Но в этот самый миг грянул первый удар тревожного колокола, а за ним ещё и ещё, пока все звуки не потонули в этом густом, зловещем гуле.
Все, кроме визга Злыдня. Он испустил леденящий кровь вопль, взбрыкнул и вылетел из стойла прямо на улицу. В дверях Ская приложило головой о косяк так сильно, что потемнело в глазах, и он ни о чём не думал кроме того, как остаться в седле. Он лёг на шею Злыдню, вцепился обеими руками, стиснул коленями колючие бока и висел так, мотаясь из стороны в сторону и неистово моля: Имлор Многоликий, не дай мне так глупо умереть!
Мимо мелькали факелы, кто-то кричал им вслед:
— Раай-сар! Вот он!
И ещё:
— Остановись!
Но Злыдень, обезумевший от страха, шарахался от огней и стражников, дико выл под каждый удар колокола, горбил гибкую спину, хлестал хвостом, разбрызгивая во все стороны слюну и остатки тавичьих кишок с морды, и остановить их никто не решался. Скай, смаргивая слёзы, разглядел наконец, что они выскочили на главную улицу. Ворота были прямо перед ними, ещё открытые — через них только что проехали всадники. Скай стиснул зубы и повис на поводьях всем своим весом, направляя Злыдня прямо к воротам.
— Пошёл! — завопил он. — Пошёл! — и лягнул пятками вздымающиеся ёлайговы бока.
Обычно Злыдень считал ниже своего достоинства подчиняться двуногим и из чувства противоречия оставался стоять столбом, пофыркивая и игнорируя все потуги беспомощного всадника. Но сейчас он был перепуган, растерян, а за воротами лежала благостная темнота. И Злыдень, что за его долгую жизнь случалось нечасто, подчинился команде и помчался со всех ног, клацая когтями о камни мостовой. Щёлкнул челюстями на протянувшуюся к узде чью-то руку, сшиб кого-то, пытавшегося заступить им дорогу, вылетел из-за городской стены и бросился прочь. Скай, давно вывалившийся из седла и болтающийся на ёлайговом боку, мёртвой хваткой цеплялся за обжигающую шею. Только бы удержаться, думал он, стискивая скользкие от пота, немеющие пальцы. Только бы…
Но вот страшный гул и звон, крики, люди, огни остались позади. Вокруг была прохладная ночь, полная Младшая луна выглядывала между тяжёлых туч, и тогда самые дальние холмы казались осязаемо чёткими. Скай успокаивающе щёлкал языком Злыдню на ухо, пока тот не перешёл на рысь и не остановился. Скай скормил Злыдню ещё кровавый кусок из сумки, сел в седло как следует и направил ёлайга по верхней дороге. Впереди он видел пятерых разведчиков.
Когда хотел, Злыдень бывал очень быстр и силён. Очень скоро они приблизились настолько, что их заметили. Разведчики перекинулись короткими возгласами, остановили ёлайгов и через минуту уже окружили Ская со Злыднем. Мельгас, насколько было видно в набегающем мраке, хмурился, а остальные смотрели на Ская во все глаза. Всем им было по пятнадцать-семнадцать зим, и все они бывали покусаны и выброшены из седла не раз и не два.
— Как ты его оседлал? — было первое, что спросил Оир. Ему приходилось сдерживать своего ёлайга, потому что Злыдень щёлкал на него зубами и свирепо шипел.
От пережитого страха Скай взмок так, словно купался прямо в сарте, и у него до сих пор все поджилки дрожали. Он порадовался, что этого не видно со стороны, и скромно ухмыльнулся.
— Ты куда пропал, раай-сар? — спросил с другой стороны Вийнир. Он был хорошим наездником, но уже сейчас перерос Мельгаса на полголовы и, скорее всего, сидел в седле последний год. — Мы до самых курганов доехали, тебя ни следа… Болтали уже, будто тебя духи утащили в Лес…
— А что у тебя с лицом? — с любопытством щурясь в свете показавшейся луны, спросил Эльрит. — Чего это оно всё пятнами пошло?
— Это ты видел Проклятых? — перебил Риолг, от нетерпения вставая в стременах; ёлайг под ним чуял его беспокойство, шипел и плясал.
Но Скай смотрел только на Мельгаса. Мельгас командовал отрядом. Всё зависело от него.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он грозно.
— Я еду с вами. Я буду сражаться.
Никто не засмеялся, но почему-то именно сейчас Скай впервые заметил, как ребячливо и нелепо это звучит. Он вдруг до боли ясно увидел себя со стороны: беспомощные оттопыренные уши, тощие руки торчал из измочаленных рукавов сарты и черны от грязи и целебного травяного сока, самодовольная физиономия и того чернее, а при себе у него всего-то и есть что затупившийся нож и вонючая сумка с потрохами.
