Климат в Таин был очень мягким и тёплым. И оставался таким в течение всего оборота. Температура, по моим ощущениям, колебалась где-то между 16 и 32 градусами. Можно было весь год ходить в лёгкой рубахе. Что удивительно, росло здесь просто всё. От ягод вроде клюквы, которые на Земле встречались только в северных краях, до цитрусовых. Само собой, растения были другими, я дал им наиболее близкие названия по своим скудным знаниям с Земли.

В таком деревенском спокойствии проходили дни, недели, месяцы, и я уже начал забывать свою прежнюю взбалмошную жизнь.

Мы возвращались с Асой после томительного выпалывания сорняков на поле с кабачками. Физически усталые, но морально довольные. Видок у меня был тот ещё: пыльный, потный, грязный, волосы засаленные и спутанные. Эх, сейчас бы под горячий душ, а ещё лучше —лечь отмокать в ванну с пеной.

На одном из придомовых участков недалеко от школы стройная симпатичная девушка в цветастом сарафане с двумя косичками, перевязанными красными лентами, грациозно тянулась за сливой. На её левой щеке я заметил маленькую родинку. Деревянная стремянка явно была слишком низкой для этого занятия, и девушка, изящно изгибаясь, балансировала на одной ноге, вытягиваясь к фрукту.

Заметив нас, она мельком улыбнулась и продолжила акробатическое упражнение. У меня в груди ёкнуло, и по телу побежали предательские мурашки. Я покраснел, будто подросток, и отвёл глаза.

«М-да. С таким видом замухрышки, коим я сейчас, несомненно, являюсь — самое время знакомиться с милой девушкой», — с досадой подумал я.

Было бы гораздо комфортнее провалиться под землю, но, к сожалению, такой навык я, сидя в офисе за компьютером, не развил.

Аса подошёл к ней, показал жестами что-то, после чего она быстро соскользнула со стремянки и уступила её моему другу. Он, немного изучив лестницу, показал жестом ждать и скрылся в здании школы. Вернулся, нагруженный пилой, двумя досками и ящиком с инструментами. Интересно, там и плотницкому делу обучают? Положив стремянку горизонтально, молниеносно отрезал нужные куски досок и так же молниеносно крепко прибил их к нижней части лестницы. Поставил заметно повзрослевшую стремянку возле сливового дерева и улыбнулся девушке в приглашающем жесте.

Она в ответ выдала такую обворожительную и невинную улыбку благодарности, что у меня сердце ушло в пятки. Аса ухмыльнулся, кивнул мне, мол, хватит слюни распускать и двинулся в сторону своего дома.

Я, зависнув на полминуты, рывком вернул себя к действительности и побежал за ним, на бегу расстёгивая рюкзак и доставая письменные принадлежности. Подбежав к Асе, запыхавшись, попросил его остановиться, показывая на листок бумаги и чернильницу. Тот снисходительно улыбнулся и повёл рукой, приглашая к разговору.

— Кто она? — написал я вопрос спешно и совершенно коряво.

— Эль, учитель музыки, — начеркал Аса, не снимая с лица улыбки.

— Очень красивая, — написал я не удержавшись.

— Да, очень, — ответил Аса, явно разделяя моё мужское мнение.

— Её нашли в лесу одну, истощённую, совсем маленькую. Приютили здесь, в Эльтаине. Родителей своих не помнит, да и сейчас уже, повзрослев и привыкнув к посёлку и жителям, — не особо ими интересуется. Её так и назвали: Эль, в честь города. Нашла себя в музыке, в Эльтаине ей в этом нет равных. Учит ребятишек играть на струнных и духовых инструментах. Они в Эль души не чают и постоянно просятся на уроки музыки, и это притом, что обычно заставить ребёнка играть на инструменте — та ещё задачка.

— Понятно, — я вздохнул и прикрыл глаза. Мурашки ещё раз строем пробежали по телу, и я чётко осознал, что по-прежнему всё уже точно никогда не будет. Этот новый неизведанный мир понемногу стал проникать в меня. Пыльная дорога в поле под стрекотание кузнечиков, купание со стучащими зубами в ледяной реке, аскетичный быт, заразительные простодушие и трудолюбие местных жителей, завораживающий вид долины и... карие глаза Эль.

