Внутренний голос, казалось, улыбнулся снисходительно.
— Изумительные познания географии для офисного планктона, — заметил он. — Треугольный лес, огромная стела и всё прочее. Хм. Точно нет.
— Другая планета?
— Возможно, — ответил он, зевая, — но пока недостаточно информации.
— Может, параллельная вселенная?
— Может быть. Но это звучит слишком невероятно. Хотя...
— А путешествие во времени?
— Эх, начитался ты дешёвых сборников фантастички, — прыснул мой собеседник.
— Ну какое-то рациональное объяснение же должно быть! — воскликнул я, чувствуя нарастающее раздражение.
— Да наверняка есть, — ответил он уже более серьёзно, — Но, чтобы его найти, тебе стоит заканчивать нежиться на солнышке, и начать хоть что-то узнавать у местных.
— А вопросы два и три? — я поспешно попытался продолжить беседу.
— Давай, действуй, оплаченная сессия аутотренинга «Иванушка-дурачок» окончена, — улыбнулся внутренний голос и скрылся в глубинах подсознания.
Курносого «Федю» я нашёл сидящим в плетёном стуле у соседнего дома. Он нежно водил большим смычком по струнам длинного музыкального инструмента, обтянутого белой кожей.Приветливо улыбнулся, заметив меня, и слегка поклонился, не прекращая игру.
— Мне нужны ответы, — дополнив слова жестами насколько мог выразительно, потребовал я. Федя прикрыл глаза и, перебирая пальцами левой руки, продолжил движения смычком, выводя тягучую мелодию в восточном стиле.
— Ф-ё-ё-дор, лысая ты скотина, расскажи про вашу деревню и, вообще, про это место! — я раздражённо повысил голос.
Ноль реакции, мелодия медленно двигалась по намеченному маршруту, через некоторое время перешла к кульминации и остановилась. Федя сделал глубокий вдох, открыл глаза и с той же добродушной улыбкой посмотрел на меня, отложив инструмент.
— Ответы, — процедил я хмурясь.
Фёдор встал, показав глазами куда-то вперёд, и вальяжно двинулся по улице в указанном направлении. Через минут десять мы стояли у небольшого здания типовой цилиндрической формы. На порог вышел худощавый старик с козлиной бородкой и туманным взглядом. Одет он был в изумрудное кимоно и плетёные тапочки, на щеке красовался зелёный круг.
Старик кивнул Феде, перевёл взгляд на меня, слегка наклонил голову в знак приветствия и махнул рукой, приглашая войти. В доме на полу были расстелены циновки, напоминая зал для занятий йогой. Четыре коротко стриженных парня-подростка в серых препоясанных чёрной лентой халатах сидели на них в позе лотоса с закрытыми глазами. Старик жестом пригасил к ним присоединится. Я, было, открыл рот, чтобы начать задавать прорву мучивших меня вопросов, но он протянул руку вперёд в останавливающем жесте. Мне ничего не оставалось, как усесться на свободную циновку.
Я попытался сложить ноги в позе лотоса, но связки сразу же протестующие заныли, и глупую затею пришлось бросить. Федя хмыкнул, наблюдая за моими потугами, и уселся рядом. Старик подошёл к деревянной панели на стене и начертил мелом три пересекающиеся окружности. Затем под ними провёл две прямые линии и ещё две окружности, одну внутри другой. Подростки и Фёдор внимательно смотрели на доску и периодически покачивали головами, как бы подтверждая, что восприняли информацию. Старик несколько раз стирал рисунки и чертил новые, неизменно используя графические примитивы: прямые, окружности, прямоугольники и треугольники.
«Геометрия, что ли?» – подумал я.
С этого дня началось моё «обучение». Каждое утро, ни свет ни заря, стервец Федя стучал ко мне в дверь, и мы выдвигались к старику учителю. Там усердно занимались несколько часов и отправлялись на трудовую практику: иногда в сады, иногда в поле. После чего, совершенно измождённые, готовили на камне здешние блюда и заваливались спать без задних ног. Вернее, это я заваливался, а Федя ещё умудрялся сидеть по вечерам с бодрым видом у себя на веранде, попивая местный аналог чая или перебирая струны.
