У меня было три старших сестры. Мне всегда казалось, что они сразу родились благовоспитанными леди. Их увлекала только литература, платья и косметика. Они с большим удовольствием постигали фамильное дело, и точно в противовес им, я никогда не мог усидеть на месте. Лазил, где только можно и, чаще всего, нельзя. Что закономерно, однажды я упал. Сильно повредил спину, и у меня начали отказывать ноги, руки. В один момент я просто не смог самостоятельно подняться с постели. Родители были безутешны.
Они возили меня по лекарям, но те разводили руками. Только По Жуаньсун смог объяснить моей маме, почему так случилось и что мне уже ничем не поможешь. Он же посоветовал ставить мне ледяные компрессы, благодаря которым я сохранил хоть какую-то подвижность и чувствительность.
Фо Ань не мог не нахмуриться. Он не первый день знаком с Эн Гохуанем и никогда не замечал в его движениях заторможенности. Даже наоборот, красавец двигался столь плавно и элегантно, что это вызывало зависть. Эн Гохуань заметил его взгляд и, ненадолго прервав рассказ, завел руку за голову и убрал вбок большую часть густой копны черных волос. Некоторые их пряди на затылке уходили под ворот платья.
— Они оплетают все мое тело. Пусть и по моей воле, но именно они заставляют его двигаться. Я почти парализован.
Глаза юноши стали круглыми от удивления. Повезло, что он лишился дара речи, а то ляпнул бы что-то очень глупое и, наверняка, обидное. Пусть и не специально.
— Отец рассказал другу о постигшем нас несчастье, и тот глубоко задумался. Я лежал рядом, поэтому слышал весь их разговор. Меня боялись оставлять в комнате одного, приходилось сидеть или лежать рядом с родителями, которые, как я уже тогда понял, начали от меня отдаться.
Этот друг рассказал моим родителям о семье Сымы. О низвергнутой богине, о том, что она может помочь, если сочтет меня достойным служения. Рассказал он им и о том, что она может разгневаться и забрать мою жизнь. Но, по крайней мере, у меня будет шанс вновь встать на ноги.
Мать тогда посмотрела на меня так, будто Сыма уже от меня отказалась. Хотя, отказалась на деле она. Как единственный сын, я очень ее подвел. Она оскорбительно быстро дала согласие, отец сомневался дольше, но тоже решил испытать удачу. О том, что думаю я по этому поводу, конечно, никто не спрашивал. А мне было страшно. Через силу, но я все же мог отчасти двигаться, а смерть меня страшила. Да в далеком детстве я хорошо понимал, что это такое. В те горы на улицах города свирепствовала легочная болезнь.
Друг семьи, приказав мне молчать, тайно пронес меня в подземный двор, словно куклу. Также, стараясь не попадаться никому на глаза и даже убивая, не вовремя появившись в коридорах слуг, он донес меня до ледяного зала, забросил в темноту и закрыл дверь.
Не мне тебе рассказывать, как страшно там оказаться впервые. Сыма не хотела меня принимать. Калеки не должны входить в семью. Не могут, думаю, по понятным причинам. Не знаю, что заставило ее передумать, мои мольбы, плачь или злость на родных и несправедливость их решения. Но я пережил единение и выполз из зала уже окутанный длинными волосами. Они всегда были у меня крепкими, но Сыма серьезно их преобразила.
Первым, кого я увидел, был Цзе Чунде. Он молча посмотрел на меня, как на диковинку, после чего отошел в сторону, а я бросился на приведенных слуг. Волосы повиновались моему безумию, разрезали и драли чужую плоть, пока я не прошел первый кризис.
Эн Гохуань начал успокаиваться. Поднял голову и медленно водил взглядом по прохожим. И все же Фо Ань отмечал его нездоровую бледность, слушая историю и размышляя, чем в состоянии помочь.
— Далеко не сразу я научился с их помощью передвигаться. Уже после, со своим наставником и с подсказками Цзе Чунде я нашел применение полученной силе.
Друг семьи спас меня, но подставил моих родителей. Он рассказал им о семье. Принес Сыме калеку. Нарушил все непреложные правила. И Цзе Чунде не мог этого оставить. Ты уже знаешь, как может завораживать голос нашего главы.
Эн Гохуань стал бледнее, а его голос начал дрожать.
— Он заставил меня смотреть, как друг семьи, мои родители, мои сестры плачут в экстазе от внезапно проснувшейся любви к незнакомому мужчине, а после, по его велению, со смехом срезали себе лица и бросились в объятый огнем дом, который сами же и подожгли. Мой дом. Их сумасшедший, но счастливый хохот еще долго преследовал меня в кошмарах.
Цзе Чунде назвал это не столько уроком, сколько платой за изменение моей судьбы и наглядная картина того, что случается с нарушившими правила семьи детьми.
Эн Гохуань неожиданно схватил подопечного за руку. Ноздри его тонкого носа широко раскрывались, а взгляд стал стеклянным, точно у одного из местных сумасшедших, что выкрикивают абсурдные пророчества.
— Я заставил тебя скомпрометировать семью! Но не бойся, я возьму всю вину на себя. Скажу, что заставил тебя!..
— Что? — Нахмурился Фо Ань. Затронутая тема ни капли ему не понравилась. — Что ты такое говоришь?
— Тот парень. И как я не подумал, что его семья может выйти на наш след.
Фо Ань вырвал руку их хватки друга:
— Хватит. Он сам на меня напал. Я убил его из самозащиты! — Сообразив, что почти кричит, Фо Ань тут же себя одернул и торопливо зашептал. — Ты забыл, как он хотел вонзить нож мне в спину? Кроме того, ты помог скрыть наши следы. Люди в городе думают, что это дело рук демонов. А значит, рано или поздно, успокоится и его отец. Сам же слышал, сыном он был непутевым.
Эн Гохуань обнял себя за плечи, и какое-то время молчал, смотря на дорогу невидящим взглядом.
— На тебя это совсем не похоже, — начинал злиться юноша. — Кроме того, уверен, у вора набралось немало врагов. В первую очередь, его папаша начнет донимать тех, кому Нао Цянь успел задолжать. На нас ему не выйти. Сыма смотрит на мир через наши глаза, времени прошло немало, она не выказала никаких опасений.
— Потому что карает не она. Как ты не понимаешь, она не всесильна, хоть могущественна. У нее другая мораль, а дела смертных она поручает Цзе Чунде. Именно он ее меч и главный защитник. Он же установил семейные правила, за исполнениями которых следит.
— Он первый?
— Тот самый смертный, что услышал ее плачь, — кивнул Эн Гохуань.
Фо Ань задумался. Даже не видя тех, что наставник ужасов, он прекрасно понимал, что семья занимается серьезным делом, и все ее участники придерживаются некоторых правил. Выдаваемые Цзе Чунде задания направлены либо на шпионаж, либо на убийство неугодных. По крайней мере, такие он давал поручения их маленькой комнате. Но вряд ли остальные занимаются чем-то кардинально отличным. Часть братьев, насколько известно Фо Аню, живет даже в императорских палатах. Слушают и ищут новости о выживших после произвола Первого бога генералов.
— Нет, никто из семьи Нао Цяня не сможет на нас выйти.
— Ты не можешь знать этого наверняка. Тратя твое золото, вор, наверняка, многим рассказал о том, какой простак ему попался, а в город именно переезжает не так уж много деревенских.
Фо Ань нахмурился, очень и очень злясь на Нао Цяня, который даже после смерти умудряется подпортить ему жизнь.
— В таком случае, поступим так, как мы поступаем всегда. Нанесем предупреждающий удар. Соберем сведения, узнаем, насколько горюющие продвинулись в своем расследовании, и либо уведем дело на ложный путь, либо, в крайнем случае, убьем всех причастных. Ты что-нибудь знаешь об этом клане Нао?
Эн Гохуань мотнул головой. Краски начали возвращаться на его лицо. Хотя во взгляде оставался намек на тревожность.
— Ну вот, не такой, значит, этот клан большой и важный. Ты всю жизнь прожил в городе и никогда о нем не слышал. Уверен, те сплетники тоже узнали их фамилию только из-за начавших мешать жить головорезов.
Эн Гохуань приложил к груди ладонь и, тяжело вздыхая, вымучил из себя улыбку:
— Спасибо.
— Было бы за что. Кроме того, твоей вины в том, что случилось, я не вижу. Я погнался за этим идиотом, я показал ему свою силу и я же его убил. Ты же наоборот не потерял голову и помог замести следы, — Фо Ань рассуждал с поразительной твердостью, уверенностью, но не ощущал ничего такого на самом деле. Паника Эн Гохуаня оказалась заразной. Просто Фо Ань не давал ей разрастись.