Сегодня занятия закончились раньше, после чего Като подозвал меня и протянул лист бумаги. На нём было написано:

— Расскажи о себе.

Я воодушевился: в кои-то веки со мной изъявили желание пообщаться. Промокнул перо, стряхнул капли и написал, собравшись с мыслями:

— Я с планеты Земля. Где это по отношению к вашей планете я не знаю, но точно могу сказать, что очень далеко. Не вижу здесь ни одного знакомого созвездия. Да и вообще не уверен, что я из вашей вселенной. В двух словах о моей родной планете не расскажешь. Если, в общем, на ней шесть материков. Материки - это наибольшие части суши, ограниченные морями и океанами. Океанов, наибольших водных массивов, у нас пять. Люди живут на пяти материках. Один — снежная Антарктида не заселён, там очень холодно. Люди живут на Земле примерно двести тысяч наших лет. Более менее достоверные данные о нашей истории имеются только за последние шесть тысяч наших лет. У нас три основные расы: Европеоидная, Негроидная и Монголоидная. Я отношусь к первой, ваш народ очень похож на Монголоидную. Население земли в данный момент около восьми миллиардов человек. Мы, в основном, живём в городах с большой плотностью населения. В самом крупном городе земли — Токио около тридцати семи миллионов жителей. Как раз в нём живут Монголоиды, похожие на вас. И таких городов-миллионников — сотни по всему земному шару.

— Мы строим высокие дома, по двадцать, сорок, девяносто этажей. Ездим на самоходных машинах по земле, плаваем на них по морям, под водой и по воздуху. Летаем в космос, хотя пока только возле нашей планеты. Создали оружие, которое может в одночасье уничтожить всё живое на планете и материалы, крепче алмаза.

Странно, но Като читал с совершенно спокойным выражением лица, будто то, что я описываю — здесь в порядке вещей. Он передал следующий лист, и я продолжил:

— Но при этом мы обычные люди. Воюем, всегда, со дня сотворения вселенной. Воюем жестоко и беспощадно. В бессмысленных войнах гибнут миллионы. Простые люди, как ты и я, умирают за ресурсы для власть имущих. У одних стол ломится от яств в личном огромном особняке, другие не могут добыть себе просто воду и умирают от жажды. Мы жестоки, предаём, унижаем и калечим слабых. Но и проявляем милосердие, доверяем, заботимся и лечим этих слабых. Совершаем гениальные открытия и прожигаем жизнь. Проводим сложнейшие медицинские операции и добровольно убиваем себя разными веществами. Ругаемся и слушаем музыку, танцуем и дерёмся, выпиваем и дружим, сгораем на работе и томимся от скуки. Гневаемся и любим.

Я выдохнул, подивившись тому, сколько всего разом выпалил. Но как можно рассказать про целый мир на двух листах бумаги?

Като минуту переваривал прочитанное в задумчивости, после чего написал:

— Расскажи, откуда ты родом, про свой город.

— Я жил в столице, Москве, это главный город страны.. — я запнулся, — забыл, у вас нет такого понятия. Страна — это объединение людей с централизованной властью и чёткими географическими пределами. Так-то так. Нечто подобное у вас — совет старейшин Таин и сама долина. Москва — огромный красивый город с сотней тысяч домов, разных, от одного до девяноста этажей. Есть дома — произведения искусства, но основная масса — просто большие коробки. В городе разбито много ухоженных парков, некоторые большие, как лес. По главной реке сотнями ходят самоходные машины, перевозя людей, в основном, для увеселения. В городе тысячи дорог, по которым толкутся и дымят каждый день миллионы самоходных машин, собираясь сотнями вокруг домов, не давая прохода. Есть и специальные машины, которые ездят и под землёй, перевозя миллионы жителей на работу почти круглосуточно. Я жил в небольшом, по нашим меркам, доме в центре столицы и работал финансовым аналитиком.

«Эх, а я даже не знаю, есть ли здесь понятие «деньги». Да и аналитики вряд ли есть. Ладно, опустим. Накарябал что-то, а поймёт или не поймёт это Като, — его личная проблема».

Вообще, я использовал много местных слов, лишь предполагая, что вкладываю верный смысл. А судя по лицу Като, получилась полная белиберда.