«Я не животное! – возмутился глубокий и приятный голос в голове. – Я – древнейшее из всех созданий этого мира!»

Вздрогнув, я поняла, что свершилось именно то, что и предсказывала Эсиора: птица общалась со мной с помощью разума. Я осторожно приблизилась к освещенному пламенем центру и принялась снова разглядывать феникса, не переставая восхищаться его незабываемым видом.

«А как же духи с туманной земли?»

Голос задрожал от негодования: «Девчонка! Что ты знаешь об этом мире?! А еще пришла просить за себя!»

То ли я засмотрелась на необычное мерцающее оперение, то ли на три особенных длинных гребня на голове, но ответить на вопрос я так и не решилась. Возмущенный моим невежеством, феникс даже поднял голову, покоящуюся на крыле, и гибкое тело извернулось, представая передо мной во всей красе. Я только раскрыла глаза пошире, пораженная истинной грацией древнего существа, и это, кажется, не осталось незамеченным. Во всяком случае, хозяин храма сжалился надо мной, потому как счел необходимым внести ясность в мои познания по истории нашего мира.

«Сначала было пламя, из которого родились фениксы. Пламя это, поддерживаемое воздухом, прорвалось из земли и ринулось во все стороны, очищая темный мир и разлагая землю на песчинки и воздух, скрытый глубоко в ее недрах, а затем освобождая его. Разлившись по огромной территории, схлестнувшись с воздухом, жидкий огонь породил воду, ставшую началом океана забвения, и проник дальше, за его пределы. Тогда и родились те самые духи, о которых ты говорила. Те, что пришли в самое пламя, обратились огненными духами, те, что ступили на землю, искрой освещенную, стали духами света. Те, что затаились в тени огня, обернулись темными. Все произошло в мире от жаркой стихии. Даже вы, смертные люди, не помышляющие ни о чем, кроме своих сиюминутных желаний, тоже родились, когда семь элементов мира объединились в один и подарили ему своего первого лишенного дара ребенка…»

«Мы не руководствуемся эгоизмом!» – возразила я, за что была удостоена сверкающим яростью взглядом феникса.

«Рассказывай мне сказки, девчонка. Сама–то почему сюда пришла? Хочешь избавиться от дурной крови в наследии, полученной благодаря трусливым делам собственного отца…»

– Не смей так говорить о папе! – не выдержала я, прокричав эти слова на весь зал. Феникс остановил на мне заинтересованный взгляд.

«Надо же, в маленькой принцессе все–таки затаилась страсть…»

«О чем ты говоришь?» – одумавшись и одернув себя, воззрилась я на птицу.

«Знаешь ли ты, милое дитя, почему мой храм можно увидеть только ночью? Потому что только в отсутствии солнца людьми и демонами начинают овладевать истинные чувства, не сдерживаемые разумом. Страсть толкает нас на безумства, она же служит и началом всего сущего. В пламенной страсти на свет появляются неотразимо прекрасные дети, маги и волшебники творят свои самые знаменательные открытия, короли принимают судьбоносные решения. Знаешь ли ты, с какой страстью молится твой почти демон снаружи, чтобы с тобой все было хорошо?»

«Гейл? Гейл молится?!»

«О, да… – мне показалось, в голосе птицы зазвучало ничем не скрываемое предвкушение. – Твой некромант вкусный. Ты и вполовину не так интересна, как он. Будь на кону его искреннее желание, я бы давно его выполнил…»

«Я…не подхожу? Мне нечем заинтересовать тебя?» – расстроено подумала я, и птица отреагировала еле заметным наклоном головы.

«Такие, как ты – ущербные, побитые судьбой и чересчур рациональные – губят наследие огня. Вы сидите в своей скорлупе, мелкие и жалкие, и лелеете собственные обиды и лишения. Куда вам до всемогущих демонов, которые по одному только желанию сердца способны свернуть горы. Из–за таких, как ты, фениксы и вымерли почти полностью…»

«Неправда! – горячо возразила я. – Во мне есть кровь демонов!»

«А я последний на этой земле, – неожиданно признался исполин на жердочке. – Исполнишь мое желание – и я помогу тебе. Что скажешь?»

«Что я должна делать?» – не раздумывая, спросила я. Кажется, большего коварной птице и не требовалось. Большой клюв приоткрылся, и мне почудилась в этом движении донельзя насмешливая улыбка.

«Я последний из фениксов. Я должен умереть и воплотиться снова, чтобы вернуть миру истинное пламя возрождения, чтобы наполнить таких, как ты, потерявших веру и надежду, истинным огнем души. Знаешь, как возрождаются фениксы? Они сгорают в огне чужой страсти, крича от удовольствия и напевая песню взаимной любви. Сможешь доказать, что ты и правда демоница? Сможешь разжечь в себе заоблачную страсть? Тогда я выжгу из твоих жил дурную кровь, из–за которой ты не в силах стать свободной. Понимаешь, о чем я сейчас говорю?»

«Понимаю. Ты хочешь видеть мою страсть по отношению к Гейлу».

«Смышленая. Ты любишь – я в этом не сомневаюсь – и любишь искренне, но способна ли ты очертя голову кинуться в омут наслаждения?»

«Смогу!» – заверила феникса я.

«Посмотрим, – насмешливо отозвалось древнейшее из существ. – Только попробуй сначала найти отсюда выход…»

Стоило последним словам феникса отзвучать в голове, вокруг нас тотчас же исчезли очертания огненного дворца – все попросту смешалось в одно нескончаемое пламя, в котором остались я и беснующаяся коварная птица.

«Если страстно его любишь – найдешь даже сквозь бушующую стихию, – снова раздался голос огненной птицы. – Если найдешь – покажи, на что способна твоя любовь, и я исполню твою волю. Будет больно – ты должна будешь вытерпеть. И тогда станешь истинно–свободной. Но учти – взамен иссушенной крови тебе придется обзавестись новой. Готова ли ты по доброй воле связать свою судьбу с кем–то еще?»

В ответе я не сомневалась ни секунды. Осталось только отыскать Эвангелиона.

Если феникс думал, что это окажется для меня непосильной задачей, то глубоко ошибался. Гейла я нашла спустя некоторое время, идя на одно только ощущение теплой тьмы, которое помнила по его объятиям. Он стоял ко мне спиной, окруженный огненным маревом, в одних только штанах, босой и с растрепавшейся, перекинутой наперед косой. Причину подобного состояния я поняла сразу: все тело некроманта было испещрено разного размера порезами и царапинами, очень напоминавшими следы птичьих когтей. Ну а если учесть еще и крайнюю эксцентричность самого феникса, я догадывалась, откуда Гейл получил ранения. Поза его была напряженной, он всматривался в сплошную огненную стену – наверное, тоже пытался найти меня. Недолго думая, я приблизилась к нему и обняла сзади за талию, прижимаясь губами к самой большой ссадине на спине, которая довольно сильно кровоточила. Я послала просьбу о восстановлении Гейла магии внутри своего тела и уже спустя некоторое время наблюдала постепенное заживление всех ран.

– Ты встречался с фениксом, – не удержавшись и снова прижимаясь губами к коже Эвангелиона, заключила я.

Он хмыкнул, несмотря на разошедшиеся по коже мурашки:

– Ты долго не появлялась, а этот дракон–недоросль отказывался пустить меня внутрь.

«Вопиющая невоспитанность!» – задохнулся внутри меня голос феникса, и я поняла, что вездесущая птица до сих пор следит за нами.

– Он все слышит, Гейл, – предупредила я любимого, потершись о его спину щекой.

– Да пусть хоть туманным демонам жалуется, – спокойно отозвался Гейл. – Что так долго? – он развернулся в кольце моих рук и взял в ладони лицо. Теперь я смотрела прямо в синие глаза некроманта, лучащиеся беспокойством.

– Гейл? – неуверенно позвала его я.

– Да, птичка? – ласково улыбнулся он.

– Феникс согласен избавить меня от крови Дария. Но с одним условием…

– Каким? – напрягся Гейл.

– Ему надо переродиться. Не хватает сил, потому что в мире слишком много магов забыли об изначальной страсти. Он хочет, чтобы я ему в этом помогла…и еще он сказал, что взамен той крови, что он заберет, нужно будет влить новую. Кровь того, с кем я решу связать жизнь…

Гейл долго разглядывал мое смущенное лицо, силясь понять, на что именно я намекаю. Затем его брови поползли вверх: