«Господи-Создатель-Защитник, Пресвятая Великая мать — заступница, милостивица, Пресвятая Дева, Падший, Ангелы небесные и старые боги, хоть кто нибудь, помогите. Только бы она чего не учудила, только бы ничего не учудила…»
То ли от мысли, что варварка может в любой момент сорваться и тогда все его призрачные тающие с каждым мгновением надежды на мирное решение конфликта пойдут прахом, то ли снова заговорила болезнь, но барона снова начало колотить, и ему пришлось приложить всю силу воли, чтобы его голос звучал твердо и ровно.
— Вы ошиблись. Мы не ваганты или бродяги. Меня зовут Август цу Вернстром. Это моя компаньонка Сив Энгинсдоттир, а славные господа, что пришли с нами, это местные добрые люди. На самом деле мы хотели бы обсудить…
— Компаньонка, это что? Домашнее животное? — Перебила его стриженная и громко харкнув на доски пола совершенно бесстыдным жестом почесала туго обтягивающую пах бархатную ткань.
— Это значит, что они трахаются. — Глумливо усмехнулся гигант Уре и чуть оставив правую ногу в сторону поправил лежащий на плече фламберг.
— Фу… — Брезгливо поморщился копейщик. — Рожа у нее конечно вроде ничего, но остальное… Бесы, да это небось как с мужиком, только с сиськами… Спорим это она его вместо девки пользует?
— А ты кинь им монетку, и попросись поглядеть. Потом и расскажешь. — Хохотнул Уре и покрутив похожей на ствол дуба шеей заговорщически подмигнул задумчиво изучающей лица своих противников великанше. — Ну, а ты, как, не заскучала с этим хлыщем подруга? Не хочешь немного с настоящим мужиком развлечься? А то, твой хахаль, гляжу хлипковат для тебя…
Дикарка медленно повернула голову, в очередной раз окинула мечника оценивающим взглядом, и неожиданно склонив голову на бок широко улыбнулась.
— Ежели покувыркаться нам случится, как бы я тебя чем не удивила. Когда говорит сталь случится может разное. — Заключила она, и приподняв колун демонстративно попробовала остроту лезвия пальцем. — Посмотрим, как дело пойдет, Уре.
— Смотри-ка. — Теперь понятно у кого из всей этой кампании яйца есть. — Расхохотался копейщик. — Не, ну точно бродячий цирк.
— А они, благородные, частенько такие. Как это называется… Нетрадиционные, вот. — С ухмылкой пояснила стриженная и запустив в искривленный шрамом рот ноготь большого пальца принялась исступленно ковыряться в зубах. — Помню, я одного такого во время северной кампании охранять должна была. Так к нему в шатер почти каждую ночь молодых мальчиков водили. И эта… не он им, а они ему значит… постель заправляли.
— Заткнись Гретта… — Лениво протянул маленький кантонец. — Небесно голубые, безмятежно спокойные глаза мужчины не отрываясь смотрели в переносицу Августа. На мгновение в избе воцарилась тягостная, прерываемая лишь приглушенным дыханием нескольких настороженно переглядывающихся человек тишина. Коротышка гармандец улыбнулся. Неожиданно раздался влажный хруст. — Вечно ты грубишь. — Продолжил предводитель наемников и небрежно шаркнув по грязным доскам пола стряхнул с подошвы высокого, почти по колено, телячьей кожи сапога, остатки раздавленного таракана. — Мы ведь еще даже не познакомились толком, а ты грубишь. Слышала ведь. Добрые люди пришли познакомиться. Поговорить. Так может быть нам стоит послушать?
Цу Вернстром посмотрел на останки насекомого и почувствовал как его рот наполняется кислой слюной. Барон был голов заложить голову, что коротышка не двинулся с места. Ни на волосок не шелохнулся. Но вот растоптанный таракан свидетельствовал совершенно обратное.
«Вот дерьмо… Фехтовальщик. Мастер фехтовальщик. Ну и что, что татуировок нет. Может он их свел. Некоторые так делают. Специально. Чтобы противник на дуэли даже не заподозрил с кем сейчас скрестит мечи. Этот сукин сын даже опасней чем кажется.»
Впрочем это уже не имело большого значения. Их окружали. Методично не суетясь, будто занимаясь привычным, давно уже надоевшим делом. Впрочем, скорее всего так оно и было.
— Господа, возможно, нам все же стоит немного успокоиться и выслушать друг друга. — Это была слабая попытка. Очень слабая. Цу Вернстрому даже на секунду стало стыдно.
«Хватит вести себя как последний трус. Эти люди привыкли уважать две вещи — золото и силу. Думай, Август, думай, предложи им выгодный для них выход, торгуйся, как ты торговался на рынках Лютеция и Ислева, говори как ты говорил с мастерами гильдий и цехов, и тогда, возможно ты уйдешь отсюда на своих ногах.»
