Фирмин невольно проводит рукой по своим русым волосам.

Он слышал шутки о том, что мать Амандин в юности спуталась с чьим-то богатым сынком и что, может, не просто так открытое официальным отцом дело пошло в гору. Ещё он слышал, что эти шутки Амандин неизменно задевают, так что ему самому не пришло бы в голову сказать вслух нечто подобное. Но гордость, с которой бывают отрезаны все сальные подозрения, делает Амандин ещё красивее. Действительно как аристократку.

Иногда Фирмин позволяет себе представить, как они стоят на украшенном лепниной широком балконе вдвоём, обсуждая последние веяния светской музыки – Фирмин считает модную нынче «Белую вуаль» несколько фривольной, Амандин со свойственной ей уверенностью находит всё же лёгкое очарование в том, как оттеняет мотив партия арфы. Мельком проходятся по новостям жизни их общих знакомых – граф ТеРамор снова женится, ТеВи зовёт сыграть на именинах второй дочери. Не опускаются, конечно, в сплетни, это было бы низко, так – лёгкий разговор. Обсуждают последнее совместное выступление, и Амандин прячет в уголках губ горделивую улыбку – они оба снова были великолепны, лучшие в своём потоке в пансионе и лучшие при дворе. Потом на балкон выходит граф ТеКас, давний друг Фирмина, не виденный им так давно, и Фирмин не без удовольствия представляет ему свою спутницу и супругу, изящную, словно статуя из дворцового парка...

Кто-то как будто случайно толкает локтем под рёбра, и Фирмину приходится отвернуться от окна, сливы и Амандин.

– Что такое, Фирмин? – Арно говорит вполголоса и обманчиво мягко, но взгляд недобрый. – Ты стал заглядываться на девчонок? Не расстраивайся, но, боюсь, твой райсорийский друг – всё ещё верх того, на что ты можешь рассчитывать.

Он с насмешливой утешительностью похлопывает по плечу. Фирмин покрывается пятнами.

– Это оскорбительно!

– О, вызовете меня на дуэль, этт? Или сочтёте за лучшее пожаловаться дяде? – Арно откровенно забавляется.

За семь лет жизни в пансионе он худо-бедно научился складывать слова поизящней, чем это делают в дешёвых пабах, но в повадках всё равно сквозит низость и грубость, которую едва ли можно прикрыть хоть чем-то.

Фирмин сжимает кулаки, пытаясь найти подходящие слова, но Арно не ждёт его – уже смеётся о чём-то с кучкой своих обожателей. Каким-то образом он раз за разом проходит по грани, не давая Фирмину достаточно веского повода, чтоб обратиться к этту Арману, но и не отступаясь. Дами и компания вели себя не так. Они предпочитали игнорировать существование Фирмина, лишь изредка позволяя что-то вроде надменного взгляда в его сторону. Но Арно будто поставил целью выводить его из себя. Как будто хочет показать: нет ничего, что его остановило бы, никого, кого он боится или кто мог бы безнаказанно не быть в его власти.

Фирмин стыдливо оборачивается к Амандин – слышала ли? Но та уже отошла от окна, и он вообще не сразу находит её в стайке девчонок.

Фирмин говорил с Амандин всего пару раз и так и не понял, что она думает о нём. Во всяком случае, он не слышал, чтоб Амандин отзывалась о нём плохо. Тот раз, в который Фирмину каким-то образом удалось подойти ошеломительно близко к ней, на расстояние примерно двух шагов – он отдавал ей нотную тетрадь, что Амандин забыла в классе, – в её лице вроде бы не было отторжения, а голубые глаза казались поразительно чистыми. Впрочем, к стыду своему, он больше запомнил натянувшуюся вокруг наглухо застёгнутых пуговиц ткань блузы – новую форму им выдали ещё осенью, и, похоже, теперь это застало Амандин врасплох.

Эниса Фирмин замечает, когда тот уже стоит рядом. Дверь примерочной, стабильно оповещавшую о каждом проходящем, ему удаётся отворить и прикрыть за собой бесшумно. Из стаи Арно его примечает только Фиакр и поспешно подходит, явно радуясь первенству. Правда, времени ему не хватает – из другой двери появляется беседующий с хозяином лавки этт Арман. Фиакр отчаянно смотрит на него, на стоящих в отдалении друзей. Явно колеблется, не вернуться ли, но понимает, что уже прошёл черту, за которой это будет выглядеть глупо.

