Хмурилось. Если над хутором еще проглядывало солнце, то теперь прорехи затянуло. Дождем не пахло, и Аманда решила, что пронесет. Максимум, к ночи зарядит, но ночевать они уже будут в Нункоре.

Примерно на пятом круге зачистки-захоронения-поднятия в долгом повествовании о сложной судьбе деревни Аманда задремала, сползла пониже и привалилась к сумке. А проснулась от того, что сумка вывернулась и вскочила… вскочил.

Ведьма выпрямилась. Пи в полуприседе опирался на колено и был как прижатая пальцем пружина. В его глазах бликовало синим.

К дороге вяло, словно нехотя, подбирался странный промозглый туман. Какой-то никакой. Будто даже не туман, а пустота. Телега продолжала двигаться, чуть покачиваясь и поскрипывая, лошадь все медленнее, как во сне, переставляла ноги. Мужик вяло шлепнул ее кнутом и хотел было добавить: «Но!», но Пи привстал, обнял мужика и приложил палец к губам:

— Ш-ш-ш, не на-адо шуметь. Это оно? Убоище?

Пи улыбался широко, радостно, счастливо даже.

Мужик сглотнул, икнул и кивнул.

— П-п-почти, там, за полем, ма-ма-маджен, ч-ч-через канаву.

— Пи…

— Ш-ш-ш, — рука темного вытянулась в сторону Аманды и укоризненно покачала пальцем. Затем Пи посмотрел, чуть склонив голову на бок, все так же ненормально улыбаясь и снова повернулся к мужику, так сильно вспотевшему, что даже через кафтан заметно было. — Мы сойдем здесь.

— Здесь? — ужаснулась Аманда. — До Нункора еще… Сколько?

— П-п-полдороги, — проблеял мужик.

— Полдороги!

— Тпру, девочка, — ласково сказал Пи. Кобыле. Но Аманда тоже пасть схлопнула, живенько схватив метлу, скатилась с телеги через бортик и, только стоя ногами на земле, сообразила, что сделала.

Впереди дорога еще была видна, позади уже скрылась под клочьями тумана. Тяжелое небо темнело, все ниже наваливалось рыхлым брюхом на недалекий островерхий ельник. Казалось, что елки уже давно проткнули этот неестественно подергивающийся пузырь, и плевки тумана берутся как раз оттуда.

Пи тоже уже не было в телеге. Он забежал вперед, с четверть минуты поиграл в гляделки с лошадью, отчего та принялась приплясывать, как необъезженная, затем вернулся к телеге. Выволок лопату, рассадил большой палец о кромку, плюнул на лезвие, быстро изобразил оцарапанным пальцем по наплеванному несколько рун. Взялся за вожжи, в которые мужик вцепился, как в последний шанс, потянул за эти вожжи мужика поближе к себе и проникновенно спросил:

— Жить хочешь?

Мужик кивнул.

— Тогда вперед, не оглядываясь, — так же ласково сказал Пи, пристроил лопату между подергивающихся коленок возницы, добавил: — Держи крепче.

— С-сзачем, ма-маджен?

— Для сереньких.

— К-к-каких сереньких?

— Заек. Если из тумана на дорогу выскочат. Лопатой поперек хребта и ори.

— Что орать?

— Без разницы, главное, погромче, чтоб не страшно было. Ночевать где собирался?

— В «Костяной крысе».

— Мило. Вещи наши береги — я приду и спрошу. В любом виде. Понял? А теперь — ХОДУ!

Лошадь рванула, будто ее демоны за зад кусали. Вихляя, подпрыгивая и опасно накреняясь, телега унеслась вдаль по дороге. И будто в бездну канула.

— Это что такое? — просипела Аманда, вцепившись в метлу.

— Это, радость моя, темные врата. Если долго, долго, долго, если долго одно и то же место раскачивать по принципу маятника то вкладывая, то отнимая силу примерно равного потенциала и насыщенности, перемычка истончается, и оттуда начинает сочиться.

— Что?

— Ничто.

— А «зайки» откуда?

— Из-за грани.

— Много?

— Как повезёт.

— Тогда какого хрена мы остались тут?! — орнула ведьма, чувствуя, как волосы на голове поднимаются дыбом.

Пи, метнувшись за спину, тут же сцапал её и, придавив рот рукой, проникновенно, как вознице, зашептал:

— Потому что больше некому.

