Аманда тоже скоренько отвернулась. Смущенный непонятно чем темный сделался опасно мил.

На глаза попалась бодро перебирающая ногами по дороге геометрически правильная фигура тетки. С корзинкой?

— Куда это она так попылила?

— Донести, — не слишком внятно ответил Пи, потому что что-то нервно жрал. Судя по запаху — пирожок с яйцами. — Вторую корзинку с выпечкой, которую она в кустах по другую сторону дороги спрятала, на рынок, а в надзор, что шляются всякие подозрительные. Будешь? — Пи протянул Аманде еще один пирожок и бровями поиграл. — Не бойся, этот с капустой.

Что может быть опасного в пирожках, кроме свежести, Аманда не поняла, как не поняла и тайный посыл о яйцах и капусте. Но пирожок был свежий. Есть не очень-то и хотелось, принимать еду из рук Пи тоже не особенно, однако под жевание думалось лучше, а подумать следовало. И самое гадкое, что про эльфов.

Как были связаны сволочные эльфы с чрезмерной привлекательностью безголового напарника, при том что вот такие жгучие брюнеты Аманду никогда особенно не вдохновляли? Приворот. И двоюродная тетушка, которая воспитывала и учила Аманду, когда не стало мамы.

Спрятать что-нибудь от ведьмы втрое старше вас, даже если вы сами ведьма, нереально. Тут как раз опыт все решает.

Едва прознав о приглашении на праздник Урожая, тетушка развернула кампанию по подготовке. То бишь закрылась в пристройке на двое суток, в которые Аманда раз десять подумывала просто сбежать. Зря не сбежала.

Но на бал хотелось очень. Развлечение экстра-класса. Да и козлина Эфарель, добывший приглашение, был как раз таким, как Аманде нравилось: светловолос, харизматичен, красив без слащавости, очаровательно нагл и приятно напорист. Подарками завалил, наряд прислал…

— На, — решительно и без шанса отказаться, тетка всучила результат двухдневного бдения — фиал размером с большой палец. — У всякой порядочной ведьмы при себе обязательно должен быть хороший приворот. А хороший приворот — это гарантия счастливой семейной жизни. Бабочки из живота разлетятся, а приворот никуда не денется.

Тетушка говорила со знанием дела. Она была замужем четыре раза и все разы счастливо. Только бездетно. Потому появление Аманды в ее доме считала, знаком судьбы и в судьбе самой Аманды участвовала порой чересчур деятельно.

Так что фиал пришлось взять. И не только взять, но и налить в бокал Кигнара, которого Аманда до случившегося скандала называла Лаирэ, именем младшего брата, которым сволочь Кингар представился. Тетка бы узнала, что зельем не воспользовались, устроила бы сцену, вот Аманда и. Без всяких намерений. Налила и оставила на столике у ниши, куда ее чуть позже увлек пылающий страстью и без всяких приворотов эльф.

Только когда сцена прелюбодеяния за портьерами стала достоянием общественности, как и реальная личность кавалера, дурацкий бокал оказался первым, что подвернулось под руку.

Ведьмы существа вспыльчивые и в момент эмоционального накала могут такого наговорить, на несколько поколений вперед хватит. Тогда-то никто значения не придал, а вот Аманда, когда прочувствованно пожелала лживой сволочи семейного счастья, сразу поняла — прокляла. И ведь что именно сказала, не помнила даже, только сердце екнуло после отката и пить захотелось до полусмерти.

Тетку Аманда любила и как наставницу ценила, но не в этот раз. Поскольку привороты она делала такие, что… не отыграть. Воздействие мягкое, подталкивающее уже зародившуюся приязнь, располагающее к дальнейшему развитию отношений вплоть до обмена клятвами при свидетелях. А у Аманды нервы, стресс, проклятие и откат от него же. Вот и прицепилось.

Теперь все физически и энергетически подходящие для продолжения рода экземпляры казались вдвое привлекательными.

Силы ведьмы черпают от природы, и желание завести семью или зачать особенно сильно в пору созревания, то бишь во второй половине лета и осенью. А сейчас как раз…

А тут задница. С благословением. Какое счастье, что Пи такой придурок. Отсутствие разумности весьма способствует обузданию подстегнутого приворотом инстинкта вить гнездо.