Последовательность графических примитивов оказалось здешней азбукой, системой счисления и чем-то вроде религии. Общались жители с помощью едва уловимых жестов. Причём общение это было настолько глубоким и детальным, что позволяло передать друг другу абсолютно любую информацию чётко и недвусмысленно. Как такое вообще возможно мне ещё предстоит разобраться. А пока я лишь делал робкие первые шаги в письме, вызывая снисходительные улыбки.
Со временем общаться письменно с местными у меня понемногу стало получаться, и я узнал имена своих знакомых. «Фёдора» на самом деле звали Аса, а старика учителя – Като. Жили мы в долине Таин, в посёлке Эльтаин, жители которого, в основном, занимались земледелием. Ещё в долине было четыре поселения: Ватаин, в котором жили ткачи и кожевники; Мэтаин со столярами, плотниками и кузнецами; Глотаин, в котором занимались камнем; и Рунтаин, где жили какие-то, пока мне не известные, хранители знаний. Далеко на западе, за Разделяющей Грядой, где, насколько я понял, находилась огромная стела, — расположились земли Суин. Но здешним жителям, по крайней мере, моим собеседникам, про них практически ничего не было известно. Жители долины Таин называли себя алсинами. Отвечали обычно неохотно и вкупе с моими слабыми познаниями здешнего письменного языка другой информации вытянуть из азиатских знакомых пока не получалось.
Като терпеливо, изо дня в день, возился со мной, как с малым ребёнком, обучая грамоте. Надо сказать, получалось это у него блестяще. Даже в моём безнадёжном случае я уже через три месяца стал неплохо писать и читать.
Ещё я упросил Като научить меня говорить на местном языке. К моему удивлению, тот согласился. Собственно говоря, он был единственным, кто разговаривал со мной вслух.
Здешняя планета делала полный оборот вокруг звезды примерно за сто местных суток, из-за чего десятичная система счисления прочно закрепилась не только в счёте, но и в измерении времени. Местный год назывался «оборотом». Оборот делился на десять периодов, не имеющих названий, в каждом периоде по десять суток. Жители Таин так и называли периоды: первый, второй, пятый. День тоже делился на сто равных частей «пин». Сутки по моим субъективным ощущениям примерно равнялись земным. Следовательно, в одном пин было около четырнадцати минут.
Деление дня на сто частей напомнило мне о том, что однажды рассказывал Олег Вихров, когда мы пили кофе возле его офиса. В восемнадцатом веке французский математик Жан ле Ронд д'Аламбе и адвокат Клод Бонифас Коллиньон попытались ввести десятичный часовой день. Но эти попытки, к сожалению, или, к счастью, не увенчались успехом.
То, что самой маленькой единицей измерения времени было целых четырнадцать минут, — очень хорошо отражало атмосферу спокойной неспешности, которая царила в здешних местах.
Измеряли время огненными и водными часами. В начале каждого урока Като зажигал свечу, на которой были отмечены деления по пять пин. Когда свеча догорала до третьего деления, уроки заканчивались.
Раз в период здесь был один выходной. И тогда я по полдня сидел возле дома, вытянув ноющие ноги и всей грудью вдыхая нежные ароматы цветов, земли и трав. А потом бродил по посёлку, разглядывая дома, местный быт и просто слоняясь без дела. Жители Эльтаина относились к моему любопытству спокойно и дружелюбно. Что удивляло, ведь как это выглядит со стороны? Ходит такой бледный пришелец и глазеет в окна. А жители улыбались, махали руками, дарили фрукты и ягоды, при этом каждый раз вежливо отказываясь общаться со мной.
Вечером мы собирались с Асой в моём саду. Он готовил местный яблочный чай, и мы, откинувшись на спинки стульев, медленно потягивали горячий напиток. А, заодно, переписывались, рассказывая друг другу о своих мирах. Каждый выходной Аса любезно выделял ровно один лист бумаги. Когда тот заканчивался, мы долго сидели молча, наблюдая, как солнце заходит за разделяющую гряду.
Детей до определённого возраста, лет до шести, держали исключительно дома. Ни разу не встретил гуляющую с ребёнком мамашу.