Сформировавшаяся где-то в недрах в замутненного усталостью, болезнью и страха разума мысль, всплыла словно снулая, раздутая от внутренних газов рыба на поверхность пруда, и снова скрылась где-то в глубине. Юноша тяжело вздохнул. Охватившая его дрожь стала сильней, в груди что-то заклокотало и это приводило Августа в еще большее уныние. Идея была неплохой, но будь он проклят, если знал, как претворить ее в жизнь. Варбанда[4] будто напрашивались на драку. Только вот почему? Глаза юноши снова пробежались по окружающей обстановке. Женщина у очага, бездыханное тело на столе, стоящие по углам сундуки и клети вскрыты и перевернуты, на полу объедки, осколки посуды, какие-то тряпки, кровь. Кровь?.. Взгляд юноши проследил за пересекающим доски пола багряным мазком и остановился на лежащем под столом теле. То, что он поначалу принял за комок тряпья, было еще одной девочкой. Чуть постарше. Лет пятнадцать-шестнадцать. Лежащая на полу девчонка свернулась в клубок, спрятав голову между колен и держась за живот Подол ее когда-то нарядного а теперь грязного и изодранного, покрытого прорехами платья промок от крови. Дыхание девчонки почти не прослеживалось. Но все же она дышала.
«Ее тоже изнасиловали. Но, бесов ксендз говорил о двух женщинах. Староста тоже. Кто, бесы его дери эта третья?»
— Гась!.. — Отвлек юношу от размышлений сделав пол шага по направлению двери кивнул копейщик. — Смотри говорильник, какой нашелся. Ну а что… Давай и побалакаем. Поговорить это мы завсегда. Мне вот лично, хлеба не надо, только дай языком почесать. Или еще чем. Пахабно двинув тазом, гармандец многообещающе облизал губы и оскалившись качнулся по направлению к Сив. — А ты дылда северная? Что скажешь?
— Скажу, что барон очень добрый человек. И очень терпеливый. Если бы не он, я бы давно уже сорвала с твоей башки рожу и заставила ее сожрать. — С удивительным спокойствием проронила не отрывающая глаз от здоровяка Уре великанша и безразлично пожала плечами.
— Ого, слышали? Ну вы слышали?.. — Копейщик восторженно хлопнул себя по ляжке. — Ха! Смелая какая… Или тупая…
— Она плохо себя вела. — Прокомментировал проследивший взгляд цу Вернсрома фехтовальщик и широко зевнув небрежно махнул рукой. — Очень плохо. Обзывалась, кусалась, пихалась, лягалась. До смерти надоела нам своими криками. Так что я отдал ее Уре. Он ее немного воспитал. Наш Уре любит воспитывать. Наставлять на путь истинный. Давать уроки… покорности. Убеждать. Я бы даже сказал у него к этому талант. Жаль только, после него от воспитуемых мало, что остается.
— Ага. — Нагло ухмыльнулся здоровяк и сплюнул на пол. — Это да. Жалко, что хлипкая она оказалась, быстро веселье кончилось. Но это не беда, Ханс. Зато вон другие потом намного сговорчивей стали, так? Мелкая вон, до последнего даже не трепыхалась.
— Уре он такой. — Охотно подхватил копейщик. — Любит он это дело. То на спор на меч кого как на шампур насадит, да прокручивать свою железку начнет, то брюхо вскроет да камнями набьет. Одной девке помню кишки через задницу вытащил, что они потом как хвост болтались. Она потом два дня еще живая была. Но умеет он и по простому, без затей ножом в брюхе дырок наделать. Нравится ему это. А ты, дылда, что, языком трепать-то горазда, а если танцевать начнем, сразу ноги раздвинешь или немного потрепыхаешься?
На выбритых висках северянки вздулись канаты жил.
— Сив… Чувствуя, как каменеют под его пальцами мышцы великанши выдавил из себя Август. — Не стоит. Мы разговариваем. Ты помнишь? Просто разговариваем. Чувствуя как его рот наполняется отвратительно кислой слюной, с трудом подавив приступ рвоты, Август чуть сильнее сжал предплечье дикарки и в сотый наверное раз за последние пару минут огляделся по сторонам. Его не оставляло ощущение, что он что-то пропускает. Что-то важное. То, от чего может зависеть его жизнь. Лавки, очаг, сундуки, стол, разбросанный по полу мусор, стоящий рядом с лавкой тяжелый сундук с откинутой крышкой, беспорядочно сваленные в дальнем углу доспехи… На лицах наемников спокойствие и сосредоточенность. Глаза мерно покачивающего своим двуручником гиганта сверкают нездоровым блеском, но это скорее жажда драки, а не хмель. Лицо стриженной на мгновение брезгливо кривится.
