— Ты не можешь меня не взять! Я плыву с вами. Я буду сражаться, как все!

— Нет. Как все дети, женщины и старики, ты останешься в городе.

Скай обещал себе, что будет говорить веско и сдеражнно, но ничего не вышло — ярость захлестнула его горячей волной.

— Я не ребёнок! Мне уже почти четырнадцать зим! После Начала Года я стану мужчиной! Я плыву с вами, я буду сражаться!

— До Начала Года много месяцев, — проговорил отец медленно и отчётливо. — Ты называешь себя мужчиной? Я слышу только слова маленького мальчика.

Скай чувствовал, как пылает лицо, как Хермонд смотрит с презрением на его тощие плечи под детской сартой, на неразношенные сапоги, которые были ему велики, потому что достались от Вайсмора, на нелепо сползающую перевязь с мечом.

— Я плыву с вами, — повторил Скай, не с твёрдостью, как ему хотелось бы, а жалобно. — Я буду…

— Не тебе решать, кто отправляется, а кто остаётся, Скаймгерд Хайтере, — оборвал его отец. — Ты останешься в городе. И вернёшь меч на место. Ты понял меня?

Скай обжёгся о его ледяной взгляд и униженно опустил голову.

Отец прав — конечно! как всегда. Пустые капризы пристали только малышам, не воинам. Закон есть закон. Город подчиняется Предводителю. А сын — отцу. Даже если плакать хочется от несправедливости — но не перед Хермондом же?

— Ты понял меня?

— Да, Предводитель, — выдавил Скай и закусил губу.

— Хорошо. Я оставляю в городе охранный отряд в сто тридцать человек.

Что-то такое прозвучало в его голосе, что заставило Ская позабыть о своих страданиях и вскинуть глаза.

— Разве... разве они могут напасть и здесь?

— Великая Граница не так уж далека. Да, они могут напасть, пока нас здесь не будет.

Отец подошёл ближе и взял Ская за плечи, и взгляд его был таким же тяжёлым, что и руки.

— Такое случалось прежде, как ты помнишь из хроник. Никто не знает, с запада они придут или с востока. И если они придут, ты будешь сражаться вместе со всеми. Защищать наш город. Понятно?

— Да, отец, — выпалил Скай.

Отец разрешил ему сражаться! Отец всё же не считает его никчёмным!

— Хермонд командует защитным отрядом, и ты будешь во всём подчиняться ему. Не опозорь меня.

— Ни за что, отец!

Конечно, старый упырь уж отыграется, но пока Предводитель оставляет его вместо себя, его слово — закон. Это и последний низкородный понимает. За воровство платят золотом, за убийство — кровью, но измену ничем не загладишь. Предатели, позорящие род, прокляты богами. Это сызмальства втолковывают, а Скай же не дурак.

Ещё какое-то время отец смотрел ему в глаза и наконец удовлетворённо кивнул.

— Хорошо. Ну, пора, Хермонд.

* * *

Воин не станет плакать и сокрушаться, как женщина, сердито говорил себе Скай, бродя по унылому берегу. Воины никогда не плачут. Им это не пристало. Не смей.

Небо потеряло голубизну. Наползающие с запада, от Великой Границы, тучи становились всё плотней. Тяжёлые, грязно-серые, они ловили солнечные лучи, как сети — рыбу. Море тоже потемнело, перекатывало по горбам волн клочья белёсой пены. Волны с гулом набегали на берег, по щиколотку окатывая босые ноги. Скай уже весь закоченел на холодном ветру, но уходить не хотел.

Крохотная бухта находилась к югу от причала. Угрюмая скала здесь спускалась почти отвесно к узкой полоске суши, которая во время прилива полностью скрывалась под водой. Тут были сплошь мелкие камешки, скользкие и колкие, и Скай, не в силах усидеть на месте, расхаживал по ним из стороны в сторону. В хорошую погоду мальчишки спускались сюда на спор, но Скай знал, что сегодня тут никого не будет. Потому сюда и полез — чтоб никого не видеть. А теперь не представлял, куда себя деть.

Сверху, с обрыва, Скай смотрел, как отправляются корабли. Как жрецы выпевают благословения. Как по сходням поднимаются воины, в дорожных плащах и в полном вооружении. Как раскрываются паруса, и на каждом вышит ваарский герб — белое дерево, в ветвях которого сокол раскрывает пламенные крылья, а корни обвивает морской змей в синей чешуе. Это обличья богов, которым служит народ Ваара, — огнеглазого Отонира и многоликого Имлора.