– Мне показалось, или ты перепутал двери? Женская примерочная справа, – вполголоса выдыхает он заготовленную фразу с совершенно беспомощной наигранной дерзостью.

Этт Арман его, конечно, не слышит, но и Арно тоже. Укол остаётся без зрителей.

– Смешная шутка, – равнодушно отзывается Энис, скользнув взглядом по лицу Фиакра. – А главное – свежая. Похвастай Арно. Он будет восхищён.

Фиакр уязвлённо отступает на шаг. Хочет что-то сказать, но вместо этого резко разворачивается и поспешно возвращается к своим, пока никто не видит.

В своём стремлении копировать Арно он делает лишь очень запоздалые, всеми проверенные сотню раз выпады и, кажется, хорошо понимает их нелепость. Маленькой победой Эниса можно было б гордиться, но все здесь прекрасно понимают: она столь же беспомощна. Энис не рискнул бы огрызаться с Арно, но Фиакр – лёгкая мишень. Фирмину кажется, даже он сам смог бы его уязвить.

Энис провожает Фиакра взглядом и, уже отвернувшись, смешно морщится. На подколы, ужасно задевавшие его в семь, к четырнадцати Энис стал реагировать лишь лёгким раздражением, как от сотни раз повторённой и ужасно приевшейся хохмы.

Забавно, но как раз теперь они стали куда более близки к истине. В постоянной борьбе тарисской и райсорийской крови сейчас успех определённо держится за второй. И если в семь этому можно было не придать значения, то теперь, когда даже в рыхлости Фирмина появились намётки на мужественность, слишком хрупкий и смазливый Энис вправду ужасно походит на девчонку. Да в довершение всего будто назло перестал коротко стричься, отпустив волосы почти до плеч по пришедшей из Тарис моде. И хорошо, что не так много людей задумываются, откуда эта мода пришла в саму Тарис, лежащую по большей части аккурат между Темпете и Райсорией.

Фирмин досадливо отводит взгляд.

Год назад Энис уехал на каникулы раньше обычного – преподаватели отнеслись с пониманием и отпустили его на похороны отца. А когда Энис вернулся осенью, Фирмин долго не мог отделаться от чувства, что где-то там его подменили. Во всё то, что раньше Энис болезненно пытался в себе скрыть, теперь он словно бы вцепился. Как будто тоже хочет закончить в какой-нибудь драке из-за слишком райсорийских черт.

А Фирмин тут при чём? Почему он должен отдуваться за решение Эниса отпустить волосы и поднятую кем-то тему райсорийских вольностей в отношениях?

Всё потому что Энис так и вьётся за ним хвостиком, как в детстве. И, бесспорно, его восхищение очень льстит, но, в самом деле, они ведь уже не маленькие…

Интересно, Амандин тоже слышала эти шутки? Отметает ли она их так же, как те, что ходят о её матери?

Фирмин вновь находит Амандин взглядом. Простое форменное платье смотрится на ней достойной скромностью, а не бедностью. Светлая улыбка на секунду напоминает Рени, но, поразмыслив, Фирмин находит это сравнение кощунственным – Амандин совсем из иного теста, чем полузабытая им кухарка. Привязанность к Рени была глупой. Детской, незрелой, наивной и слепой. Подумать только – всё это время Амандин ходила где-то рядом, а Фирмин смотрел на какую-то тётку с кухни! Только на репетиции несколько месяцев назад у Фирмина открылись глаза.

Амандин играла на арфе, её руки изящно изгибались, а на тонкую шею спускался единственный выбившийся из строгой причёски локон, скользил по чуть видной из-под ворота ключице. Фирмин сидел в первом ряду, ожидая своей очереди, и вдруг осознал, как сильно зрение подводило его все эти годы.

К сожалению, с тех пор у него ещё не получилось завязать с Амандин внятный диалог. Но Фирмин уверен, у них найдётся много общих тем, когда он всё-таки совладает с собой. Амандин как никто должна понять его любовь к музыке, а ещё несколько раз Фирмин видел её в библиотеке, чем был приятно удивлён. И он не сомневается – Амандин способна заглянуть глубже внешней оболочки, на которой так заостряет внимание Арно.

На какое-то мгновение Фирмин встречается с Амандин взглядом. Успевает кольнуть волнение, но она равнодушно отворачивается. За несколько секунд Фирмин успевает испытать разочарование, утешить себя тем, что у Амандин тоже могут быть слабые глаза и это вовсе не зазорно, и залиться краской от осознания, как навязчиво разглядывал её всё это время.