Рудольф быстро подошел к ним, перегородив дорогу.

— Что здесь происходит? — спросил он резко, глядя на баронессу. Та, не ожидавшая его появления, на мгновение опешила, но тут же снова зашлась в крике.

— Эта воровка украла мою брошь! Я требую, чтобы ее немедленно отвели к Герцогу!

Рудольф, не желая выяснять отношения перед всеми слугами, резко открыл дверь своих покоев и буквально втолкнул обеих женщин внутрь.

— А теперь объясните мне спокойно, что случилось, — сказал он, закрывая за ними дверь и опираясь на нее спиной. В его голосе звучала сталь, и баронесса, несмотря на всю свою ярость, почувствовала, что ей лучше выбрать более сдержанный тон. Элиза же стояла молча, пытаясь прийти в себя после этого неожиданного нападения. Она чувствовала себя пойманной в капкан, из которого не было выхода. Ловушка захлопнулась. Элиза стояла посреди роскошной, но холодной гостиной, чувствуя, как к горлу подступает удушающий ком страха. В руках баронессы, словно змея, свернулась знакомая брошь Марии.

Всё произошло так быстро, что Элиза не успела даже опомниться.

— Вот! — прошипела баронесса, резким движением открывая ладонь. На ее бледной коже мерцала брошь с крупным изумрудом, окруженным россыпью мелких бриллиантов, — та самая брошь, которую Элиза нашла в парке.

— Эту брошь я не могу найти с того самого дня, как эта… появилась в замке, — продолжала баронесса, с нажимом произнося последнее слово и бросая на Элизу испепеляющий взгляд.

— А сегодня я нашла брошь в её комнате.

В голосе баронессы звучало столько яда, что Элизе показалось, будто воздух вокруг нее сгустился и стал отравленным. Рудольф, который до этого слушал Элизу с нескрываемым интересом, теперь смотрел на нее с настороженностью. В его глазах читались сомнение и разочарование.

— Фройляйн Шмидт, — обратился он к ней, его голос был холоден и ровен, — эта та брошь, о которой вы мне только что сообщили?

Элиза молча кивнула, чувствуя, как ее губы дрожат. Она хотела что-то сказать, объяснить, но слова застряли в горле. Она смотрела на Рудольфа, ища в его глазах хоть каплю понимания, хоть малейший намек на доверие, но видела только ледяное безразличие. В этот момент она поняла, что осталась совершенно одна в этом враждебном мире, полном интриг и обмана.

— Хорошо, фройляйн. Можете идти в свою комнату. До дальнейших распоряжений оставайтесь там, дальше мы разберемся сами, — произнес Рудольф, жестом указывая на дверь. В его голосе не было ни капли сочувствия, только холодное равнодушие. Он открыл дверь и словно отстранился, позволяя Элизе удалиться. Она вышла из гостиной, чувствуя на себе взгляды баронессы и Рудольфа, словно два острых кинжала, вонзающиеся ей в спину. Закрыв за собой дверь, Элиза прислонилась к ней, пытаясь сдержать слезы, подступающие к глазам. Она не знала, что ее ждет дальше, но одно было ясно: она должна бороться за свою невиновность, даже если ей придется противостоять всем обитателям этого мрачного замка.

*****

Стены Айзенберга шептались. Каждый камень, каждая тень, каждый шорох ткани в длинных коридорах намекал на скрытую историю, пропитанную тайнами и ложью. И в самом сердце этого клубка интриг находилась баронесса фон Келлер, женщина, чье ледяное спокойствие скрывало вулкан кипящих страстей.

Родство с герцогом Альбертом открыло ей двери в мир роскоши и привилегий. Но золотая клетка Айзенберга оказалась для нее тюрьмой, а брак с бароном фон Келлером — медленной и мучительной казнью. Она помнила тот день, когда ее, юную и полную наивных мечтаний графиню, выдали замуж за амбициозного и расчетливого барона. Это был брак по расчету, сделка, заключенная двумя влиятельными семьями ради укрепления своего положения.

Барон, не лишенный ума и предприимчивости, быстро завоевал доверие герцога Альберта. Он виртуозно плел интриги, умело манипулировал людьми и всегда находил выход из самых запутанных ситуаций. Благодаря его связям и дипломатическому таланту герцогство процветало, а казна пополнялась. Герцог, не вдаваясь в подробности методов своего советника, щедро вознаграждал его за успехи, закрывая глаза на слухи о его «вольных поступках». Слухи эти, словно ядовитый дым, проникали в каждый уголок замка, оседая горьким налетом на душе баронессы.

Она знала об изменах мужа. Знала о его тайных встречах с придворными дамами и служанками, о подарках, которые он им дарил, о шепотках за ее спиной. Каждое новое известие было словно удар кинжала в сердце, разрывая его на кровавые клочья. Но она молчала. Молчала, скрипя зубами и сжимая кулаки, потому что понимала: скандал может разрушить не только ее жизнь, но и положение ее семьи.

Дети, Фридрих и Гретхен, были для нее единственной радостью и единственным смыслом существования. Ради них она была готова терпеть всё: холодность мужа, презрительные взгляды придворных, грызущее чувство одиночества. Она создавала видимость идеальной семьи, играя свою роль с безупречным мастерством. Никто не должен был знать о боли, которая разъедала ее изнутри. Ведь скандал в герцогской семье был недопустим. Это было неписанным законом Айзенберга, законом, который баронесса была вынуждена соблюдать, даже ценой собственного счастья.

— Объясните, милая тетушка, — мягко начал Рудольф, его голос, хотя и спокойный, прозвучал в наступившей тишине словно раскат грома.

— Какие у вас претензии к этой девушке?

Его движения были неторопливы и изящны, но в них чувствовалась стальная сила. Его голубые глаза, обычно лучистые и добрые, сейчас были холодны как лед.

— Она воровка! — резко крикнула баронесса, теряя самообладание.

Рудольф окатил ее ледяным взглядом. Хотя Рудольф был моложе, но его статус был выше. Но дело было не только в статусе. Все, кто близко знали Рудольфа, понимали, что это настоящий Айзенберг. Он мог быть очаровательным и милым мальчиком, но он был очень властный и жестокий. Непоколебимый, верный своему слову, чести и престолу. Поэтому даже его легкие намеки всегда воспринимались однозначно.

Рудольф видел эту брошь на служанке Марии раньше и поэтому ни капли не сомневался в правдивости слов Элизы. Но его терзало непонимание. Почему его тетка, баронесса, так предвзято относится к Элизе? Что за этим стоит? В его взгляде, устремленном на тетку, читался немой вопрос.

Баронесса мигом все поняла. Она не дура.

— Ну… я, возможно, ошиблась… — пробормотала она, отводя взгляд.

— Это было так похоже… Может быть, я просто перепутала… Кстати, Рудольф, ты уже выбрал себе костюм для маскарада? — она поспешно попыталась перевести разговор на другую тему, нервно теребя кружевной воротник своего платья. Ее щеки покрылись ярким румянцем, а в глазах мелькнул страх. Она поняла, что перегнула палку и чуть не выдала себя.

Рудольф продолжал молча смотреть на нее, его взгляд был непроницаем. Он не собирался так легко отпускать эту историю. Он чувствовал, что здесь скрывается что-то больше, чем просто неприязнь к гувернантке. И он был полон решимости докопаться до истины, чего бы ему это ни стоило. В воздухе завис немой вызов.

— Фрау фон Келлер, за ужином вы принесете извинения фройляйн Шмидт, — отчеканил Рудольф, не отрывая взгляда от баронессы. В его голосе не было и тени той легкой иронии, с которой он обычно разговаривал с родными. Сейчас в нем звучала сталь, холодная и непреклонная. Баронесса, знавшая племянника как облупленного, поняла, что спорить бесполезно. Когда он обращался к ней официально, используя титул «фрау фон Келлер», это означало, что он не допустит никаких возражений.

Как только баронесса покинула покои принца, он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, погружаясь в свои мысли.

Образ Элизы, с ее милой улыбкой и звонким смехом, вновь всплыл в его памяти. Он вспомнил ее глаза, цвета летнего неба, и нежные прикосновения ее рук. Что-то было знакомое в ее чертах лица, какое-то неуловимое сходство, которое он никак не мог вспомнить.

Но больше всего его занимала тайна, связанная с появлением этой девушки в Айзенберге. Как ее приняли на работу без опыта, без рекомендаций? Это было крайне странно, учитывая строгие правила, действовавшие при дворе. Рудольф нажал на кнопку звонка, вызывая камердинера.