— Ха! Бьёмся о заклад. Мой нож против твоего.

Эльнеддан достал нож вроде бы и медленно, но непонятно, откуда, и сделал вид, будто сомневается. У косоглазого азартно вспыхнуло лицо.

— Ай, ай, хорош. С таким ножом умеючи надо управляться.

— Своими уменьями я попусту хвалиться не люблю, — сказал эльнеддан мягко. — Но если тут кто-то ещё желает воочию убедиться — милости прошу. Только дайте нам место, а мой ученик мне поможет…

Все с готовностью завопили, что да, они желают. Заскрипели подвигаемые столы, заблестели жадные глаза, и Скай сам не понял, как оказался на ногах возле толстой балки, подпиравшей потолок. Эльнеддан держал его за плечи.

— Я редко промахиваюсь, — сказал он очень тихо. — Только стой совсем неподвижно. Ну — не струсишь?

А если струшу и откажусь — что? подумал Скай лихорадочно. Не видать мне Сваттаргарда?

Он кивнул, и эльнеддан рассмеялся в ответ.

— Однако же, — сказал он, а потом: — Ну, не двигайся, понял ты?

Он отошёл от Ская — лёгкий, прямой, сияющий задорной улыбкой. Повернулся кругом, показывая зрителям нож. Потом подкинул его скупым движением, совсем несильно — нож взвился в воздух, как по волшебству. Сверкнул в дыму рыбьей чешуёй и вернулся хозяину в руку. Из правой в левую и обратно.

Потом эльнеддан повернулся к Скаю, и стало тихо. Скай вжался спиной в дерево, молясь про себя: лишь бы мне не опозориться. Лишь бы не упасть, не дёрнуться, не завизжать по-девчачьи, не…

На очередном «не» воздух колыхнулся над его макушкой, шевельнул волосы, и сразу все вокруг одобрительно зашумели. Скай скосил глаза и увидел, как дрожит тяжёлая рукоять ножа, а лезвие на треть вошло в дерево. А когда он перевёл взгляд обратно на эльнеддана, увидел у того в руках ещё несколько ножей, уже других, лёгких и коротеньких.

И опять Скай не успел испугаться, как воздух запел вокруг его плеч, локтей и колен, а потом всё закончилось.

— О, а вот и ужин подоспел, — заметил эльнеддан как ни в чём не бывало. Неторопливо вынул ножи из балки и повёл Ская обратно к очагу.

Девушка-подавальщица как раз поставила на их стол большое блюдо с тушёным мясом и бобами и маленький котелок, над которым вился пар.

— Налетай, друг мой. Ты заслужил.

И, хотя руки у Ская так ослабели, что ложка ходила ходуном, он вдруг понял, как страшно проголодался. Он был в бедняцких башмаках, в чужой одежде, он ехал на телеге между тыквами, стерпел больше унижений, чем за всю предыдущую жизнь, в него только что метали ножи — и сейчас его меньше всего на свете волновало, что о нём подумают. Он невнятно поблагодарил и набросился на еду.

Эльнеддан тем временем священнодействовал над котелком. Вынул из дорожного мешка несколько маленьких деревянных шкатулок, взял из одной щепотку сухой травы, из второй — сморщенный чёрный плод, из третьей — комок корней, которые выглядели как белёсые черви, и отправил всё это в кипяток. Из котелка поплыл заманчивый запах — мята? вишня? нет, что-то совсем незнакомое, но очень приятное.

Косоглазый человечек с любопытством потянул носом.

— Это что у тебя за варево?

— Это, почтенный, к’хет, — отвечал эльнеддан, важно помешивая в котелке. — С тем, который готовят умельцы в Рот’н’Марре, конечно, сравнения нет — но нож свой ты мне проспорил.

Косоглазый шумно выразил сомнение и со стуком поставил на их стол пустую кружку. Дождался, пока эльнеддан нальёт туда своего травяного варева, поразглядывал и понюхал, всем своим видом выражая сомнение, потом сделал маленький глоток. Помрачнел, поморщился, потом заметил, что все с любопытством смотрят на него, и махнул рукой:

— Угораздило же связаться! Знал ведь, с эльнедданами гиблое дело спорить… Забирай, твоя взяла… но не ещё налей!

Эльнеддан рассмеялся, косоглазый пустил кружку с к’хетом по кругу, и около их стола стали собираться любопытствующие. Но прежде всех остальных эльнеддан налил к’ета Скаю.

