В своей жизни я совершил много достойных сожаления поступков, но потеря ее доверия занимает первое место в этом списке. Мы можем вернуться, я знаю, что можем. Мы все еще те же самые люди, но нужно время. Время, которого у меня нет.

Мне нужно заставить ее вспомнить Дрю, в которого она влюбилась, и надеяться, что этого будет достаточно, чтобы она рискнула.

***

Я просыпаюсь с зевотой и переворачиваюсь, чтобы проверить время.

7.05 утра.

Я уже целую вечность не спал больше пяти часов подряд, но прошлой ночью мне это удалось. Чувствую, что наконец-то вернулся домой.

Рядом со мной раздается легкий храп. Дилан все еще спит. Она наверняка выйдет из себя, когда поймет, что я здесь, так что я решил, что могу дать ей повод для серьезных претензий. Она лежит ко мне спиной, поэтому я поступаю так, как поступил бы любой хороший муж, и накрываю своим телом каждый сантиметр Дилан. Я буквально застонал от ощущения ее мягких изгибов на своем теле. Она такая теплая и знакомая. Она шевелится в моих объятиях, и я немного отодвигаюсь, когда она переворачивается ко мне лицом.

— Дрю. — Она сонно улыбается, когда ее глаза встречаются с моим лицом.

Сердце колотится о мою грудь.

— Доброе утро, принцесса, — шепчу я, ожидая, когда этот идеальный момент прервется.

Она сонно моргает, и я наблюдаю, как она приходит в себя и осознает, где она и кто здесь с ней.

— Энди! — кричит она. — Какого черта ты делаешь в моей постели?

Я хихикаю:

— Я же говорил тебе, что не буду спать на диване.

Она пытается отползти от меня, и я делаю все возможное, чтобы ей это не удалось.

— Расслабься, принцесса, ты заснула на кресле, и я уложил тебя в постель, а потом, видимо, заснул и я.

— Это ужасно удобно.

— Ты абсолютно права. — Я подмигиваю ей.

Я отпускаю ее, она переворачивается на спину и смотрит в потолок. Откидываю одеяла и не спеша иду к двери, на ходу стаскивая боксеры со стула.

— Боже, ты спал голым?

Я поворачиваюсь назад, чтобы она могла хорошо видеть:

— Всегда. Ты же знаешь.

Она разочарованно выдыхает и закрывает лицо рукой, чтобы прикрыть глаза. Я хихикаю, продолжая свой поход в ванную.

— Ты спал голым в тюрьме? — спрашивает она меня.

— Зависит от того, насколько симпатичным был мой сокамерник, — смеясь, отвечаю я.

— Я тебя ненавижу.

— На самом деле ты меня любишь, — дразню я ее.

Выхожу в уборную и натягиваю боксеры, пока она не решила, что хочет нанести реальный ущерб чему-то, кроме моего слуха. Сейчас она мечется по своей комнате и выкрикивает вереницу ругательств, которые сложно разобрать. Я тихо хихикаю. Старая, добрая Дилан.

Я успеваю сварить кофе до того, как она наконец находит меня. Протягиваю ей горячую чашку, когда она останавливается передо мной:

— Кофе? — Я протягиваю чашку, словно предлагая мир.

Она прищуривается, но берет чашку, не говоря ни слова. Рад видеть, что она не сильно изменилась с тех пор, как меня не было.

Дилан всегда была разъяренной стервой перед первым кофе за день, и это, очевидно, по-прежнему так — даже если бы я просил об этом в данном конкретном случае.

Она стонет в знак признательности:

— Может быть, ты и полный придурок, но кофе ты все равно готовишь как гений.

Я подмигиваю ей:

— Ты всегда говорила, что я хорош для двух вещей… кофе и секса…

— Не надо, — обрывает она меня предупреждающим взглядом. — Не начинай.

— Ой, да ладно, принцесса. — Я посмеиваюсь. — Разве ты не хочешь взять на пробу мой другой талант? Проверить, есть ли он у меня еще?

Она плюхается задницей на барный стул и смотрит на меня поверх чашки:

— Ну, если ты так предлагаешь, как я могу сказать нет?

— Сарказм, — отмечаю я.

— Ничто не проходит мимо тебя. — Она закатывает глаза.

Я делаю глоток кофе. Она права: я чертов гений.

— Я терпеливый человек, Дилан, я могу подождать.

— Ты будешь ждать, пока не умрешь, — бормочет она себе под нос.

