Скай помедлил, прежде чем задать следующий вопрос.

— И… ты их видела? Тех… кто…

Лицо девочки омрачилось.

— Они — живущие-под-крышей, но не такие, как вы. И не такие, как Хиллодор. Днём они очень весёлые. Думают, что всё ещё Прежние Времена, песни поют. А ночью — как… ну вот как туман тает, и память к ним возвращается. И так уже много, много смен листьев подряд.

Так вот в чём дело, подумал Скай с раскаянием. Верно, ведь тот воин, которого я повстречал у крепости, был со мной приветлив, помог мне найти дорогу. Он ведь не виноват, что выглядит… мертвецом. А я-то перепугался, как курица. Убежал… ещё вопил по дороге… Хорошая получилась благодарность.

— Ты тоже Слушаешь? — спросила девочка с любопытством, и он вздохнул.

— Нет. Просто думаю.

— А про Хиллодор ты тоже думаешь? Тебе у нас нравится?

— Да, — честно ответил Скай, — очень.

— Ты останешься? Я научу тебя Слушать. И нашим песням. И в крепость можем пойти, если ты хочешь, но это лучше в солнечный день…

Эта мысль была такой радостной, только что-то мешало ему согласиться, он никак не мог понять, что. Какое-то смутное воспоминание, докучливое и болезненное, как старая заноза. Скаю казалось, что он вот-вот поймёт — но тут он наткнулся взглядом на старика. Он стоял совершенно неподвижно. За массой спутанных, как стебельки, длинных волос и бороды, было не разглядеть ни рук, ни ног, даже его одежда позеленела от мха. Но Скай мог разглядеть сморщенное коричневое лицо с закрытыми глазами. Безмятежное? безучастное? Глубоко задумался? спит? Или…

— Почему тот старик не двигается с места? — вполголоса спросил Скай у девочки.

— Так происходит.

Он оглянулся на голос и узнал женщину, которая привела его сюда. Она знаком показала девочке уйти, и объяснила Скаю с улыбкой:

— Все мы стараемся расслышать дыхание Ирконхер-под-Землёй. Чем лучше мы слышим его, тем сильнее наш разум срастается со всем живым, а потом и тело тоже. Ты человек со светлой кожей, всю жизнь проживший под крышей. Нет ничего удивительного, что тебе сложно это понять.

— Вы… превращаетесь в деревья?

— Мы не перестаём быть одним и не начинаем быть другим. Наш облик мало что значит для Ирконхер, это лишь сосуд для живой крови. Наше дыхание сливается с Дыханием Ирконхер, наша кровь становится единой с кровью земли, но мы не перестаём быть Хиллодор.

Холодок пробежал у Ская по спине. Он совсем другими глазами посмотрел на деревья, шелестящие кронами в вышине.

— Так все эти деревья — это ваши предки?

Женщина улыбнулась.

— Я отвечу так, чтобы тебе было понятно. Не все. Но здесь и вокруг Колодцев — многие.

Скай попробовал представить себе, что все его родичи не умерли, а превратились в деревья. И мать, и Вайсмор, и дядя Гхайт…

Но как бы они тогда вернулись к Имлору? И чем бы мы топили печи? И как…

— Ох, теперь я понимаю, почему она заплакала из-за свирели…

— Хочешь остаться здесь?

— Да, только…

Точно уголёк ожёг его под сартой. Скай вскрикнул и вытащил из-под ворота висящую на шнурке Звезду.

Солнечный день вокруг него разом померк, разлетелся трухой. Глупец! в отчаянии подумал Скай. Какой же я болван! Мне-то здесь хорошо — а Колдун как же? Мне ведь нужно в Канойдин, как можно скорее! Я должен торопиться, а не тратить попусту время! Я потерял почти два дня! На два дня дольше Колдуну придётся лежать в доме без двери и очага, в городе из белых камней, как в склепе!

— Мне надо идти. Прости, госпожа, но я должен торопиться.

Он заметался между деревьями в поисках своих вещей. В спешке накинул плащ на плечи, забросил сумку за спину и повернулся к женщине-зеленоволосой. Она следила за ним с любопытством, но не делала попыток ничем помочь.

— Мне нужно к реке, — жалобно сказал Скай. — К ручью. Тут где-то должна быть дорога от крепости, я… сбился с неё в грозу. Но вы ведь знаете тут все тропы, верно? Ты… покажешь, в какой она стороне?

Женщина покачала головой.

