Колдун спал. Казалось, окликни его — и он тут же проснётся с обычным «Вейтар, тавик ты упрямый»…
Скай тяжело вздохнул и вдруг понял, как ужасно, нечеловечески устал. Он вышел из дома на солнце, улёгся под кривой яблоней, взломавшей корнями камень, привалился спиной к нагретому за день стволу и мгновенно уснул.
* * *
Проснулся он рано утром от голода и долго лежал, слушая, как рокочет море снаружи каменной чаши. Он позавтракал печёным агом и очень чёрствой лепёшкой из запасов Колдуна, проверил сумку. Уложил заново огниво, верёвку и всё, что собрала для него Имлат, последние лепёшки, остатки кровяного мха (на случай, если угораздит пораниться) и сушёную рыбу из Фир-энм-Хайта (такая могла не портиться много дней подряд). Набил сумку яблоками с ближайших деревьев и наконец заколол на плече плащ. Со сборами было покончено.
Напоследок Скай пошёл взглянуть на Колдуна, но всё было по-прежнему, разумеется. Он взял принадлежавший Колдуну бурдюк с водой и посмотрел за порог. Белый город казался чистым и нарядным, но на сердце у Ская было мрачно.
Ничего, с силой сказал он себе и коснулся укрытого под сартой камня, тёплого на ощупь. Я очень скоро вернусь. Узнаю, как тебе помочь, и сразу же вернусь, даю слово, Колдун.
Он вышел из дома. Солнце ещё не заглядывало в каменную чашу, но птицы на утёсах уже суетились.
Где, интересно, мне теперь искать ту странную женщину? Подумав, Скай зашагал через площадь в сторону маячной башни. Дома здесь тесно лепились один к другому, а дальше вверх вела лестница с низенькими ступенями. Другая такая же вела вниз и ныряла в каменное ущелье. Сверху, от маяка, ветер доносил чуть слышный голос, и Скай пошёл туда.
Чем выше он поднимался, тем сильнее им овладевало престранное чувство. Ему казалось, что Фир-энм-Хайт, Великий лес, да весь Ваар — всё осталось где-то очень далеко. Ничего общего не было между знакомым ему миром и Сокрытой Гаванью. Весь этот белоснежный камень — застывшее совершенство линий — подходил для любования, не для жизни. Неудивительно, что Нархант не старились, со слабой усмешкой подумал он. Здесь-то, где время не идёт и ничего не случается…
Подъём завершился. Скай оказался на длинном утёсе, поросшем бурой травой. Он нависал над бухтой, которую со стороны моря прикрывали каменные стены. Рядом возвышалась могучая башня маяка, шершавая, издали неотличимая от утёсов, и к ней вела узкая тропа. У башни Скай увидел фигуру в белой одежде.
Женщина стояла на пронизывающем ветру и пела вполголоса. Скай такой песни никогда не слышал. Он остановился в нескольких шагах, силясь разобрать слова. Похоже было на Колдовское Наречие… или нет, совсем не похоже… или всё-таки?..
Скай посмотрел в необъятную — недостижимую — морскую даль, в которой когда-то растворились белые корабли. Он попробовал представить себе сто, двести, пятьсот зим ожидания — день за днём на этом утёсе, не наполненные ничем, кроме ветра и моря и мысли о кораблях, в городе, погружённом в беспробудный заклятый сон — совсем как Колдун… Я бы сошёл с ума, подумал он с пронзительной жалостью.
— Госпожа, я готов идти.
— Отважное дитя, — сказала она с улыбкой и сделала ему знак следовать за собой.
Всё время, пока они спускались в молчании, тоскливая мелодия неотвязно звучала у Ская в ушах.
Они пересекли площадь, поднялись лестницей, которая вела к запустелому и заросшему сорняками саду, и наконец вошли в крепость.
Первый же зал поверг Ская в благоговейный трепет. Он был так огромен, что дальние углы утопали во мраке, а с потолков, высоких, как древесные кроны, блёклыми пятнами светлела осыпающаяся, но в прошлом очень искусная роспись. Не раз и не два в череде арочных коридоров и просторных чертогов Скай видел изваяния из белого камня — высоких людей с величественной осанкой и лицами, вдохновенными и отстранёнными. А может быть, так только казалось, потому что все они смотрели в неведомую даль поверх его головы. Всюду царило запустение, изваяния были густо оплетены паутиной, а слой песка и земли под высокими узкими окнами так велик, что в колонном зале росло чахлое, с бледной листвой деревце.
