* * *

Вот уже целый месяц Альбус чувствовал себя хуже некуда. Когда он снова приступил к занятиям, он учился старательно, как никогда, но стал реже отвечать на уроках. Почти все время он выглядел потерянным и избегал общения с остальными насколько это было возможно. К середине ноября он совершенно погрузился в учебу. Ежедневно он изучал кучу дополнительной литературы по каждому предмету, так что на уроках неизменно получал только высшие баллы.

Некоторые вроде Малфоя считали, что он зазнался, но на самом деле он учился, чтобы заглушить боль. Если Ал не сидел, уткнувшись в книгу, он был подавлен. Он никогда не говорил о своих чувствах, но его печаль была настолько очевидна, что бесполезно было ее скрывать. Друзья — Эрик и Кэт — прощали ему эту молчаливость, но считали, что в компании с ним стало скучно. Он никогда не говорил о своих чувствах, но его печаль была настолько очевидна, что бесполезно было ее скрывать. Гораздо больше внимания Ал стал уделять призракам. Фактически он видел гораздо больше привидений, чем кто-либо. В свободное время он чаще всего любил поболтать с ним, гуляя в районе Астрономической башни.

Альбус заметил, что Адель Эйвери сочувствовала ему. Она нередко одергивала Малфоя если тот приставал к Альбусу и могла снять баллы, что для нее было редкостью, Ада всегда давала шанс и надеялась на самостоятельное исправление. Эйвери нередко пыталась поговорить с Альбусом, облегчить теплыми фразами.

— Я понимаю твое горе, это непоправимая трагедия, — тихо проговаривала она. — Но нужно стараться отойти и жить дальше, возвращаться к обществу. Понимаю, что нелегко — я всегда постараюсь тебе помочь.

Только в начале декабря Ал впервые вздохнул с облегчением. Он наконец начал общаться с остальными к всеобщему облегчению, и уже не с таким рьяным усердием стал относиться к учебе. Он по-прежнему получал самые высокие оценки по всем предметам, по-прежнему учил больше, чем задавали, но теперь он мог заниматься и другими делами. Он снова почувствовал вкус к школьной жизни, начал улыбаться, однако, его друзья заметили, что он всё же оставался немного отчуждённым и старался больше не упоминать о матери.

* * *

Зима девятнадцатого года выдалась ранней и очень снежной. В середине декабря Хогвартс уже засыпало глубоким пушистым снегом. Ближе к Рождеству разыгралась такая метель, что ученикам отменили поход в Хогсмид. Снежная буря поломала деревья в Запретном лесу, и единороги ушли от стихии подальше в чащу. Хагрид, готовя к празднику Большой зал, все жаловался, что их не увидят до весны.

Все с нетерпением ждали наступающим каникул. В Большом Зале всегда жарко полыхали камины, но в коридорах стены покрылись изморосью, и ледяной ветер колотился в окна классных комнат. Профессор Слагхорн, проводивший уроки в подземелье, где дыхание вырывалось изо рта морозным облачком, наколдовывал дополнительное утепление, но детям приходилось держаться как можно ближе к своим котлам. Слизеринкам выписали грелки, чему девочки, включая Кэт, были очень довольны. Малфой буквально считал дни до отъезда, жалуясь на холода.

Рождество Альбус решил встретить в школе. Дома его вряд ли особо ждали: такая ссора, как на поминках, не могла пройти бесследно. Отец уехал в командировку, так что единственным вариантом была Нора. Уизли, которых Альбусу не хотелось даже видеть. Никто из них даже не извинился за такие оскорбления. Одна только Рокси пыталась утихомирить родственников, но и особой поддержки в сторону Альбуса не высказывала, так что неясно, на чьей она стороне. Да и Рокси не горит желанием общаться с ним, а служить предметом насмешек и издевательств своей семьи ему не хотелось. Поттер понимал, что будет лучше, если они с Уизли не будут обращать друг на друга внимания словно чужие люди… В школе, к счастью, не возникало таких проблем: Альбус нашел общий язык если и не со всеми, то со многими ребятами со своего факультета. Ему не грубили, к его мнению прислушивались, у него есть друзья. Малфой, конечно, не уставал выделываться, но в глазах окружающих был всего лишь клоуном. Поэтому Альбус был рад одним из первых записаться в список тех, кто остается в школе на каникулах.