— А я всего-то хотела домик. Маленький домик с зеленой крышей, — бубнела Аманда в закрывающую рот ладонь, вцепившись в черенок метлы обеими руками, отчего на концах прутьев затлели похожие на светлячков зеленоватые огоньки. — Чтоб ни одна сволочь не смела войти без приглашения. И денег немного, совсем капельку, лицензию оформить, и жить…

— Вечно? — шуршал в волосах темный, бесстыдно прижимаясь, отчего восторженно-похотливые мурашки мешались с теми, что от страха, и было в этом что-то… что-то… Дурацкий приворот, ы-ы-ы…

— Вечно не обязательно, — ответила Аманда и не сдержала дрожи, волной пробежавшей по телу. Рука Пи, задев подушечками пальцев губы, соскользнула по подбородку на шею.

— Хочешь… уйти?

В пониже спины упиралось, кажется, то же самое, что и утром.

— Да. Нет. Не знаю.

— Пока будешь думать, можешь вон там постоять?

— Где?

— Вон там, за канавкой. Там такое хорошее ровное место.

Руки Пи легли на плечи, чуть прижав, потом он шагнул вниз с небольшой насыпи, по которой шла дорога, к узкой, в полтора шага, канаве, где поверх темной зеленоватой воды уже стелился туман. Затем некромант подхватил на руки, качнул и Аманда почувствовала, что летит. Вместе с метлой, но не на ней.

Ощущения были новые, полет короткий, приземление так себе.

— Глядь, — не сдержалась она, неловко припадая на колено. Рядом, как кот на четыре лапы, приземлился Пи. Поскреб задними, словно боялся пятки промочить, выбрался и Аманду за собой вытянул.

Держа за руку, повел дальше.

Непонятно, как именно Пи определил нужное место, о котором бормотал под нос и будто бы принюхивался. Аманде все одинаково было. Кочки, трава, шевелящийся туман рваной тряпкой…

— Здесь. Здесь постой.

Отпустил руку и пошел вокруг по спирали.

Туман разбегался у него из-под ног, будто опасался подергивающейся некромантской тени, которую Аманда видела достаточно отчетливо, несмотря на сумерки.

Пи обошел уже довольно приличную площадку. От стоящей в центре Аманды до него было метров шесть.

— Хорошо-о-о, — протянул темный, поглаживая рукоять меча, высоко поднял ногу и пошел прямо к Аманде вот такими странными шагами, будто циркулем размечал. Раз, два, три… Остановился. Близко-близко. Не напротив, рядом, касаясь плечом.

— Зачем?.. — снова спросила Аманда и умолкла, потому что голос дал петуха.

— Затем, что нельзя, — сказал Пи, — нельзя такое оставлять. — Приложил палец к улыбающемуся дикой улыбкой рту. — Ш-ш-ш, не приманивай заек. Рано.

— А они уже? Где?

— Там, в лесочке, це-елое ста-адо, — нараспев протянул Пи. Глаза у него были стеклянные, чужие и жуткие.

Отвернулся и снова три шага. Уже позади. Остановился, вынул меч из ножен, взялся рукой за клинок, обхватил и протянул. Вдоль. Не разжимая пальцев.

По спине продрало ледяным ознобом, Аманда молчала и, тряся поджилками, дрожащими же пальцами пытаясь выставить щит на максималку. Совсем не абстрактное стадо не-мертвых в лесу конечно пугало, но некромант, вот такой, пугал до дна сути.

— Нельзя оставлять, — как заведенный говорил Пи, — нельзя оставлять.

Меч в его руке мерцал, будто был не из металла, а из свернутой ледяной тьмы. По клинку, по кровостоку, ровной лентой медленно сочилась кровь из лежащей на рукояти ладони. Острие меча едва-едва касалось поверхности, но после него на пепельной земле оставались наполненные лиловым и синим огнем борозды и знаки, словно вырезанные на плоти мира. Так Аманда видела, так чувствовала.

Она бы с удовольствием не слушала голос некроманта, но даже залепив уши воском, невозможно было бы избавиться от звука плывущего над пустошью речитатива, иногда прерывающегося бормотанием:

— Нельзя… Нельзя оставлять…

И Аманда перестала на него смотреть. Смотрела на лес, проверяла очень кстати распиханные по карманам пузырьки с опасными «активными» составами и молилась хранящим. Всем без разбору. Тьме, Свету, Первому котлу, поминаемому теткой по разным случаям, ирийским Аэрам, краштийским Вышним, эльфийскому Эру, а также поминала гулей, навьих, демонов, троллье ухо и бездну. Не зря, не зря…