Наконец женщина остановилась у стены, покрытой сложной резьбой. В своём платье, спадающем каменно-тяжёлыми складками, с крутыми завитками волос, она казалась в пыльной полутьме только одной из здешних статуй.
Она провела рукой по изгибу узора, шепнула что-то — а может, это просто сквозняком потянуло, когда часть стены ушла в сторону, открыв взгляду чёрный зев подземного хода.
Скай поёжился. Мы что, прямо так и полезем в эту… нору? Мы же не крысы… Хоть бы факел зажечь… Он огляделся по сторонам, но скобы на стенах были пусты.
Женщина тем временем подошла к окну. Там в углу подоконника среди трещин и мха белел пушистый шар одуванчика. Она присмотрелась к цветку так и эдак, сорвала его и, неся осторожно, вернулась к подземному ходу.
— А савактаи, конхэ вэур, тэ а лаирай, — сказала она цветку (от этих тихих, но отчётливых слов у Ская волосы зашевелились на затылке) и вдруг дунула.
Пушистые семена разлетелись во все стороны, вспыхивая, как светлячки. Они не осели на пол, а собрались вокруг колышущимся облаком. Скай таращился на них, раскрыв рот. Выходит, я был прав, и она тоже колдунья! И никакой посох ей не нужен…
Женщина вошла в чёрный провал подземного хода, окружённая облаком света. Скай разглядел низкий потолок, выщербленные стены и множество ступеней, ведущих вниз. Он замешкался, зябко кутаясь в плащ.
Вниз — куда?
— Что это?
— Коридор под дном пролива. Этим путём входили в Гавань те, кто не успел пройти по мосту. Ступай за мной.
Но Скай не двинулся с места. К нему подступил липкий, тошнотворный страх. Это не сон. Я в самом деле в одиночку отправляюсь в Канойдин, на другой край Земель. А Колдун остаётся лежать в заклятом сне. С Тишиной в крови.
— Не тревожься о нём, — улыбнулась белая колдунья. — Здесь ему ничто не грозит. Мы дождёмся твоего возвращения.
Голос у неё был добрый, и Скай слегка приободрился. Конечно, я вернусь, твёрдо решил он, спускаясь по ступеням. Очень скоро. И спасу Колдуна. Я прекрасно знаю карты… и у меня есть меч.
— Послушай, госпожа, — позвал он, и его голос подхватило гулкое эхо, — ты не сказала, кого мне следует искать.
— Искать его не понадобится. Дворец Канойдина — его дом.
Скай так оторопел, что едва не потерял равновесие.
— Мне нужно к наместнику?
— Да, — невозмутимо подтвердила колдунья. — Не все знают о том, но Кьятарн Ваарре долгое время жил среди отшельников на Пустошах Рот'н'Марры, когда был юн, и многому у них научился. Мало кто спускался в Сумеречные Глубины так же часто, как он, и мало кто ушёл живым из тех, кому Тишина дохнула в лицо. Если он не сможет дать тебе совета, навряд ли это сделает кто-либо из ныне живущих, кроме самих детей Тишины. Допустят ли тебя к наместнику, я не знаю; однако мне известно, что у него есть дочь. Молва говорит, что она столь же добра, сколько вспыльчива, и часто выходит к людям. Сделай так, чтобы она выслушала тебя. Назови ей имя своего учителя — она поймёт.
— Имя? — в величайшем смятении повторил Скай, спотыкаясь на ступенях. — Откуда мне знать его имя?
— Он не назвал его тебе? — слегка удивилась колдунья. — Тхэльрайн. Тхэльрайном звали его до того, как он вернулся в свои леса.
Точно, вспомнил Скай. Змей называл это имя, но я тогда не понял... Тхэльрайн, последний из ищущих. Тхэльрайн обезумел и ищет смерть?
Спуск кончился, и они пошли узким коридором, действительно похожим на нору. С потолка капало, многие камни были осклизлыми, и Скай то и дело поминал драные сети, спотыкаясь. Но заговорённые семена-светлячки хотя бы разгоняли мрак, летая вокруг. Иногда они щекотали Скаю уши.
Наконец — по его ощущениям, солнце за это время успело подняться высоко — перед ними показалась лестница. Ещё бесконечно долго они взбирались наверх. Скай весь взмок, три раза падал и разбил колено, и только белой колдунье всё было нипочём. Ещё немного усилий — и Скай, отдуваясь и щурясь, окунулся в солнечный свет. Одуванчиковые семена закружились вокруг него и тут же разлетелись, подхваченные ветром.