Утром накануне каникул Альбус с удовольствием сидел в Большом зале, размышляя над тем, как много интересного можно сделать на каникулах. Рождественская ель сияла блестящими «дождями» и разноцветными шарами. Какими только цветами не сверкала мишура: и красные, и золотые, и зелёные, и синие… Отсылка к факультетам. Пушистая мишура важно охватывала дерево, будто бы стараясь не отставить возможности отвернуться. Обилие теплых цветов, казалось, манило к себе любого первого встречного, призывая наслаждаться праздничной атмосферой. Мимо двери проплыла группа привидений с нотами, словно уже репетируя предстоящий праздник.

— Что, в Африку захотелось, ниггерок? — поддел Малфой Роберта. Наступило утро отъезда, и он не упустил случая поддеть свою вечную жертву.

— Знаешь, тут я могу его понять… — шепнула подруге Эйвери. — Всё же пускать в школу таких откровенных горилл… — тихо вздохнула она. — Хотя кричать об этом невежливо, — добавила она.

— Просто сколько можно шуметь? От того, что Малфою нечем заняться, мало что изменится. Все вопросы, если есть у кого, к директору: зачем ежедневные бессмысленные конфликты? Боб да Боб…

— Заткнись, Малфой! — возмутилась третьекурсница из Хафлпаффа.

— А… Нора тупорылых барсуков? — издевательски протянул Малфой.

Анжелика с усмешкой возвела глаза к небу: видимо, ей успели надоесть постоянные бессмысленные ссоры, но и воспитывать зачинщиков, как маленьких, она не собиралась: почему и хаффлпаффцам, и Малфою нужна нянька?

Кэт помахала Альбусу рукой. Мимо проплыл Толстый монах, о чем-то болтавший с другим призраком молодого человека. Взглянув на горящие гирлянды, Альбус почувствовал, что не имеет ничего против одиночества. Нет никакой возможности в очередной раз оказаться втянутым в ссору, абсолютная свобода и независимость… Кроме того, весьма естественно, что многие поспешили покинуть Хогвартс, при такой то погоде.

Наконец, зал опустел. Профессор Лонгботтом подошел к елке и стал прикреплять кое-какие игрушки. Не зная, с чего начать свою свободу, Альбус наколдовал поднос наподобие планшета и раскатал на нём пергамент. Ему вдруг пришло в голову разобраться в своих ночных кошмарах. Окунув перо в чернила, Альбус закусил губу и начал записывать основное содержание мучавших его снов.

1. Прихожая, зеркало (смотрю в зеркало, вижу Духа)

2. Лес, зеркало (то же самое)

3. Лес, маленький…

— Альбус? — раздался голос Гермионы.

— Да… мэм? — мальчик поскорее прикрыл рукой пергамент. Однако профессор трансфигурации не обратила на него внимания.

— Все хорошо? — прищурилась она.

— Да, мэм…

— Замечательное. Я сильно ошибаюсь или, мне кажется, тебя иногда мучают неприятные сны? — прищурилась декан Гриффиндора.

— Нет… — покачал головой Ал. — То есть… — бросил он взгляд на пролетавший призрак сэра Николаса… — Иногда были, но сейчас уже нет.

Гермиона кивнула. Затем, внимательно окинув мальчика взглядом, спокойно сказала:

— Мне кажется, Альбус, сегодня мы решим с вами эту проблему раз и навсегда. Подойдите ко мне около девяти вечера, и мы все сделаем.

— В девять часов? — переспросил мальчик.

— Только не говорите мне, что вы не имеете привычки нарушать правила, — на лице профессора трансфигурации мелькнуло что-то вроде легкой насмешки.

Альбус почувствовал, что день будет испорчен. До самого вечера он буквально не находил себя места. Только вбежав в гостиную, он заметил, что кроме него в школе на Рождество осталась еще и Моника Селвин. Альбус, впрочем, знал, что Мон немного не от мира сего, так что неприятностей от нее вряд ли стоит ждать. Иное дело профессор Уизли… Интересно, что именно она ему приготовила? Чтобы хоть как-то убить нетерпение, Ал решил немного полетать и снова побежал вверх.

— Привет.

Альбус был слегка удивлен, что Селвин решила к нему подойти. Они никогда особо не общались…