Эффект будет длиться еще долго. Время действия у тетушкиных приворотов всегда с запасом. Плюс, чем старше ведьма, тем забористее у нее зелья.

Тягу к белому и пушистому, то есть к блондинистому и элегантному, Аманда легко объясняла примесью эльфийской крови. Так что вдвойне хорошо, что Пи не блондин, а вполне канонический горячий краштийский жеребец с шилом в…

И этот жеребец сейчас торчал на обочине дороги кверху тем самым благословленным местом, в котором шило.

Деревня тетки с яйцами осталась далеко позади, как и еще парочка, скрытых за рощицами и полудикими садами. Солнце взбиралось выше, становилось жарче, а вокруг тише. До внезапной остановки Пи ехал чуть впереди, похваляясь своей гениальностью и великолепием, цитировал какие-то заумные книжки, иногда размахивал руками, с которых искрило и вспыхивало.

Снова навесившая заслонку на уши Аманда старалась держать лошадь на пару шагов подальше и чуть позади, а на самые выразительные жесты и взгляды благосклонно кивала, изображая поочередно то восхищение, то умиление, то восторг. Думать о своем это не мешало, вот она и задумалась. И пропустила момент, когда Пи скатился с коня и встал в позу.

Камзол и жилет темный снял, оставшись в рубашке. Ремни подчеркивали талию, под светлой тканью на спине просвечивал рисунок. Зрелище обтянутой штанами задницы было вполне себе. Главное, чтобы это зрелище не стало иллюстрацией к тому, что Пи, распустив нити анализатора, так пристально изучает, не рискуя спуститься глубже в придорожные кусты.

Кусты, к слову, выглядели нездоровыми, будто покрытыми сероватым налетом плесени.

— Очередной подарочек от братьев Плех? — спросила Аманда только для того, чтобы Пи отвлекся и сменил позу.

— Уж лучше бы, — прогудел он, стряхнул анализатор, выпрямился и обернулся. Голос звучал так странно, потому что жилет, который прежде был на Пи, Пи прижимал к носу и рту и не убрал, пока не отошел от обочины.

— Лечить умеешь?

— Ты больной?

— В каком смысле? — обиделся темный.

— Да я не про твою улепетнувшую крышу! Эй! Не смей ко мне подходить. Сначала скажи, что там за дрянь?

— Дохлый гуль.

— Если ты над каждым дохлым гулем у дороги будешь по полчаса торчать, мы до Нодлута и к зиме не доедем. И зачем ты нос закрывал?

Из кустов конечно чуточку попахивало, но не настолько, чтобы некромант, воображающий из себя светило магических наук и прочая, взялся нос прятать.

— Потому что это гуль, сдохший от могильной лихорадки, ее еще называют серая горячка или сивуха, сопровождается, собственно, лихорадкой, высыпаниями на коже, сначала красного, потом землистого цвета, легкой дезориентацией… А кстати где это мы? — спросил Пи и шумно поскреб запястье, а потом под рубашкой.

— Что? — возмутился Пи на то, что Аманда потянула поводья, заставляя кобылу попятиться. — Это комары!

— Комары темных не жрут.

— Комары всех жрут, кроме сволочных эльфов, — буркнул Пи, и Аманда, оттаяв на «сволочных», сменила гнев на милость.

— На кой тебе мои целительские навыки?

— На всякий. Могильная лихорадка, как сопли, магией не лечится, только травами.

Пи принялся рыться в сумках. Достал пузырек, открыл, сморщился, хлебнул, прослезился, подышал в рукав. Остальное, прозрачное, как слеза, вылил на руки, развез по лицу и шее. Резко и сильно запахло алхимическим дезинфицирующим средством. Потом Пи вновь скомкал свой жилет с намерением приложить к лицу.

— Брось этого дохлого гуля к гулям! Какой бездны? — уже не на шутку нервничала Аманда.

— Такой, что во-первых, он там не один, во-вторых, гули хоть и разносят могильную лихорадку, сами не болеют, потому как нежить, а в-третьих, оставлять такое у себя за спиной, все равно что братьям Плех сказать, куда поедешь и туда поехать.