Тигры с воплями бросились ко мне и чуть не повалили. Поздравления, благодарности, похвалы лились рекой. Мужики хлопали меня по плечам, едва не вбивая в землю, девушки целовали, и даже медведь, растолкав толпу, сделал передо мной неуклюжий реверанс.

— Качай его, ребята! — раздался крик.

Над толпой пронесся гул. Ко мне потянулось множество рук, они подхватили меня, и в следующую минуту я узнал, как неприятно летать в воздухе без крыльев.

Когда восторги немного улеглись, народ несколькими потоками ринулся осматривать замок. Я и увязавшийся за мной Гааз, присоединились к командному составу. Внутри Твердыня оказалась поистине огромной. Десятки комнат, залы, бесчисленные коридоры, лестницы, переходы.

Несколько человек слетали в Мергус и притащили оттуда кучу жратвы. Пока девчонки накрывали в главном зале стол для банкета, наша группа направилась в Спиритку, где, к моему удивлению, на столе не оказалось магической голограммы.

— Она появится, когда можно будет снова штурмовать Твердыню, — пояснил Папа. — После перехода к другому клану на две недели накладывается защита, и атаковать замок нельзя.

Потом мы спустились в подземные помещения. Здесь нашим взорам открылись, кажется, не менее широкие пространства, чем наверху. Огромная холодная комната для складирования провизии — пустая. Как пояснили топы, еда, принадлежавшая Горцам, исчезла вместе с ними после перехода замка в другие руки. Дальше следовали еще несколько хранилищ, а этажом ниже — что-то похожее на казематы. И, наконец, в самом низу мы нашли то, к чему я так настойчиво стремился.

Полуразрушенная каменная лестница привела нас к единственному помещению, закрытому мощной дверью. Она оказалась заперта, но в замочной скважине торчал массивный ключ.

Первым вошел Папа с зажженным факелом в руке. Мы набились в небольшую комнату с голыми стенами, выложенными из неровных прямоугольных камней, по которым стекали капли воды. Пахнуло сыростью и плесенью, и я невольно передернул плечами. Классический склеп. Посередине находилось возвышение, к которому со всех сторон вели три ступени, а на нем — саркофаг. Лидер жестом велел снять с него крышку. Четверо мужиков, включая Руддера, не без труда отодвинули ее, и я, как и другие, поспешил заглянуть внутрь.

— Удон, — прошептал кто-то.

На дне саркофага лежало полуистлевшее, прикрытое парчовой тканью тело. Посеревшая, когда-то бледная кожа, опущенные веки, одно из них разложилось до дыр, сквозь которые видно что-то черное. Впалые щеки покрыты щетиной. На голове — бордовый металлический шлем с витиеватыми золотыми завитушками, из-под него торчат клоки слипшихся рыжеватых волос.

В целом древний покойник выглядел не слишком приятно, и народ, поглазев на него с полминуты, потянулся к выходу. Вскоре рядом со мной остался только Гааз, который в течение нашего шатания по замку вообще старался держаться поблизости. Чувствовалось, что его переполняет благодарность.

Крутяк, выходивший последним, окликнул нас:

— Ребят, вы идете? Гермес?

— Не ждите, я догоню.

Он сунул мне в руку факел и скрылся за дверью, а я задумчиво посмотрел на Удона. И едва в коридоре стихли шаги Тигров, нырнул по пояс в саркофаг, приподнял парчовое покрывало. Руки короля были сложены на груди, и в них, вопреки моим надеждам, ничего не было зажато.

— Ты чего? — шепотом спросил Гааз со странным выражением во взгляде. Походу, парень решил, что я тронулся.

— Есть подозрение, что где-то в его одеждах или под ним самим может быть спрятан очень ценный артефакт.

Глава лекаря заблестели любопытством, но мне было не до него. Меня интересовал исключительно Удон. Ведь всю эту движуху со штурмом я затеял только ради поисков Яйца. Смутная догадка зашевелилась, когда пришло письмо Кирилла, упомянувшего, что с помощью главных ресурсов можно улучшать не только оружие и вещи. А когда Кафка рассуждал о настоящем святом, тело которого не исчезает, моя теория оформилась окончательно. Я предположил, что отъезд королевского сына был лишь отвлекающим маневром, а на самом деле Изумрудное Яйцо так и осталось у папаши. Если принять это за правду, становится понятно, почему Ваурсента так и не нашли. И почему в Багряной Твердыне существует улучшенная регенерация — это аура мощного ресурса. А находится он на теле Удона, которое именно поэтому не испарилось.

