— Но посмотрим сперва, на что ты годишься. Тэнг, — он кивнул на свой заплечный мешок, — в руках держал?
— Нет.
— А тавикайру?
— Нет. Я ни на чём, кроме свирели…
— Чудно! — оживился было эльнеддан, но тут же сник. — Но её здесь достать не легче, чем тавикайру… У тебя с собой свирели нет?
— Нет. Но…
Скай пожалел, что вообще рот раскрыл, но было поздно.
— Но? — эльнеддан нетерпеливо щёлкнул пальцами. — Давай, показывай, что там у тебя.
Скай выудил со дна сумки хиллодорскую глиняную дудочку. Сейчас ему показалось, что выглядит она как уродливая детская поделка — и звучит так же. Стоило ли вообще о ней говорить…
Но эльнеддан смотрел на неё во все глаза.
— Маиррайс помилуй! Где ты её взял?.. Нет, не отвечай! Эту историю ты мне потом расскажешь. Позволишь? Э, друг мой, да знаешь ли ты, какая это редкость? Почти как встретить высокородного в крестьянских башмаках…
Он скосил на Ская насмешливо прищуренные глаза, но тот сдержался.
Эльнеддан поднёс дудочку к губам и заиграл.
Сразу стало тихо, только стулья заскрипели, когда несколько людей оглядывались на эльнеддана. Первые несколько нот были неуклюжими, неуверенными, как шаги слепого в незнакомом месте. Но потом, не успел Скай вздохнуть, как из бессвязных звуков сперва почудился, потом выступил отчётливо дикий, трепетный узор. Потом дудочка пропела соловьиной трелью и замолкла.
Люди радостно запереговаривались.
— Отменная работа, — сказал эльнеддан, глядя на уродливую дудочку с восхищением. — Да на ней же… Ну, успеется ещё. Держи, будешь мне подыгрывать.
Он вернул Скаю дудочку и вынул из мешка тэнг со смычком.
— И это тоже держи. Глаз не спускай, понял? Тут сокровища, которые стоят дороже твоей предводительской побрякушки.
Он отвернулся, а Скай взвесил мешок в руке. Больно он лёгкий. Сокровища? Любопытно, на что они похожи…
Им освободили место у очага. Эльнеддан уселся на стул, держа тэнг по-рот’н’маррийски — на колене, а Скай, чувствуя себя идиотом, устроился на скамье сбоку. Поначалу он был слишком погружён в свои горестные размышления, чтобы обращать внимание на происходящее вокруг, а теперь словно увидел всё разом. Бородатые лица в дымном сумраке, множество блестящих глаз — любопытных, ожидающих, жар от огня, облака запахов — табака, дыма, пива, пота, жареного мяса, всё смешалось так, что тошнит. А может, это от страха, потому что все смотрят на него, даже пьяные рыбаки в углу примолкли, хотя до этого громко спорили над доской для хаврикка, а приятель пытался их утихомирить.
— Давай, малыш, — тихо сказал ему эльнеддан. — Начинай с простого, что хорошо знаешь.
Скаю было стыдно до слёз позориться перед всеми. У него комок стоял в горле и пальцы сделались непослушными, как чужие. Но бежать было некуда. Скай зажмурился и заиграл самую простую плясовую. Первые ноты прозвучали в тишине, хриплые и дрожащие, яснее ясного выдающие его страх. Но потом зазвучал тэнг — совсем ненавязчиво, не заглушая дудочку, а будто поддерживая её, когда она спотыкалась. Скай вспомнил, как легко и весело было играть на праздниках в Фир-энм-Хайте, когда кругом друзья, и ошибки не кажутся смертельными, и мелодии кружатся, как люди вокруг костра.
Когда они закончили играть, руки у Ская ходили ходуном, но тошнота прошла.
— Не так плохо, как я ожидал, — сказал эльнеддан снисходительно, — хотя при дворе тебе, конечно, не играть. Переведи дыхание, и попробуем что-нибудь посложнее.
Но ничего сложнее таких же всем известных плясовых Скай наиграть не мог, и после каждой неверной ноты мелодия у него проваливалась и захлебнулась бы очень скоро без помощи тэнга.
На этот раз эльнеддан не скрывал своего неудовольствия.
— Возни с тобой непочатый край, — проворчал он, пересаживаясь поудобнее, под сдержанный одобрительный говор и шум возобновившейся потасовки в углу. — Ладно, поглядим, что ты ещё умеешь. Спой им что-нибудь, что первое в голову придёт, а я подыграю.
Скай встал, сам не зная зачем. Постоял под чужими взглядами, покрываясь липким потом. Дым щекотал ему горло, и трактир вытягивался и отдалялся, неожиданно тёмный и гулкий, как колодец. Эльнеддан смотрел на него с видимой безмятежностью, и трактирщик смотрел на него (очень злорадно), и даже пьяные рыбаки смотрели.
Он сглотнул ещё раз и запел:
— В запруде… трусливая рыба жила,
никому не делая зла…
Получилось невнятное бульканье.
— Так они ничего не услышат, — тихо сказал эльнеддан. — Вдохни поглубже и начинай заново.
Скай не мог вздохнуть. Он мял потными руками подол поддёвки и мечтал только, чтобы это унижение поскорее закончилось.
— В запруде, — начал он заново, — трусливая рыба…
Он услышал чей-то смешок в толпе и замолчал, и в тишине было отчётливо слышно, как пьянчуга в углу бормочет, стряхивая руки приятеля:
— Да поди ты… и сам что твоя рыба — только рот разеваешь…
Приятель потянул его за рукав, он боком завалился на стул, задев доску для хаврикка, и через мгновение они уже рычали, ругались и таскали друг друга за бороды.
Скай увидел в этом свой единственный шанс сбежать. Он не помнил сейчас ни о Колдуне, ни о корабле в Сваттаргард — только о том, что наконец-то трактир перестал таращиться на него в двадцать пар глаз.
Но тут кто-то из пьяных рыбаков ударился о стол, со стуком разбилась кружка, разлетелись повсюду фигуры для хаврикка, и рыжеволосый северянин наконец перестал подпирать стену.
— Тише вы, — сказал он гулко. — Мальцу мешаете.
Но рыбаки продолжали самозабвенно лупить друг друга и своего несчастного трезвого приятеля.
Дарга не стал ни пускаться в уговоры, ни потешать народ дракой. Он сгрёб пьянчугу одной рукой за шиворот, другой — за ремень и вышвырнул за дверь, точно куль с мукой. Проделал то же самое со вторым драчуном, вернулся на прежнее место у двери и скрестил на груди руки. И кивнул Скаю: всё, продолжай, мол.
Теперь сбежать было нельзя. Скай покосился на эльнеддана: тот был само спокойствие.
— Попробуешь ещё раз, друг мой?
Скай попробовал ещё раз.
— А там, на дальних берегах, — начал он, глядя поверх голов, и тотчас тэнг подхватил напев, и тонкий от напряжения голос Ская выправился:
— А там, на дальних берегах,
цветы — что камни из венца.
Как брата примут удальца
в холодных северных краях.
А там, на дальних берегах,
простор и свет, и нет преград,
конца не видно, говорят,
шири в полуденных степях.
А там, на дальних берегах,
на камни катятся валы,
на мачтах паруса белы
в гневливых западных морях.
А там, на дальних берегах, —
чего там нет? Да всё там есть.
Но всё же я останусь здесь,
в моих отцов родных краях.
Вокруг зашумели одобрительно, а какой-то тщедушный человечек, кривой на один глаз, подскочил к Скаю сбоку и всунул ему в руки липкую кружку.
— Ничего, ничего, парень. Оно так всегда спервоначала… Эй, там, эльнеддану-то налейте!
Девушка в ярких юбках, проворно сновавшая от стола к столу с кувшином, тут же направилась к ним, но эльнеддан остановил её взмахом руки.
— Помилуй, почтенная, без вашего пива я обойдусь. Принеси мне лучше кипящей воды. И тушёного мяса моему ученику — он заслужил.
Он лучезарно улыбнулся и бросил девушке серебряную луну. Та поймала её со сноровкой, поклонилась и убежала на кухню.
Скай не чувствовал голода. Он сидел, обмякнув, и тёплое кислое пиво казалось ему очень даже вкусным.
Кривой человечек, очевидно, тоже был не привередлив.
— Пиво здешнее ему не по вкусу, ишь ты, — ощерился он, — королевских, видать, кровей. Пустым кипятком жажду заливать — что ещё за новости?
— Я над этим кипятком поколдую — сам же первый рад будешь пиво на него променять.
