся совершенно темными, пристально и бесстрашно смотрели в его глаза. — Каждый сам выбирает себе дорогу, тропу спокойствия или путь безумства. Я лишь следую за своей звездой!

Майлгуир, еле сдержав желание уйти куда глаза глядят, коснулся нежных губ, прижал к себе жену за тонкий стан одной рукой, зарылся в темные, тяжелые пряди на затылке — другой. Косы развернулись от его прикосновений, укутали Мэренн тяжелым плащом. Майлгуир касался губами теплого пробора, от которого пахло шафраном и полынью, и не мог избавиться от пронзительной нежности, внезапно проникшей в его сердце.

На низком столике возвышался кувшин с двумя бокалами, и Майлгуир порадовался предусмотрительности Угрюма. Он налил себе и Мэренн, отпил, наслаждаясь новым ароматом, незнакомой горечью настойки, вкравшейся в обычную сладость.

Потом помог Мэренн избавиться от верхней одежды и покачал головой, когда она начала снимать нижнее платье. Усадил ее рядом на постели, прижал к себе, согревая сквозь тонкую ткань.

Как сохранить ее? Как уберечь?..

— Ты узнала меня тогда, при первой встрече?

— Не так уж много волков, постаревших от непереносимых переживаний. Но тех, кто нашел в себе силы жить дальше, и вовсе мало. Вернее, ты такой один.

— Какая в этом сила? — слабо удивился Майлгуир.

Мэренн откинула ему на плечо голову.

— Ты не смог оставить свой мир, своих волков. Это пример для всех нас, живущих в Светлых землях. Не сдаваться, несмотря ни на что.

— С этой стороны я не думал, — покачал головой Майлгуир. — Скажи мне, раскрасавица, почему ты сегодня была такой скованной?

— Может быть оттого, что безродная волчица внезапно стала твоей женой — женой владыки Благого Двора и всех Светлых земель?

— Это хороший довод. Принимается. А еще?

— Оттого что все смотрят на меня как на королеву, — прошептала Мэренн. — И Алан, и Джаред, и Мэллин, и даже Кормак! Как на равную! Все те, кого принято считать…

— Стариками?

— Героями! Основами нашего Дома, подобными древним богам. Ты считаешь себя старым, а тем не менее, сегодня мне завидует большинство волчиц этого Дома.

— У них есть для этого повод?

Мэренн развернулась, потерлась щекой о его плечо. Взглянула искоса, жарко и призывно.

— О да, мой король!

— Мэренн! Я думал, мы просто отдохнем.

— Все, что захочешь, мой король. Желаешь отдохнуть? — нарочито медленно стянула с себя сорочку и отбросила в сторону. Лунный свет облил узкое, гибкое тело, засверкал звездами в глазах, рассыпал искристое серебро по шелку кожи.

Вытянулась в струнку, словно прислушиваясь к чему-то, и начала двигаться. Медленно, зовуще, томительно. Майлгуир не мог оторвать взгляд — волны проходили по обнаженному телу, прокатывались по рукам и раскрывались в изящном движении кистей.