Но сейчас даже мысль о богах не придавала Скаю уверенности. Никто в целом свете сейчас не скажет, вернётся ли отец с войны. Ни жрецы, творящие благословения, ни наместник в далёком Канойдине, никто из столпившихся на берегу людей.

Потом женщины начали плакать, и Скай ушёл.

Он со злостью пнул крупный камешек. Чего все они стоят по сравнению с матушкой! Матушка никогда не плакала. Даже когда провожала отца и троих старших сыновей на войну. И когда потом был страшный голод, и они только и ели что рыбу да траву, как багрянцы. И когда она заболела во время поветрия стремительной бледной хворью. Когда лекарка только руками разводила при виде отца. И хвалёная ведьма из-под Эйнатар-Тавка не сумела её вылечить, сколько ни выла, размахивая руками.

Потому что нету никаких ведьм! Бабьи сказки — вот что это такое. Только малыши в это верят — в колдовство, и в ведьм, и в волшебные лекарства!

Скай зарычал сквозь зубы и со всей силы наподдал ногой по камнешкам. Они брызнули во все стороны, но легче не стало. Он ударил ногой ещё раз. Не бывает никаких ведьм! Не бывает никаких ведьм! Не бывает никаких...

— Ох!

От неожиданности он сел прямо на мокрые камни. Во всю ступню наливался алым глубокий порез, а из-под камешков торчит корявая ветка, обточенная водой.

— Вот ведь, сети драные, до чего... — проворчал Скай, но осёкся на полуслове.

Среди бурой и серой гальки блестело яркое пятнышко. Камушек, гладкий, как стекло, полупрозрачной зеленоватой голубизны, будто вода в бухте в спокойные дни, и в нём маленькое отверстие, почти круглое.

Скай мигом забыл о боли. Он положил камень на ладонь осторожно, как великую драгоценность, таким он казался хрупким. Как ярмарочный леденец, но куда тяжелее.

Он не верил своим глазам. Да ведь это же Звезда Тишины! Камень, приносящий удачу во всяком деле. Заполучишь такой камень, говорят в народе, — можешь не бояться, что утонешь на море. И обмануть тебя никто не сможет, ведь на что ни взглянешь через отверстие в камне — всё увидишь, какое оно есть на самом деле.

Скай, конечно, тут же поднёс камень к глазу, но море, скалы, руки, Вайсморовы сапоги на большом сухом валуне — всё осталось по-прежнему.

Ну и ладно. Всё равно во всём городе никто Звезду Тишины и в глаза не видел, даже старый хронист Ханагерн. Бейнел, конечно, как напьётся в Рдяницу, любит рассказывать, как нашёл Звезду в молодости, — но всем известно, каким болтуном он делается от хмеля. Вот у него глаза-то на лоб полезут, когда Скай придёт и…

Вот только Бейнел ушёл на войну на одном корабле с отцом.

Скай сжал камень в кулаке. Ему сразу расхотелось хвалиться своей находкой. До того ли теперь, когда ушли корабли? Может, потом когда-нибудь…

Он натянул сапоги, сунул камень поглубже в карман и начал карабкаться наверх.

* * *

Толпа с причала уже разошлась, и на улицах возобновлялась обычная суета. У воды стояли только старые рыбаки и хмурились на неспокойное море. Ветер крепчал и трепал их бороды и залатанные рубахи. Рыбачить сегодня — в день проводов — никто не вышел. Дурная примета.

Скаю нравились городские старики. Хотя говорят они мало, а смеются и того меньше, но о море всё знают. И никогда от себя не гонят, если кто придёт помочь, даже неумеючи.

Сегодня море ворчало и выглядело так зловеще, что Скай, передёрнув плечами, поскорее повернулся к нему спиной. Он бы охотнее с жизнью расстался, чем признался в этом вслух (кому угодно, даже Тальме, хоть они и лучшие друзья), но море вызывало у него тошнотворный, леденящий ужас. Каждый раз, как ему приходилось плавать или садиться в лодку, сердце чуть не разрывалось от страха. И стыда.

Озираясь, никем не замеченный, Скай прокрался к старому лодочному сараю.