— К дороге ты сегодня не выйдешь.

— Почему? Мне не нужно, чтоб провожали, просто скажи, в какую сторону мне идти, госпожа… Пожалуйста! Я очень спешу!

— Мне жаль, — мягко сказала зеленоволосая, — но к дороге ты сегодня не выйдешь.

— Почему? — воскликнул Скай, растерянный и злой. — Что это значит?

— О, в этом нет ничего необычного. Просто все тропы сокрылись перед дождём. Хиллодор никого не впускает и не выпускает. Тебе придётся подождать до утра. Не тревожься, завтра мы проводим тебя коротким путём.

Скай не собирался сдаваться так легко. Он готов был требовать, бесноваться, если придётся — прорубать дорогу мечом… Но он уже заметил, что чувства в этом лесу угасают быстрее, чем взлетающие над костром искры. Гнев угас, и на смену ему пришли усталость и уныние. Ничего не поделаешь с целым лесом сразу. В конце концов, Белая Госпожа велела не торопиться. Сказала, они с Колдуном могут сколько угодно ждать.

— Я вижу, ты огорчён, — с сочувствием сказала зеленоволосая. — Мне жаль, что ты не можешь отдохнуть в Хиллодор дольше. Земляная Мать исцеляет все огорчения.

— Мне некогда отдыхать. Я должен спешить, а ты не хочешь указать мне дорогу.

— Хиллодор нет дела до наших желаний, — ответила она с улыбкой и легко тронула Ская за плечо. — Но Хиллодор мудрее нас. Время, проведённое здесь, не бывает потрачено впустую. А теперь, если хочешь, ступай за мной. Тебя ждут.

— Кто меня ждёт? — слабо удивился Скай.

— Слушающие. Им нужно услышать твои слова.

Кругом было светло и мирно, точно так же, как и вчера, так же тонко пахли цветы, и зеленоволосым, занятым своей жизнью, не было до Ская никакого дела. Но сегодня он шёл, стиснув зубы и глядя прямо перед собой. Казалось гнусным, что ему может быть спокойно и радостно, пока Колдун лежит посреди холодных камней, погружённый в непробудный сон. Это было чем-то сродни предательству.

Деревья расступились, и теперь Скай следом за женщиной поднимался на залитый светом холм, весь белый от цветов. То там, то здесь стояли, греясь на солнышке, старики. Некоторые из них были совсем неподвижны, но другие провожали Ская взглядом, и от этого ему становилось теплее.

На самой вершине холма, их ждал ещё один старик, не просто старый — древний на вид. Его руки, сложенные на груди, были узловатыми, коричневыми и грубыми, и Скай подумал со смесью жути и любопытства: превратился он уже в дерево или ещё нет?

Но старик дышал, медленно и глубоко. Очень долго Скай не слышал ничего, кроме этого размеренного дыхания, шума ветра и жужжания пчёл где-то поблизости. Он не знал, чего ждёт, и робко переминался с ноги на ногу. Он почти уже набрался духу, чтобы заговорить первым, как вдруг старик шумно вздохнул и открыл глаза. Они были медово-золотистые и искрились, как молоко Ирконхер в круговой чаше. Старик посмотрел прямо на Ская и сказал ему, как ни в чём не бывало:

— Ты, должно быть, удивляешься, почему Хиллодор никого не называют по имени? Все живущие-под-крышей этому удивляются. Хиллодор думают о именах иначе, чем вы, — старик с кряхтеньем повёл плечами, будто стряхивал сон, и продолжал своим гулким, рокочущим голосом: — Теперь, однако, мне важно услышать твоё имя.

Скай проглотил комок в горле. Это был первый раз, когда ему предстояло назваться своим новым именем.

— Меня называют Вейтаром, — ответил он через силу.

— Вейтаром? — повторил старик с удивлением, будто пробовал имя на вкус, и отмёл его неторопливым взмахом руки. — Нет, это не то, что мне нужно услышать. Это — пустое слово, ваша игрушка. Оно ничего не говорит мне о крови. Я хочу услышать твоё имя по отцу и роду.

Скай низко опустил голову. Соврать значило поступить как бесчестному трусу. Сказать правду значило стать в глазах зеленоволосых хуже, чем трусом, — изменником и изгоем.

Делать нечего, угрюмо сказал он себе. Теперь так будет всегда. Я больше не сын Предводителя. Надо привыкать.

— Меня изгнали из моего города. Ни отца, ни рода у меня больше нет.