Корешок не мог скрыть своей реакции. Его губы сжались, а в глазах отразилось отвращение.

— И ты… спрыгнул?

Плакун покачал головой, его руки сжались в кулаки.

— Нет. Я не смог. Все остальные прыгнули, один за другим. Я стоял там, смотрел вниз… видел, как они исчезают в тумане. Их крики… — он зажмурился, будто пытаясь вытеснить это из памяти. — Я хотел прыгнуть, но мои ноги… они отказались слушаться.

Корешок молчал, наблюдая, как лотак пытается сдержать рыдания.

— Старейшины называли меня трусом, — продолжил Плакун. — Они сказали, что я недостоин их общества, недостоин Спасения. Меня изгнали. И тогда я пришёл к Плакунам. Они приняли меня, хотя я знаю: я для них никто.

Его голос оборвался, и он снова разразился громкими рыданиями. Корешок нервно оглянулся на лес, опасаясь, что кто-то может услышать этот шум.

— Так ты теперь изливаешь свои грехи в слезах, да? — с лёгкой насмешкой спросил Корешок.

Плакун посмотрел на него, его лицо исказилось гневом.

— Ты не понимаешь! Слёзы — это всё, что у меня осталось! Каждый раз, когда я плачу, я очищаюсь. Но… это не работает. Никто не слушает. Даже Скала молчит.

Корешок хмыкнул, но внутри чувствовал странное сожаление. Он видел перед собой не просто адепта странного культа, а сломленного, запуганного лотака, который потерял всё, что у него было.

— Знаешь, — сказал он после паузы, — плач не вернёт твоих друзей и не спасёт тебя от себя самого.

Плакун, глядя в землю, произнёс:

— Но что тогда мне делать?

Корешок задумался. Что ответить тому, кто уже находится на краю?

Корешок тяжело вздохнул, с трудом подавляя раздражение. Этот лотак с бесконечными жалобами и слезами уже начал действовать ему на нервы. Но риск был слишком велик — его убежище могло быть раскрыто.

— Слушай, — начал он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более твёрдо. — Тебе нужно уходить отсюда. Немедленно.

Плакун поднял взгляд, его глаза ещё блестели от слёз.

— Уйти? — произнёс он, словно не понимая смысла сказанного. — И куда мне идти? Я никому не нужен.

Корешок стиснул зубы.

— Сюда могут прийти те, кого ты точно не захочешь встретить, — сказал он, указав на густую тьму леса. — Террористы, наёмники, кто угодно. Ты слишком громко плачешь.

Плакун наклонил голову, его лицо приобрело задумчивое выражение.

— Террористы? — задумчиво повторил он. — Вот уж кто точно знает, как смыть свои грехи.

Корешок резко повернулся к нему.

— Что ты сказал?

— Террористы, — повторил Плакун, его голос звучал теперь более уверенно. — Они ведь не просто разрушают мир, они создают новый порядок. Они тоже, в каком-то смысле, очищают планету от грехов. Может, мне стоит присоединиться к ним. Если я проливаю слёзы, чтобы очистить себя, разве не то же самое делают они, проливая кровь?

На мгновение Корешок почувствовал, как кровь в его жилах закипела. Его руки сжались в кулаки, а голос стал резким.

— Ты вообще слышишь, что ты несёшь? — прошипел он. — Ты серьёзно думаешь, что убивать других — это путь к очищению? Может, именно поэтому всех вас и ненавидят.

Плакун вздрогнул от его слов, но вместо того, чтобы замолчать, он снова опустил голову, как будто слова Корешка лишь подтвердили его внутренние мысли.

— Ненавидят, — повторил он тихо. — Да, нас все ненавидят. Мы же только плачем, не причиняем никому вреда.

Корешок вздохнул, стараясь успокоиться. Он знал, что теряет терпение, а это могло привести к нежелательным последствиям.

— Послушай, — сказал он, переходя на более мягкий тон. — Просто уходи. Забудь, что видел меня, забудь, что был здесь. Если тебя найдут рядом с этим местом, тебе не поможет даже твоя Скала Бакко.

Плакун медленно поднялся на ноги, его худое тело шаталось, словно он мог упасть в любой момент.