Почему-то мне казалось, что Яйцо должно быть зажато прямо в его ладонях. Но если нет, стоит проверить, не спрятано ли оно в груди, куда король нанес себе кинжальную рану.

Преодолевая отвращение, я попытался опустить руки покойника, однако это оказалось непросто, он давно превратился в мумию. Иссохшее тело хрустело и поскрипывало, порой издавая жалобные звуки, словно Удон стонал от нестерпимой пытки. Блин, чувствую себя стервятником-трупоедом. Хорошо хоть никакую косточку ему не сломал.

Справившись с непослушными руками давно усопшего короля, я расстегнул темно-синий кафтан. Вернее, не расстегнул — древние нитки настолько прогнили, что державшиеся на них пуговицы от малейшего соприкосновения сами осыпались на дно саркофага. Под кафтаном виднелась почти истлевшая сорочка, я подцепил ее за край и резко дернул. В колеблющемся свете факела перед моим взором предстала некогда могучая грудь Удона. На посеревшей, сморщившейся коже не оказалось не то что следа от кинжала — ни единой царапины!

Холодея от нехорошего предчувствия, я стал рвать на трупе одежду. Где, где⁈ Полуистлевшие ткани тихо трещали под моими руками.

— Что ты творишь? — в ужасе прошептал Гааз, но мне было не до него.

Разорвав все, что можно, я сунул в руки лекаря факел. Еще раз осмотрел посеревшую грудь, потом живот, ноги. Сдерживая тошноту, схватился за край плаща и перевернул труп спиной вверх. Но и здесь не было никаких следов от кинжала.

Похоже, я повелся на глупую сказку, не имеющую ничего общего с нашей виртуальной действительностью. Перевернул небо и землю ради этого замка — и все зря.

Разочарование было слишком велико. Я вернул труп в исходное положение и в бессилии опустился на ступеньку, прислонившись спиной к саркофагу. Вот дурак, а⁈ Придумал теорию, сам себя убедил, поверил в нее! Чуть не сошел с ума, открывая тысячу сундуков — ради того, чтобы быстрее взять нужный уровень. Заставил Руддера и Папу пойти на Багряную Твердыню. Преодолел кучу препятствий, составляя схему замка, убрал Мечеворот, встретился с предателем Упрехтом, пожертвовал кровью Элгиона, создал жемчужную ферму. И все для чего? Чтобы в результате узнать, что легенда о гребаном Удоне — полная чушь⁈ Что все труды насмарку⁈

Силы разом оставили меня, отчаяние накрыло с головой. Сидя на ступеньке у саркофага, я бездумно смотрел, как пламя факела отбрасывает на стену неровные, пляшущие блики. Казалось, там, в саркофаге, король беззвучно хохочет над моим провалом.

— Можно мне попробовать? — послышался голос Гааза.

— Валяй, — вяло махнул я рукой.

Мне было все равно. Раз на теле Удона не нашлось ран, значит, спрятать Яйцо ему было некуда. Проглотить его он не мог: все главные ресурсы гораздо больше стандартного размера. Разве что распилил и сожрал… Чушь!

Гааз что-то бормотал, но я не слушал. Толковых мыслей почти не осталось, одни сожаления. Как жаль, что у меня нет артефакта, чтобы слетать в прошлое и узнать у паршивца, куда он дел Яйцо. Как жаль, что я не могу порыться в его голове, в его мыслях, памяти. И узнать-таки у короля, куда он дел гребаное Яйцо! Как жаль, что…

Лекарь тихо охнул, и я машинально поднял на него глаза. Он склонился над телом, пристально вглядываясь в лицо покойника, словно хотел прочесть на нем ответы на мои неозвученные вопросы.

— Что там? — полюбопытствовал я, поднимаясь и заглядывая в саркофаг.

Снятый с головы короля шлем теперь лежал рядом, копна густых рыжих волос разметалась по сторонам.

— Такое чувство, что ему этот локон специально приклеили, — Гааз ткнул пальцем над правой бровью Удона. — Сам посмотри.