— Мы ни с кем не сражаемся. Ты что, не слышал приказа? — отрезал Мельгас.
Он был сдержанный и справедливый человек, и Скаю ещё не приходилось видеть его таким суровым.
— Мне приказано быть вместе со всеми, — сказал Скай, вцепляясь в поводья, так что Злыдень недовольно мотнул головой.
Он нарочно не стал уточнять, что приказывал это отец, в зале свитков четыре дня назад, и в гораздо более общих выражениях.
— Хермонд, верно, из ума выжил, если отдаёт такие приказы, — удивлённо пробормотал Вийнир, но Мельгас бросил:
— Тихо, — и снова повернулся к Скаю. — Хермонд отправил тебя с нами без оружия и доспеха?
— Я… я не успел вернуться домой, — соврал Скай, молясь, чтобы никто не заметил его неотвратимо краснеющие уши. — Злыдень испугался колокола и понёс, и… в общем, у меня не было времени возвращаться. Раай-Мельгас, и у нас нет времени, Проклятые…
— Я знаю. Вийнир! Отдай ему свой щит.
Вийнир с готовностью потянулся за щитом, но Оир звонко сказал:
— Давай лучше я, раай-Мельгас. Вийниров ему больно тяжёл будет, а мой полегче.
— Не надо, — попытался было протестовать Скай, но Мельгас сухо сказал ему, расстёгивая заколку на плече:
— Едешь с нами, раай-сар, — исполняешь приказы. Иначе отправлю обратно в город. Связанного, если придётся.
Скай знал, что это не шутка, поэтому больше не спорил. Он смирно подождал, пока Оир поможет ему накинуть плащ Мельгаса и приладить щит за плечами.
— Держись рядом со мной, раай-сар, — велел ему Мельгас. — Вийнир, не отходи от него. Мы за него головой отвечаем. Вперёд.
Они помчались вперёд, стараясь наверстать упущенное время. Скай знал, что должен быть счастлив, что должен уже раздуться от гордости и самодовольства: мне удалось, Хермонд не успел запереть меня в городе, я еду с разведчиками, как равный, я увижу Проклятых своими глазами и, может быть, даже убью одного…
Но он чувствовал только стыд. Я для них — обуза, и это правда — много ли я насражаюсь голыми руками, верхом на самом дряхлом ёлайге в городе? Я — маленький мальчик, который пыжится изо всех сил и для которого это всё как игра на спор. Но сражаться за меня придётся им, и если они меня не уберегут — меня, сына Предводителя, это будет страшный позор. Даже если виной всему — моя собственная глупость. Сражения ещё не было, а Оир уже без щита остался, и вон сколько времени они потеряли из-за меня…
Ну, что сделано, то сделано, твёрдо сказал он себе, крепче усаживаясь в седле. Все мои прошлые мечтания о том, как стать прославленным воином, как всем доказать, что я тоже чего-то стою, как утереть всем нос — это всё вообще не важно. Я должен добраться до Колдуна и не дать им убить его. Он старался не думать больше ни о чём: ни о холодном ветре, продувающем до костей тоненькую сарту, ни о щите, который был тяжёл и неудобен за спиной, ни об отбитом с непривычки копчике. Главное — не отставать от Мельгаса, не мешать. И помнить о Колдуне.
Небо очистилось, и Младшая луна залила всё вокруг своим розоватым светом. На востоке небо посветлело. На распутье отряд разделился: Оир, Риолг и Эльрит свернули на юг объезжать фермы, а Мельгас и Вийнир со Скаем поехали дальше на северо-запад.
Вийнир вдруг издал взволнованный возглас, но Скай уже увидел и сам: впереди зажёгся огонь — сигнальный огонь на дозорной башне. Значит, каким бы там заклятьем он ни воспользовался, Колдун добрался-таки туда! Ну, по крайней мере, он жив. Скай бросил взгляд через плечо, чтобы убедиться, что в ответ зажёгся огонь Фир-энм-Хайта.
Им попадались крестьянские семьи, кто на запряжённых тавиками подводах, кто пешком. Все они спешили к городу. Мельгас окликал их, велел назваться и, Скай знал, прикидывал в уме, на всех ли окрестных фермах слышали тревожный колокол. Память у Мельгаса была на зависть многим. Они объехали две крошечные фермы и две крупные. Три из них были пусты, на одной колокола не слышали, и Вийниру пришлось будить хозяев, колотя черенком вил в двери и ставни. Едва они услышали о Проклятых, как всякое сонное недовольство разом прошло, и начались лихорадочные сборы. Когда разведчики выезжали со двора, им вслед нёсся рёв тавика и отчаянный детский плач, и Скаю от этих звуков стало ещё холоднее, чем было.