Я ухмыляюсь ей. Мне нравится, когда она такая — огонь и дерзость.

— Я собираюсь на работу, — ворчит она, соскальзывая со стула, все еще глядя на меня смертельным взглядом.

Ну блин.

Восемь часов разлуки мне ни в малейшей степени не помогут. Я не продумал это. Она нужна мне со мной, а не на чертовой работе.

— Возьми выходной, — предлагаю я, следуя за ней.

Она усмехается:

— Вряд ли.

— Пожалуйста? — Я попробую другой такт.

Она останавливается как вкопанная и разворачивается ко мне лицом, тыкая пальцем мне в грудь.

— Слушай, наглый мошенник, я ни за что не останусь дома из-за тебя. Я люблю свою работу, а тебя я люблю гораздо меньше.

Я знаю, что ее слова должны ранить, и где-то в глубине души, вероятно, так и есть, но на поверхностном уровне все, что я могу сделать, это ухмыльнуться.

— Если ты хочешь сидеть здесь в трусах целый день, то, пожалуйста, будь моим гостем, а я собираюсь на работу.

Она снова разворачивается, ее растрепанные рыжие волосы хлестнули меня по лицу.

Дилан в спальне, и дверь за ней захлопнулась прежде, чем я успел даже моргнуть. Знакомый запах клубники, смешанной с кокосом, парализовал меня. Женщина может ненавидеть меня до глубины души, но, черт возьми, от нее так хорошо пахнет.

***

— Ты готовил?

— Конечно, я, бл, готовил, — рычу я из-под капота BMW, над которым работаю. — Это моя новая суперсила.

— И?

— Что?

Я вытираю пот со лба тыльной стороной руки и смотрю на него.

— Она была вся в твоем мясе или что? — Он подмигивает мне.

— Господи Иисусе, Стоунзи.

— Что? — спрашивает Джефф, изображая возмущение. — Я хочу знать, проехала ли она на мясном поезде до самого соусного городка.

Официально: мой лучший друг — недоумок.

— Ей понравилась еда, — твердо говорю я ему.

— А потом она несколько секунд пробовала твою салями? — спрашивает он с надеждой.

Клянусь, этот парень больше беспокоится о моей сексуальной жизни, чем я сам.

— Поговори о моей жене и моем члене еще раз в одном предложении и посмотри, что произойдет, — предупреждаю я его.

— Ладно, ладно… не будь таким обидчивым, Вуд. — Он смеется, занимаясь своими делами. — Боже.

Он молчит не более нескольких минут, прежде чем снова заводит:

— Так ты спал на диване, да?

— Я должен был это сделать.

— Ой, чувак, но ты не послушал?

Я наклоняюсь к двигателю и приподнимаю бровь:

— А ты как думаешь?

Он качает головой от удовольствия:

— Как все прошло?

— Никак, — говорю я.

— Ты храбрее меня, Вуд. Я до смерти люблю твою женщину, но, черт возьми, она меня пугает.

Она меня тоже пугает, но по причинам, о которых я не хочу думать, и которыми я определенно не хочу делиться с идиотом передо мной.

Я киваю головой в знак согласия:

— Я уже провел одну ночь и даже не близок к тому, чтобы разрушить ее стены.

— Эта женщина теперь чертов каменщик, — бормочет он про себя.

Я прислоняюсь бедром к гладкому автомобилю и оцениваю текущую ситуацию. Возможно, я кормил ее и спал в ее постели прошлой ночью, но это единственное, что я пока изменил в ее жизни. Еда и сосед по постели не смогут убедить ее, что нам следует оставаться в браке.

— Она просто будет продолжать жить своей жизнью и ждать меня, — думаю я вслух.

Он пожимает плечами.

— Что, черт возьми, мне делать?

Он снова пожимает плечами, затем берет гаечный ключ и приседает, чтобы заглянуть под машину, над которой работает.

— Я не знаю, но ты не вернешь свою жену, возясь с этим двигателем, братан, я тебе это точно говорю.

Он прав. Я знаю, что он чертовски прав.

— Мне нужна неделя отпуска, — говорю я ему, когда у меня появляется план.

Он даже не удосуживается оглянуться на меня.

— Ты уже весь первый год отлынивал, какая еще неделя? — он меня подстрекает.

Я сопротивляюсь желанию швырнуть в него деталь двигателя, которую держу, и вместо этого соглашаюсь сказать: