А если он через Михеля попросит? Ерунда, тот тоже не станет размениваться на такие мелочи и потакать его желаниям. Михель слишком занят, всегда. Он совсем как отец.

А Маркэль? Один раз Сириль уже попросил Маркэля – и к чему привело?

Но кроме него, пожалуй, нет вариантов лучше. Марил, наверное, не станет помогать, особенно после сегодняшнего разговора. Да и много ли она может? Сама всего на год старше Сириля, и положение у неё не сильно-то лучше.

«…и меня любит мама».

Нет… нет. Марил он оставит как самый крайний вариант. А лучше попробует сам обратиться к матушке, потому что всё это вздор. Конечно, матушка питает большое расположение к графу ТеСоннери, с немалой вероятностью будет на его стороне. Но, может, она и сама заинтересуется цитристом? Сможет Сириль убедить её? Кто для неё важнее?

Всё-таки лучше сначала поговорить с Маркэлем. Потребовать объяснений. Попенять, что это и его вина, так что было бы неплохо, помоги он Сирилю решить проблему. Он, к тому же, хорошо общается с графом в последнее время, разве нет?

Да, решено, это лучший выход.

Вот только где сейчас искать Маркэля?

Откуда-то гулко доносится бой часов, и Сириль воровато оглядывается. Для него вот-вот речь зайдёт об опоздании уже не на географию. И дальше не получится отделаться каким-нибудь объяснением вроде помощи Марил, скорей уж Сириль подставит этим и её. Маркэль, должно быть, тоже занят сейчас.

Что ж, едва ли несколько часов промедления решат что-нибудь. Вряд ли Энису так плохо живётся в особняке ТеСоннери, что нужно вызволять его оттуда немедля. Лучше не гневить никого попусту и вернуться к этому вопросу вечером. Прогулы занятий и вздорное поведение точно не сыграют Сирилю на руку.

Возвращается в классную комнату он аккурат между уходом одного учителя и приходом другого. В первую минуту это кажется большой удачей, но затем Сириль натыкается на взгляд Сильвена. В нём плещется что-то подозрительно близкое к ненависти, так что Сириль против воли передёргивает плечами и так и замирает, немного не дойдя до своего места.

– Что же вы стоите, ваше высочество? – тут же спрашивает Сильвен с едкой вкрадчивостью. – Или уже даже необходимость сидеть рядом со мной – всего лишь слугой – оскорбляет вас?

– Я никогда ничего такого не говорил и не думал.

Сириль заставляет себя опуститься за стол и вжимает голову в плечи, избегая смотреть на Сильвена. Тот мог бы коснуться его плеча, если б протянул руку, и сейчас эта близость ощущается болезненно-опасной. Как будто Сильвен правда может ударить его.

Конечно, он никогда бы так не поступил.

Правда, до сего дня Сириль и от Марил не ожидал, что она может вот так запросто хлестнуть брата веером по лицу.

Сильвен всё ещё прожигает взглядом.

– Как у тебя ладно всё, – продолжает, кажется, с трудом справившись с голосом. – Ты вроде как ничего плохого не сделал. Молчать и смотреть не зазорно. Ведь правда?

Сириль отчаянно выгибает пальцы под столом.

– Я не молчал, – всё-таки говорит упрямо.

Просто Марил всё равно бы его не послушала!

Продолжить разговор не получается – дверь отворяется, наконец пропуская учителя. Но Сильвена оправдания явно ни в чём не убеждают, это чувствуется в каждом якобы случайном взгляде и жесте. Он лишь не решается срываться на Сириля при посторонних.

Злость Сильвена ужасно нервирует и давит. Вникать в урок выходит из рук вон плохо. Сириль всё время возвращается мыслями то к одному, то к другому неприятному открытию сегодняшнего дня, сидит как на иголках и в конце концов даже получает несколько замечаний за рассеянность. Венцом всего становится задетая рукой чернильница. Сириль едва успевает подхватить листы с заданиями, спасая от неумолимо расползающейся по столу лужи. Если б к этому моменту они с Сильвеном уже не остались одни, Сириль непременно получил бы по пальцам узкой деревянной указкой.

Что за день такой?

– Что ты уставился? Сейчас ещё и на пол прольётся! – Сильвен поспешно бросает на стол тряпку и в суете даже забывает изображать с Сирилем почтительный тон. Но быстро вспоминает: – Ах да, это ведь не его высочества дело – столы вытирать! Идите, ваше высочество, вы наверняка торопитесь по важным делам.

Сириль стискивает зубы, отворачивается, якобы ища, куда положить листы. От обиды жжёт глаза. Сириль трёт их, как кажется, украдкой, но Сильвен всё равно замечает.

– А ну не смей реветь! Самому не противно кидаться в слёзы чуть что? Думаешь, достаточно состроить плаксивую мину, чтоб все тут же начали жалеть тебя и носиться, как с писаной торбой? Тебе двенадцать, Сириль, это давно уже не работает!

О Творец, неужели он действительно выглядит в глазах Сильвена настолько жалким и мерзким, чтоб постоянно пытаться задеть?

– А что работает? – не думая, зло выпаливает Сириль. – Я не могу, как ты, родиться сыном любимой женщины отца.

Перед глазами всё ещё стоит, как тот треплет спешившегося Сильвена по голове. Когда отец в последний раз вообще касался Сириля?

Сильвен замирает, словно обухом по голове огретый. Разжимает пальцы – тряпка неопрятно падает на стол – и медленно разгибается.

Сириль смотрит в его непроницаемое лицо и, холодея, прижимает ладонь к губам.

Зачем сказал?

– Прости, – быстро говорит сквозь пальцы. – Прости. Прости…

Сильвен смотрит ещё несколько мгновений и, ничего не говоря, выходит из комнаты, оставляя Сириля с чернильным пятном на столе.

До Маркэля удаётся добраться действительно лишь ближе к вечеру. Днём они если и пересекаются, то исключительно неудобно, так, что и не поговоришь толком, тем более – с глазу на глаз. А вечером Маркэля словно нарочно тащит на ипподром.

Сириль угрюмо оглядывается, неуверенно пробираясь между нагромождений каких-то амбаров и стойл. Сказать по-честному, он бывает здесь так редко, что едва представляет устройство всего комплекса. От местных запахов и ржания лошадей так и передёргивает.

Сириль ждёт удивлённых взглядов, но, видимо, конюхи не отличают его от Сильвена. Либо им просто нет дела – и так довольно забот. Впрочем, они честно раскланиваются при встрече и очень учтиво указывают, где искать брата.

Вообще-то у Сириля почти не осталось запала на претензии и увещевания. Приходится снова и снова напоминать себе, что его долг – сдержать данное слово, исправить, как сказал Фирмин, недоразумение. Хоть что-то сделать правильно, повести себя как взрослый, как принц, отвечающий за свои поступки.

А ещё это хороший повод подольше не возвращаться в покои. Может быть, если б не это, Сириль всё-таки отложил бы на завтра, но опасение опять пересечься с Сильвеном очень мотивирует.

Хочется надеяться, что хоть с Маркэлем Сириль удержит себя в руках и ничего лишнего не наговорит.

Он издали наблюдает, как Маркэль легко спрыгивает на землю, оглаживает шею гнедого – непопулярной сейчас масти – коня. Что-то негромко говорит и передаёт поводья конюху. Конь неспокойно переступает с ноги на ногу. Чтоб убить человека, вполне может хватить и одного удара этих копыт, если лошадь вдруг испугается и поднимется на дыбы. Сириль глубже вдыхает и с силой стискивает пальцы. Удерживается от того, чтоб отступить, но и ближе не подходит. Усилием воли заставляет себя перевести взгляд на что-нибудь другое. Замечательный, вот, забор.

– Не ожидал тебя тут увидеть, – хмыкает Маркэль, подходя.

От него тоже пахнет конским потом, парфюм не перебивает его, а смешивается, лишь усугубляя. Кажется, будто вот-вот скрутит желудок.

– М-хм… – Сириль неопределённо поводит плечами. – Помнишь, я просил тебя насчёт того музыканта?

Маркэль как-то разом скучнеет.

– Какого «того музыканта»?

Ну конечно же, он забыл!

– Цитриста! Эниса. Я слышал, ему не пришло наше приглашение.

– Вот как? Неудивительно. Его не посылали. – Маркэль легко пожимает плечами и проходит мимо.

Сириль оторопело замирает от простоты ответа. Опомнившись, семенит следом.

– Ты забыл, да? И даже не стыдно, что забыл!