— Держи, малыш. Ты хорошо поработал.

К’хет был горячий, и Скай с непривычки обжёг язык, но всё равно было восхитительно. Походило на орехи в меду и бруснику, только лучше. Скай глубоко вздохнул и наконец почувствовал, что жив. Он согрелся, был сыт, все оставили его в покое, предводительская заколка осталась при нём, и скоро он отправится в Сваттаргард. Ему хотелось вопить от радости, но он сдержался.

К’хет закончился, всеобщее оживление поулеглось. Эльнеддан поднял тэнг к плечу и запел. Самые простые песни, всем известные, но Скай поперхнулся к’хетом и смотрел на эльнеддана во все глаза. Всё его гримасничанье, ворчливость, трескучий рот’н’маррийский выговор пропали, будто примерещились. Он играл и пел так же, как метал ножи, — будто дышал, будто ему и не приходилось прилагать никаких усилий, и смычок в руке танцевал сам по себе, легко и точно, будто клинок. В общем, неудивительно, что когда люди начали расходиться, монеты забарабанили по их столу, как градины. В основном медяки, конечно, но были и две серебряные луны. Скай и не думал, что можно за один вечер заработать такую кучу денег.

Но эльнеддана они не особенно взволновали. Он встал, с наслаждением потянулся, хрустнув суставами, и подал Скаю тэнг со смычком.

— Убери-ка. Да поосторожнее с ним — этому тэнгу цены нет. Хоть царапина на нём будет — голову откручу, будь ты хоть четырежды высокородный.

Скай бережно убрал тэнг со смычком в кожаный чехол, а эльнеддан тем временем сгрёб со стола монеты и отнёс их на стойку. Трактирщик целую вечность считал их, пересчитывал, делил, эльнеддан зевал не скрываясь, а женщины-подавальщицы ходили от стола к столу, наводя порядок.

На Ская никто не обращал внимания, и сквозь дремотную сытость он вдруг ощутил укол страха. А что, если эльнеддан передумает? С чего я вообще взял, что ему можно верить?

— Эй! как тебя там… Не заснул ещё? Идём.

Скай вскочил, спотыкаясь о стулья, и поспешил за эльнедданом.

— Меня Вейтаром зовут…

— Однако же. Ты и правда так упрям, что тебя Нарекли этим тавичьим именем?

— Оно не тавичье, — пробурчал Скай, но эльнеддан только ухмыльнулся и свернул на тесную лестницу.

Верхний этаж был разгорожен дощатыми стенами на несколько комнаток. Побольше, почище и подороже — для гостей с монетами в кошельке, а оставшаяся, длинная и узкая, как ущелье, — для всех остальных. Соломенные тюфяки лежали тут прямо на полу, от закопчённой лампы было больше чаду, чем света, и чтобы пройти в дальний конец комнаты, Скаю пришлось переступать через ноги и головы. Эльнеддан поворошил свой тюфяк ногой, расстелил поверх плащ, скинул сапоги и устроился на ночлег с самым довольным видом.

Скай его настроения не разделял. Его тюфяк был колючий и плоский, как лепёшка, в комнатке скрипели половицы и воняло грязными ногами и мышами.

— Спи давай, Вейтар, а то завтра будешь сонный, как ёлайг на морозе, — весело сказал ему эльнеддан, не открывая глаз.

— Я бы лучше на улице спал, — проворчал он.

— Ха. Эльнедданам брезгливыми быть нельзя — для ремесла негоже. Да ты не бойся, это место проверенное. Здесь почти не воруют и клопов нет.

— Зато всё мышами загажено…

— Ну что ты разворчался, как старая бабка? Смотри, как бы я не пожалел, что взял тебя в ученики.

— Ну и жалей, пожалуйста, — огрызнулся Скай против воли. — Зачем ты вообще со мной связался?

— Из жалости, конечно. Больно уж я мягкосердечен. Это, пожалуй, мой единственный недостаток…

— Из жалости?

— Маиррайсова милость, — выдохнул эльнеддан устало и скосил на Ская глаза. — Ты собрался пересечь Сваттаргард зимой, один, чуть ли не голышом и без полумесяца в кармане, и ты позволяешь первому встречному метать в тебя ножи. Сколько, по-твоему, дней ты этак протянешь?

Глубоко оскорблённый, Скай отвернулся от него и с головой накрылся плащом. Но всё равно слышал, как эльнеддан напевает себе под нос:

— В запруде трусливая рыба жила,

никому не делая зла…