— Ты прав, — сказал он, не глядя на Корешка. — Уйду. Но куда я ни пойду, никто не примет меня.

Корешок молча смотрел, как он медленно удаляется, но внутри его бурлила злость.

— Вот почему их никто не любит, — пробормотал он сквозь зубы, когда Плакун скрылся за деревьями. — Они не только надоедливы, но и живут в своём странном мире, где всё оправдывают слезами.

Корешок стоял в тишине, вглядываясь в темноту леса. Его раздражение постепенно сменялось тревогой. Этот Плакун мог стать проблемой. Что, если кто-то найдёт его и заставит говорить? Или что, если он вернётся с какими-то безумными идеями?

— Никто не должен знать, что я здесь был, — пробормотал Корешок, его глаза блестели в свете, исходящем из его убежища.

Он вернулся в своё жилище и быстро активировал систему слежения, проверяя, не оставил ли Плакун следов или признаков, которые могли бы привлечь внимание. Его пальцы быстро бегали по клавишам, прокручивая записи, но всё, что он видел, было лишь пустотой леса.

— Хорошо, — сказал он себе. — Но этого мало.

Он начал тщательно продумывать, как уничтожить любые доказательства своего присутствия здесь. Это место было слишком важно для его безопасности, чтобы рисковать.

— Эти Плакуны… — пробормотал он, уставившись в одну из книг на полке. — Бесполезные фанатики.

Воспоминания начали всплывать в его голове, словно чужой голос напоминал ему старые слухи, которые он когда-то слышал. Ещё в детстве он знал, что Плакуны — это не просто верующие, а потерянные души, чей путь определяли не вера и разум, а что-то другое.

Он вспомнил рассказы стариков в барах Брагара, где истории о культах распространялись так же быстро, как запах дешёвого спиртного. Одна из таких историй всегда пугала Корешка больше остальных.

— Их кормили травами, — произнёс он вслух, будто повторяя чьи-то слова. — Какими-то ядовитыми листьями, которые вызывали странное состояние.

Это были особые растения, растущие только на северо-западе Инглизы. Говорили, что старейшины культов выдавали их каждому новообращённому, якобы для очищения души. Лотаки, которые принимали эту траву, впадали в странное состояние эйфории, где их разум больше не принадлежал им самим.

— Говорят, эти травы заставляют видеть странные вещи, — пробормотал Корешок, поднимаясь с места и подходя к своей коллекции голографических записей. Он быстро нашёл нужную и активировал.

Перед ним появилось изображение древнего ритуала, который он записал несколько лет назад, подслушав разговоры лотакийских наёмников. На экране старейшина в длинном плаще раздавал своим последователям свёртки с этими листьями, и после каждого приёма начиналось нечто странное.

— Они плакали, как безумные, — сказал он, наблюдая за кадрами.

Глаза лотаков на записи были пустыми, словно их души вытащили из тел. Они рыдали, причитали, а на следующий день… забывали всё. Каждый раз трава стирала их память о том, что происходило накануне. Это было своего рода перезагрузка сознания, которая убивала их разум медленно, но уверенно.

Но самое страшное, как вспоминал Корешок, это то, что трава не просто стирала память. Она оставляла в мозгу жуткие пробелы, из-за которых бывшие адепты теряли способность мыслить критически. Со временем они уже не нуждались в этом "средстве", но продолжали плакать, как заведённые, лишь потому, что это стало их единственной привычкой.

— Они даже не понимают, зачем это делают, — тихо произнёс Корешок, выключая голографическую запись.

Этот культ всегда вызывал у него неприязнь. Для чего такие организации вообще существовали? Кому было выгодно создавать общество бесполезных, жалких лотаков, которые проводили свои дни в слезах?

— Может, всё это часть какого-то плана, — пробормотал он. — Кто-то использует их как прикрытие.

Он знал, что Плакуны не представляли реальной угрозы, но их постоянное присутствие в лесах и городах усложняло жизнь всем вокруг. Они собирались на главных улицах Брагара, рыдали и мешали проходу. Их плач раздражал, их слёзы были бесполезны, а их жизни — бессмысленны.

Но в глубине души Корешок осознавал, что настоящая причина его ненависти к ним была другой. Он завидовал их беспечности, их способности отпустить реальность и уйти в свой мир слёз.